Александр Иванов - Неизвестный Олег Даль. Между жизнью и смертью

• Название: Неизвестный Олег Даль. Между жизнью и смертью
• Автор: Александр Иванов
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-49510-8

В книге, составленной А. Г. Ивановым, приводятся уникальные свидетельства о последних годах популярнейшего советского актёра Олега Даля, которому в 2011 году исполнилось бы 70 лет. Артиста вспоминают близкие, друзья, коллеги по театру… Впервые исследуется волнующая многих поклонников Даля тема — загадка его неожиданной смерти. Одна из последних киноролей Даля — обаятельного негодяя Зилова в «Утиной охоте» Вампилова («Отпуск в сентябре») — оказалась для него роковой…

---

Олег пел песни, свою знаменитую «Ах, какая мамка нехорошая». А у меня уже была дочка, которой исполнилось три года. И когда мы с Олегом ссорились или были у нас какие-то споры, он всегда брал гитару, смотрел на меня и пел:

— Ах, какая мамка нехорошая!!!

И поэтому, когда я думаю, почему Олег оказался там, на этой картине, в общем-то, среднего сценария, как я уже говорила, никакой загадки не возникает. Ну, вот так получилось: лето, Одесса, молодость, все — хорошие актёры… Саша Демьяненко, Миша Кононов — все друзья. Но, как ни парадоксально, фильм, в общем-то, потом получился и для того времени был очень популярен у молодёжи. Картина была не «глубокая и умная», но какая-то искренняя, молодая, то есть как мы чувствовали себя в те годы — так оно и вышло. Исидор Маркович Анненский, как теперь говорят, «не мешал». И потом, мы сейчас так говорим немножко пренебрежительно: Анненский… Но, если разобраться, ведь он не такой уж «слабый режиссёр». Его фильмы вошли в историю кинематографа. Это нам тогда по молодости казалось: ах! Тарковский, Калик, Хуциев — вот гении! Тогда это всё только начиналось. А этот — старик какой-то… А «старику» тогда было лет пятьдесят пять… Как нам сейчас. Поэтому тут нет никакой загадки. Было прекрасно, что мы тогда встретились, и это осталось на всю жизнь.

Прошли годы. Иногда мы с Олегом встречались в Москве, в Ленинграде, и каждый раз при встрече он долго, как только он умел это делать, смотрел мне в глаза, печально улыбаясь, и говорил:

— А помнишь, тогда?.. Тогда, помнишь?..

— Помню…

— Тогда… Как было хорошо тогда! Как тогда было хорошо…

Даже когда он смеялся, в глазах всегда была какая-то печаль. Это было с молодости. Печаль или печать печали… Не знаю уж, как сказать… Тайна… Всё это общение с ним было и радостным, и всегда носило характер тайны, потому что всегда хотелось узнать о нём больше, чем ты знаешь, и чувствовать больше, чем ты чувствуешь. Я даже не знаю, как это объяснить…

Мы по работе с ним потом практически не встречались: ни в Москве, ни в Ленинграде. Где-то на фестивалях, естественно, виделись. Всегда виделись в Ленинграде, когда он приезжал… Вообще я по гороскопу — Рыба, человек интуитивный. И, когда мы встречались, я чувствовала, что он знает, что я его не просто очень люблю, а — понимаю. Что-то такое между нами было, в воздухе витало, что давало возможность всегда очень легко друг с другом говорить и общаться. Потому что (я не знаю, как в театре с коллегами) вообще он не был человеком болтливым и просто лёгким в разговоре, нет! Он был труден в разговоре. Он мог делать такие невероятные паузы, когда человеку, который, допустим, его не понимает, было очень трудно с ним общаться. Такие «провалы» между фразами, что человек терялся и думал: слышит он меня или нет? Что мне нужно ответить ему? Или уйти?.. А вот у меня с ним как-то получались эти «диалоги». Мы могли по две-три минуты смотреть друг на друга и прекрасно молчать… И всё было понятно… Глаза удивительные были у этого человека. Душа! Это не глаза — это душа, которая носила в себе всё. Поэтому вся жизнь его, конечно, трагична.

Когда говорят, что с восьмидесятых годов началось вот это «растаскивание его нервных клеток по всей земле»… Оно началось раньше, потому что таким он родился. Он не мог с людьми другого «класса», других представлений о жизни общаться так, как обычно общаются между собой люди. Нет, конечно. Ему было трудно с ними, а на компромиссы он никогда не шёл. И это всё было внутри, всё оставалось в его душе: и непонимание, и зависть какая-то людская. И, конечно, душа его разрывалась от столкновения с этой бессмыслицей, с бездарностью, с глупостью. Началось, по-моему, с того дня, когда он родился талантливым. Таким талантливым человеком, каким он был. Это всегда сложно. Поэтому тому, что началось в восьмидесятые годы и именно как ком понеслось, — кое-что предшествовало, конечно. Предшествовала его несовместимость с бездарностью. Его несовместимость со всеми этими людьми толстокожими, потому что этот человек был рождён не только физиологически тонким и стройным, но и духовно был невероятно тонок, чуток, раним. Да, ему очень тяжело жилось. Но общение с ним доставляло другим людям огромную радость. Огромную радость…

Москва, 5 июля 1990 г.

