Михаил Озеров - От Гринвича до экватора

• Название: От Гринвича до экватора
• Автор: Михаил Озеров
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1984

В основе книги Михаила Озерова "От Гринвича до экватора" — жизненный материал, почерпнутый в результате поездок писателя, публициста-международника (Индия, Шри Ланка, Вьетнам, Кампучия и др.). Большой раздел книги посвящен современной Великобритании. Немалый интерес представляют главы, рассказывающие о ФРГ, Италии, Испании, США, Австрии, Голландии.

За первое издание книги М. Озерову присуждена премия Ленинского комсомола 1982 года.

---

Учительскую превратили в место допросов, там с помощью кнута, цепей, наполненных водой каменных канистр и ядовитых змей у человека вырывали «признание».

Соорудили и «комнаты художеств». В них заставляли рисовать и ваять Пол Пота. Под потолок — изделия из бронзы: светильники, подносы, чернильные приборы, статуэтки. Это был материал, из которого отливали бюсты «вождя нации». На стене — портрет натуры. Если рисунок не получался, заключенного тут же убивали, а те, кому он удавался, продлевали свою жизнь на несколько дней. Живым отсюда не вышел никто. От жертв остались лишь регистрационные карточки, на каждой — фотографии: узник в профиль и фас и краткие сведения о нем. Обращает внимание графа «причины ареста». Обычно она не заполнена.

Сделать из школы центр умерщвления — даже гитлеровцы не были столь изобретательны! Но этому варвару карты в руки, он в прошлом — учитель. Потому Ий особенно любил казнить детей, всегда лично наблюдал за этим процессом. Потому приказ «Пытайте и убейте этого человека» он формулировал так: «Его надо перевоспитать».

…В лагере для военнопленных я встречался не только с Ыоном и теми, кто безропотно выполнял приказы Ия. Были тут и полпотовцы, которые отказались участвовать в войне, сами сдались вьетнамцам. Разговаривал я и с четырнадцати-пятнадцатилетними «солдатами». Явно не от хорошей жизни Пол Пот отправлял на фронт детей!

Пленные, захваченные уже после свержения режима, не имели ни малейшего представления о том, что происходит в стране. Мне показали листовку, которая начиналась так: «Защитники Пномпеня 2». Какого Пномпеня 2? Оказывается, бандитов продолжали уверять, будто они обороняют окрестности столицы. На самом же деле их отбросили в самые отдаленные уголки страны, но и там преступников настигало возмездие.

Рассвет после ночи

— Здравствуйте, я буду вашей переводчицей.

Эти слова девушка сказала по-русски. В городе, где практически все образованные люди были убиты, это прозвучало настолько неожиданно, что я вздрогнул.

— Наверное, вы учились у нас?

— Да, в балетной школе при Большом театре. В семьдесят втором году вернулась в Пномпень и стала преподавать классический балет. А потом наступил семьдесят пятый.

Она замолчала. Девушке явно не хотелось вспоминать о том времени, и я решил не задавать вопросы.

— В Москве меня называли Таня, — сказала она.

— А как ваше настоящее имя?

— Кэм Тана.

Я встретился с ней в день, когда в Кампучии впервые после четырех лет полпотовщины отмечали Новый год. Этот самый большой и щедрый на земле кхмеров праздник приходится по лунному календарю на середину весны с 13 по 15 апреля.

Выезжаем с Тана из Пномпеня. Женщина поливает водой ребятишек. Чуть подальше мальчик поднимает из колодца ведро и тащит его к хижине. В Новый год надо как следует вымыться, чтобы оставить в прошлом все грязное, плохое.

Идем за мальчиком. Хижина вроде избушки на курьих ножках из русских сказок: стоит на высоких сваях. Фасадом она повернута на восток. Так построены в Кампучии почти все пайотт — крестьянские домики. Сваи защищают жилище от наводнения, предохраняют от сырости. Кроме того, хижину на сваях лучше продувает ветер, да и для тигров и кабанов она недоступна. Число ступенек на лестнице, как полагается по народным поверьям, нечетное.

— Теуль чнам тхмей, — обращается к нам хозяин.

Что это значит?

— С Новым годом! — переводит Тана.

Внутри дымятся ароматные палочки. На стенах — бумажные фонарики, тоже примета Нового года.

Хозяин показался мне стариком: лицо изрезано глубокими морщинами, руки трясутся. Но ему лишь тридцать девять. А постарел он за один день, точнее за одно утро: тогда на его глазах полпотовцы повесили жену и двоих детей. С самим Куок Ронаем, младшим сыном и дочкой обещали расправиться в следующий раз.

Ради детей надо продолжать жить. И семья, как полагается в Новый год, в нарядной национальной одежде. На хозяине — сампот, кусок светло-коричневой ткани, обернутой вокруг бедер, конец ее пропущен между ног и закреплен на поясе: получается нечто вроде коротких до колен штанов. На мальчике тоже сампот, на девочке юбка — саронг, в волосы вплетены цветы.

