Михаил Озеров - От Гринвича до экватора

• Название: От Гринвича до экватора
• Автор: Михаил Озеров
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1984

В основе книги Михаила Озерова "От Гринвича до экватора" — жизненный материал, почерпнутый в результате поездок писателя, публициста-международника (Индия, Шри Ланка, Вьетнам, Кампучия и др.). Большой раздел книги посвящен современной Великобритании. Немалый интерес представляют главы, рассказывающие о ФРГ, Италии, Испании, США, Австрии, Голландии.

За первое издание книги М. Озерову присуждена премия Ленинского комсомола 1982 года.

---

Я был в национальной библиотеке, превращенной полпотовцами в… хлев; в «мастерской», куда привозили телевизоры, радиоприемники, холодильники, чтобы… разбить их в щепки; в пустых залах главного почтамта, где гнездились ласточки.

Мне показали магазин — с семьдесят пятого по семьдесят девятый год он был единственным в городе, им могли пользоваться лишь иностранцы. Впрочем, и тогдашним дипломатам не позавидуешь: их свободу передвижения строго ограничивали, посольства не имели телефонной связи ни между собой, ни с министерством иностранных дел.

Перед руководителями освобожденного Пномпеня встали тяжелейшие задачи. Накормить жителей, дать им орудия труда. Наладить снабжение водой. Привести город в порядок, обеспечить в нем безопасность.

Рыбаки вновь начали ставить сети. При Пол Поте ловить рыбу дозволялось лишь специальным отрядам, да и то под надзором «соансроков». Кхмера, застигнутого с сетью или удочкой, уничтожали на месте как злостного нарушителя закона. «Соансроки» забивали до смерти ребенка, если обнаруживали рядом с ним на песке выловленную рыбешку.

Когда Пномпень освободили, в нем было меньше двухсот (!) человек. Потом с каждым днем число жителей возрастало. Поднявшись на монумент Независимости, откуда открывается панорама города, я видел кхмеров с котомками за плечами, они входили в свои дома, где не были четыре года.

На моих глазах отдирали доски, которыми были заколочены окна и двери огромного отеля «Монором» в центре Пномпеня. И когда вместе с рабочими я шагнул внутрь, в лицо ударил страшный запах. Истлевшие человеческие тела среди гор щебня, мусора… Весь персонал «Монорома» и других гостиниц за исключением «Пнома» был вырезан: Пол Пот считал, что служащие отелей «испорчены иностранной идеологией» и, следовательно, их место — в могиле.

«Монором» вычистили, потолки и стены покрасили, лифт, который беспомощно висел между этажами, отремонтировали. И в отель стали въезжать гости.

Правительство восстановило пагоды, храмы.

Опять пошли люди и к Ангкор Вату. Об этом «собрате Парфенона» следует сказать несколько слов.

Однажды французский исследователь Анри Муо заблудился в джунглях неподалеку от города Сиемреап. Еды не было, к тому же у Муо начался приступ малярии.

«Видно, это мое последнее путешествие, отсюда не выбраться», — подумал француз. И вдруг лес расступился, Муо оказался на большой залитой солнцем поляне. Он успел заметить тропу, понял, что спасен, и потерял сознание.

Очнулся путешественник под вечер и решил, что сошел с ума: над джунглями возвышались башни. Он двинулся по направлению к ним. Но мираж не рассеивался, напротив: очертания встающего из джунглей волшебного города становились все более отчетливыми.

Так в XVII веке европейцы узнали об Ангкор Вате.

Даже полпотовцы не решились поднять руку на крупнейший в мире памятник культовой архитектуры, одно из чудес света, — они собирались возить туда туристов. Тем не менее это не помешало им заминировать подходы к древнему городу, окружить его мусорными свалками, устраивать в окрестностях массовые казни.

Одним из первых шагов народной власти стало создание специальной группы по охране Ангкор Вата. Группа привела в порядок дворец, разминировала дороги.

… Вначале были видны лишь силуэты башен, похожие на бутоны нераспустившегося лотоса. Когда подошел ближе, они стали как бы парить высоко в небе, а передо мной поднялись уступами террасы, загородившие джунгли. И вот я уже внутри, рассматриваю барельефы, провожу рукой по шероховатым камням древних изваяний.

На западной галерее дворца изображена битва за Цейлон: мужественный принц Рама сражается против ужасного демона Раваны, у которого десять голов и двенадцать рук. Повсюду фигуры апсар, точь-в-точь как на скале Сигирия, так же протягивающих вам цветы.

Ничего удивительного. Кхмеры ближе к индийцам и ланкийцам, чем к китайцам, вьетнамцам по внешнему виду, духовному складу, культуре (к примеру, при отделке Ангкор Вата скульпторы обращались к индийским эпическим поэмам «Рамаяна» и «Махабхарата») и по религиозным традициям: в Кампучии исповедуют буддизм, который пришел из Индии и Цейлона.