Валерий Зотов Его любили и враги

С первого момента, как я увидел Олега в жизни, а это была осень 1959 года, он держался немного в сторонке. Не то чтобы обособленно, но чуть-чуть сам по себе.

Я это отношу к какой-то его скромности. Ведь в ту пору никогда никаких конфликтных ситуаций не было, и жили мы все студенческой братией, к которой он, кстати, ярко выраженно не принадлежал никогда. При возникавших разговорах с ним я понимал, что он гораздо взрослее… Вот это — точное определение, потому что надо учитывать такую вещь: я — на втором курсе, он — на первом. А к младшекурсникам у нас отношение несколько снисходительное, ну, хотя бы в силу возраста. Это обычно для всех театральных вузов. Поэтому отношение к Олегу как к младшему строилось не на том, что он — Даль, а просто из соображений того, что он моложе на год.

Так же относился и он:

— О-о-о… Такой-то уже на четвёртом курсе!

Прошло четыре года. И Олег стал старшекурсником — дипломником. И встретились мы с ним на съёмках картины «Первый троллейбус».

Для меня это был фактически первый экранный опыт. Правда, годом раньше я снимался в фильме «Увольнение на берег» с Владимиром Высоцким, который тогда вообще никем не был (в том смысле, каким его знают теперь).

Великого опыта не набрался. Поэтому и на «Троллейбусе» всё это съёмочное дело не понимал и представлял себе плохо. Казалось, что вокруг происходит что-то весёлое, ох! Забубённое!..

Приехал в Одессу и словно окунулся в компанейскую киношную среду: Герка Качин с его потрясающими эпизодами; Валя Брылеев, который десять лет не сходит с экрана; Володя Колокольцев, только что прогремевший в «Зелёном фургоне» и «Когда разводят мосты»… Вот это жизнь! Вот это парни!

И — Олег Даль, который был всегда очень серьёзен. У него была характерная роль, но всё равно он держался с нами на некоторой, если не дистанции, то — грани. И уж глупостей себе не позволял никаких.

Я тогда ещё не понимал многих вещей, думал, что всё вокруг легко и просто. Ну, жизнь потом научила…

Зато насчёт Олега быстро усвоил вот что: человек полностью в работе и абсолютный профессионал по своему отношению к делу и к Искусству. По сравнению со всеми нами — небо и земля. Может быть, это в природе его было, а может, таков был его Талант, но только после первой же съёмки стало понятно: куда нам до него!

Хотя! Вот случай из того же лета 1963 года.

Стоим на съёмочной площадке. Ждём Даля. Нет его полчаса. Анненский посылает узнать: куда он делся? Час ждём… Полтора ждём…

Несмотря на то, что у меня с этим городом связаны лучшие впечатления, Одесса — город коварный и не такой простой, как кажется. Короче, через два часа Олега привозят. В сопровождении милиции. И наголо обритого.

Гримёр в ужасе! Потому что он снимался вчера — волосы были. А сейчас — в кадр становиться, а снимать уже нечего!

Эпизод — запоминающийся, потому что человек очень дисциплинированный и крайне профессионально относящийся к делу. Для всех это был такой шок непонимания: как это могло произойти?!

Всем было смешно, но уж Анненскому точно было не до веселья. Нашли какой-то паричок, как-то вывернулись. Но, как говорится, момент был. И было удивительно, что Олег сам себе это позволил, потому что, по слухам, когда он попал в отделение, его обрили не столько из-за хулиганства, сколько из-за того, как он там себя вёл и держался. Поэтому я и говорю: в Одессе можно так наткнуться, что потом всю жизнь вспоминать будешь.

«Куряжские» мои воспоминания о Дале таковы: ходит человек, не бузит, ничего такого не делает и немножко как-то выпадает из окружающей среды. Может быть, он и был активным в розыгрышах и в досуге, но при мне Олег вообще не очень открыто держался. Или я был вызван куда-то со съёмок и просто не стал свидетелем его жизненных выплесков.

У нас в картине снималось много маститых экранных актёров. Тут тоже есть своя интересная линия. Взять, например, Станислава Чекана. Он всегда старался быть в нашей компании, причём именно в мероприятиях, к кино никак не относящихся. А человек он был уже взрослый, сын у него, и созванивался он с кем-то, и ставка у него была особо крупная по тем временам… И вот он старался все наши безобразия, грубо говоря, поддерживать. А у Даля этого не было. Не было! При том, что Олег был с очень тонким чувством юмора и прочая, и прочая. Вот отношение Чекана и Даля — к делу, съёмкам, профессии. И эта разница для меня была значительной.

Ведь у нас даже стиль такой: все всегда делают вид, что всё в кино легко и просто. Да, Господи! Да щас!.. Теперь-то я понимаю, что это обман. Но я на него по молодости поддался. А потом понял, что всё это не так, что всё это профессиональные хитрости. И тот же Чекан всегда был себе на уме. Но это — потом, а тогда… Ах, какая богема! Ох, как всё это хорошо! Ух, какие деньги! И все — мне одному! Ой, таранька! Ой, пиво! Ой, сухие вина!