Владимир Наджафов - Пакт, изменивший ход истории

• Название: Пакт, изменивший ход истории
• Автор: Владимир Наджафов
• Издательство: Новый Хронограф
• Жанр: История
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-94881-243-4

Дважды на протяжении полувека — в 1939 и 1989 годах — международные последствия пакта о ненападении, заключенного между СССР и Германией 23 августа 1939 года, были наглядно-взрывными с последующим критическим ускорением хода событий и сменой де-факто вектора мировой политики. В первый раз — когда пакт, одномоментно и круто изменив баланс сил в Европе, укрепил Гитлера в решимости напасть на Польшу, что ознаменовало начало Второй мировой войны. Во второй раз наследие советско-германского пакта шумно сказалось в 1989-1991 годах после признания советской стороной — впервые, публично, на весь мир — факта подписания секретного протокола к пакту о «разграничении сфер обоюдных интересов в Восточной Европе» и объявления всех секретных договоренностей с Германией недействительными с момента их подписания. Это привело к еще одной структурной перестройке международных отношений, вызвав развал Советской империи и самого СССР.

В книге рассматриваются различные аспекты проблемы происхождения и природы Второй мировой войны с акцентом на фактор классово-имперской политики сталинского Советского Союза, включая как непосредственные, так и долгосрочные историко-геополитические последствия советско-германского пакта. Она основана на широкой документальной базе, в частности — на материалах архивов России и США.

---

С осени 1938 г. в пропагандистской войне между двумя странами действительно наступили перемены, выразившиеся во взаимном отказе от прямых нападок на высших государственных руководителей. Газета «Правда» продолжала осуждать фашизм и его агрессию, но воздерживалась от личностной характеристики нацистских лидеров. В это время, по американским данным, завязываются первые контакты на предмет заключения некоего двустороннего соглашения (см. главу 3). В документальном очерке Г.Л. Розанова о советско-германских отношениях в 1939–1941 гг., основанном на архивных материалах МИД СССР, подтверждается, что «зондаж гитлеровской дипломатией возможностей улучшения отношений с СССР начался сразу после Мюнхена, который укрепил агрессивные намерения Гитлера»{348}.

Дальше — больше. В начале января 1939 г. Гитлер на переговорах с министром иностранных дел Польши Ю. Беком говорит о своей незаинтересованности в Закарпатской Украине, снимая этим озабоченность Сталина «украинским вопросом». Несколько дней спустя Гитлер на приеме дипломатического корпуса неожиданно для всех выделяет из общей массы иностранных дипломатов своей беседой с ним советского посла в Берлине А.Ф. Мерекалова. А в конце месяца, 30 января, Гитлер в выступлении в Рейхстаге, направленном против стран Запада, ни разу не упомянул Советский Союз.

Речь Гитлера в Рейхстаге транслировалась по радио. На следующий день в «Правде» появилась уже упоминавшаяся перепечатка из английской газеты «Ньюс кроникл» за 27 января, в которой называлось «чрезвычайно неблагоразумным» предположение о неизменности советско-германских разногласий. Отметим совпадение во времени выступления Гитлера и перепечатки в «Правде» английской статьи о перспективах отношений между СССР и Германией.

Непосредственно перед выступлением на съезде Сталин мог укрепиться в своем мнении об отсутствии для вооруженного конфликта между СССР и Германией «видимых на то оснований». Вечером 8 марта, пишет Г.Л. Розанов, членами антифашистской группы Шульц-Бойзена — Харнака, действовавшей в министерстве авиации Германии, в Москву был передан текст состоявшегося в тот же день выступления Гитлера перед военной, политической и экономической элитой Германии[32]. С изложением программы агрессии, направленной против разных стран, вплоть до США, но — за исключением Советского Союза.

Основные тезисы выступления Гитлера поражают откровенностью: «Должны быть полностью истреблены» враги немецкого народа — евреи, демократии и «международные державы». Ближайшая цель — Чехословакия, об оккупации которой не позже 15 марта уже отданы приказы, затем Польша — «нам не придется ожидать тут сильного сопротивления». Что предопределит судьбу стран и на Балканах. «Это план, который будет осуществлен до 1940 г.». После этого «Германия раз и навсегда сведет счеты со своим извечным врагом — Францией», которая «будет стерта с карты Европы». Падет и Англия — «старая и хилая страна, ослабленная демократией». Объединив Европу «в соответствии с новой концепцией» и опираясь на британские и французские владения в Америке, «мы сведем счеты с “еврейскими королями доллара” в Соединенных Штатах»[33].