Но вернемся в Пномпень. У его улиц снова появились имена (полпотовцы краской и грязью замазали таблички с названиями). Широкая магистраль — вся в тропической растительности, деревьях, ярких цветах, — которая ведет от аэропорта в центр города, опять стала называться проспектом Советского Союза. Здесь над зданием политехнического института, построенного с помощью СССР, реет знамя народного правительства.

Красный флаг подняли и над первым кинотеатром, открывшимся в Пномпене. Кинотеатр украсили электрическими лампочками, у кассы выстроилась длинная очередь. Шел документальный фильм о зверствах прежнего режима, его сняли кампучийские и вьетнамские кинематографисты.

Снова стали давать продукцию текстильный комбинат, завод прохладительных напитков. Шинным заводом теперь управлял рабочий комитет, он распределял и продукты, одежду, обеспечивал людей жильем, медицинской помощью.

Медицинская помощь… К моменту освобождения в Пномпене осталось лишь два врача, а раньше их было почти пятьсот.

— Из пятидесяти врачей, которые получили образование во Вьетнаме, уцелел лишь один, — сказал мне министр здравоохранения Кампучии Ну Венг.

— Кто же?

— Это я.

Дети Кампучии

На первых порах врачи и сестры трудились буквально день и ночь: каждый кампучиец страдал или психическим расстройством — пытки и издевательства не прошли бесследно, или желудочным заболеванием в результате длительного полуголодного существования, или физическим недомоганием от каторжных работ. Госпиталь имени 7 января (в этот день освободили столицу) ежедневно принимал не менее четырехсот человек.

Открывались одна за другой и школы.

Шесть деревянных строений. В этой пномпеньской школе учится полторы тысячи ребят.

— Пока я тут в единственном числе, — сообщает учительница Бун Нарим.

— Одна на полторы тысячи школьников? — переспрашиваю я.

— К сожалению. Но в Пномпене идут занятия на специальных преподавательских курсах, и скоро в нашей школе будет пополнение.

Паренек лет двенадцати уверенно выводит мелом на доске кхмерскую вязь.

— Ком, лучший ученик в классе, — представляет Нарим.

Когда кончается урок, я узнаю еще одну историю, которая потрясает меня. Но, может быть, хватит подобных историй, и без того уже ясен звериный облик полпотовцев? Нет, не хватит, — все это было, и о зверствах заходила речь буквально при каждой встрече. Кхмеры никогда не забудут эту самую ужасную страницу своей истории. И другие народы тоже должны знать о ней все, вплоть до мельчайших подробностей. Для чего? Чтобы кампучийская трагедия никогда и ни в каком варианте не повторилась. Пожалуй, главный из горьких уроков Кампучии состоит в том, что народы обязаны сохранять бдительность.

XIX век дал миру Пушкина и Бальзака, Маркса и Энгельса, Родена и Бетховена. Но он дал также Фридриха Ницше, который, узнав о землетрясении на острове Ява, радостно воскликнул: «За одну секунду уничтожено двести тысяч человек! Это замечательно!»

XX век дал миру Ленина и Горького, Альенде и Неруду, Томаса Манна и Пикассо, но он дал также Освенцим и Майданек, Хиросиму и Сонгми, дал невиданных в истории палачей — гитлеровцев и полпотовцев.

…Семья Кома раньше жила в городе. Отец работал на фабрике, мать на почте. После смены правительства фабрику закрыли, почту тоже, а их отправили в джунгли выращивать рис.

К ним относились не лучше, чем к Тхай Сет и остальным горожанам, — как к животным. Но больше всего Кома угнетало другое. Ночью он вставал, тихо пробирался к кокосовой пальме, которая росла неподалеку, и доставал из дупла обмотанный тряпками сверток.

Что прятал Ком? Оружие? Взрывчатку?

Еще более опасный, по мнению властей, предмет — книги. Солдаты убили жителя деревни за то, что он держал в руках листок бумаги — решили, письмо. Если же находили журнал или книгу, расправлялись со всей семьей. Поэтому, прижав к груди сверток, Ком спешил в джунгли. Там, при свете карманного фонарика, он разворачивал тряпки и читал, читал.

В драгоценном свертке хранились «История Кампучии» и еще четыре книги. Их удалось спрятать после того, как школу, где он учился, закрыли. Преподавателей тогда сразу арестовали. Заодно арестовали и старшеклассников, те тоже могли распространять «крамолу». А все книги отобрали и сожгли.

Но потом Кому стало не до чтения. Заболела шестилетняя сестренка Лам. По ночам она сильно кашляла, и Ком приносил ей воду. Однако Лам становилось все хуже. Отец сказал, что попробует найти лекарство. Ушел и не вернулся.