Хижина убрана, «очищена» для прихода бонзы. Раньше монахи всегда являлись в этот день, чтобы прочесть молитву в память усопших членов семьи. Но то было раньше. А сегодня откуда взяться монаху, если почти все бонзы убиты?

— Извините, мне нечем угостить вас, — удрученно разводит руками хозяин.

Праздничного стола в хижине нет: ни рыбы специального засола, ни вареных овощей, ни папайи — всего того, что кхмерские хозяйки обязательно готовили к Новому году.

Нет ни вина, ни водки. Правда, алкогольные напитки кампучийцы всегда употребляли умеренно; в общем, они нация «непьющая». По сей день верно то, что еще в X веке писал о них арабский путешественник: «В городах и во всей империи не найти ни одного распутника или пьяницу».

— У нас дун тиэ и того нет, — продолжает извиняться Ронай.

В таких хижинах — пайотт — живут кампучийские крестьяне

В немногих семьях на столе стоял дун тиэ — новогодний пирог из риса и кокосового ореха, обернутый в листья банановой пальмы, — риса не хватало. Но если бы только от этой традиции пришлось отказаться!

В Новый год, гласит поверье, надо прекратить ссоры, забыть о насилии, даже животных запрещено убивать. Тем не менее остатки банд Пол Пота устроили в праздник резню неподалеку от кампучийско-таиландской границы: в двух деревнях не уцелел ни один житель.

В эти дни никто ничего не покупал и не продавал. Да и как купишь, если деньги упразднены?! И вообще, что можно купить в опустошенной, разграбленной стране?

И все же кхмеры встретили Новый год в радостном, приподнятом настроении — ведь окончилось их почти четырехлетнее «хождение по мукам». Француз Франсуа Поншо, долго живший в Пномпене, после прихода к власти Пол Пота выпустил книгу «Кампучия — нулевой год». Когда я попал к кхмерам, календарь их истории показывал год первый.

В Новый год во всем мире принято дарить подарки. Но какой подарок может сравниться с тем, что получил кампучийский народ — с возвращением свободы, нормальной жизни! В праздник тысячи людей после долгой разлуки снова собрались среди своих близких. Во многих домах зажглись лампочки, пошла вода, появились кастрюли и чашки — даже они пропали после того, как полпотовцы «обобществили утварь».

В этих краях крестьяне на моих глазах возрождали гевею. Ее начали культивировать в Кампучии в 20-е годы, и скоро появились богатейшие плантации. До 1970 года почти сорок процентов дохода от экспорта приходилось на каучук. Но затем «поработала» американская авиация — нанесла по плантациям напалмовые удары. Еще более жестокие удары нанес полпотовский режим: разрушил все фабрики по переработке латекса.

…Вечером вместе с хозяином хижины и его детьми мы отправились встречать Новый год. Куок Ронай надел на руку часы. В семьдесят пятом он зарыл их в землю (полпотовцы запрещали носить часы), а после освобождения выкопал. Неважно, что часы не ходят, Ронай снова чувствует себя не загнанным зверем, а человеком!

В центре деревни собрались все жители, вплоть до стариков и маленьких детей. Кого-то ждали. И вот все обступили парня в белой рубашке с длинными рукавами (как ему не жарко!) и девушку в белой юбке и блузке, их обнимали, хлопали по плечу.

Оказывается, юноша и девушка давно встречались, собирались стать мужем и женой. Но палачи разлучили их. Юношу насильно пытались женить, однако он отказался и, спасаясь от казни, убежал из деревни, больше года скрывался в джунглях.

Когда пришла победа, оба вернулись домой. И в Новый год отпраздновали свадьбу.

Я смотрел на молодоженов, на других жителей деревни, любовался их грациозными движениями, великолепными фигурами (кампучийцы считаются одним из самых красивых народов Азии) и думал: ведь они были приговорены к смерти! Да, их всех, всю нацию приговорили к смерти. Но они не только сбросили оковы — снова возвращаются из дикости и варварства к нормальной жизни.

…Спустя несколько дней Тана предложила:

— Сегодня у нас первый после победы концерт, пойдемте туда?

Над эстрадой — красное полотнище: «Да здравствует социалистическая Кампучия!» Тана знает чуть ли не каждого, и каждый ее знает, машет рукой, что-то весело кричит. А мне в голову приходит еще одно высказывание Андре Миго — врача по специальности, путешественника по призванию. Он в одиночку проехал на велосипеде от Парижа до Калькутты, спустился на лодке по Евфрату, участвовал в экспедиции в Антарктиду. Особенно хорошо Миго изучил Кампучию, где жил много лет. В книге «Кхмеры» он писал: «Все лица — молодые и старые, женщин и мужчин — озарены улыбкой, которая так красит своей мягкостью и нежностью даже самых некрасивых людей».