Удивительно! В этой гитлеровской программе поис- тине глобальной агрессии отсутствует даже упоминание Советского Союза! Но можно ли было добиться намеченных Гитлером целей как ближайших — захват Чехословакии и Польши, а тем более долгосрочных — разгром Франции и Англии с последующим нападением на заокеанские Соединенные Штаты, при полном игнорировании СССР? Страны, с коммунистическими руководителями которой нацисты на протяжении шести последних лет вели идеологическую войну? Страны, которая в прошлом всегда играла в европейских войнах роль козырного туза и которая была готова повторить эту роль? Более того, страны, провозгласившей идею победы коммунизма во всемирном масштабе? Наконец, могли ли сосуществовать, тем более длительно, две идеологии — нацистская и коммунистическая — одинаково претендовавшие на первенство в мире?

Казалось бы, все очевидно. Отсутствие упоминания СССР в перечне врагов гитлеровского рейха, планировавшего «тысячелетнее» мировое господство арийской расы, было не более чем уловкой. Откровенной попыткой нейтрализовать на время могущественного соседа на востоке Европы, без благосклонности которого нечего было и думать о том, чтобы претворить в жизнь нацистскую программу завоеваний. Так нацистские лидеры продолжили начатую с осени 1938 г. масштабную политико-дипломатическую игру с целью не допустить образования гибельной для них коалиции СССР и западных демократических стран. Выходит, что своим заявлением на партийном съезде об отсутствии для советско-германского конфликта «видимых на то оснований» Сталин потворствовал коварным замыслам Гитлера.

Что же могло подвигнуть на такое заявление Сталина, речь которого на партийном съезде показала, что он прекрасно представлял себе всю опасность необузданной германской агрессии? Вполне допуская, тем не менее, сохранение в мире отношений с Германией? Будучи осведомлен о том, что грядет скорая, днями, немецкая оккупация Чехословакии и что на очереди граничащая с Советским Союзом Польша? Если о решении Мюнхенской конференции он высказался в том смысле, что это воспринималось Кремлем как аванс Германии в расчете на ее продвижение дальше на Восток, против СССР, то что же Сталин должен был решить для себя, получив данные о предрешенной судьбе Чехословакии и о последующем немецком нападении на Польшу? Казалось бы, утвердиться в своих подозрениях о существовании антисоветского заговора капиталистов — ведь налицо продвижение Германии на восток Европы. Но нет, Сталин пришел к иному выводу.

По-видимому, заметная с осени 1938 г. сдержанность Гитлера по отношению к СССР, последним проявлением которой стало его выступление 8 марта 1939 г., еще раз лишь укрепила Сталина в том, что немецкая агрессия угрожает пока что западным странам, но не Советскому Союзу. Это объясняет своеобразие формулировок внешнеполитических задач, озвученных Сталиным на XVTII съезде ВКП(б). С их основными пунктами о готовности поддерживать и укреплять отношения «со всеми странами… поскольку они не попытаются нарушить интересы нашей страны» и о соблюдении осторожности, чтобы «не дать втянуть в конфликты нашу страну, провокаторам войны, привыкшим загребать жар чужими руками»[34].

Содержание речи Сталина на съезде позволяет лучше понять, почему агрессия Германии в восточном направлении не напутала его, а, наоборот, даже приободрила. Во-первых, воспринимая международную политику как игру, в которой выиграет тот, кто перехитрит других, он понадеялся на преимущество марксистского анализа происходящего. Во- вторых, на повестке дня стояла судьба «панской» Польши, что открывало возможность поучаствовать в ее разделе, отплатив панам за все их прошлые антисоветские грехи. В-третьих, крушение старой Версальской системы, после неудачной попытки подпереть ее в Мюнхене, создало все предпосылки для давно ожидаемой схватки между странами «враждебного капиталистического окружения». Со всеми открывающимися тем самым радикальными социальными перспективами.

Словом, в обозримом будущем все складывалось в пользу дела СССР и всемирного коммунизма.

Вот как представлялась Сталину ранней осенью 1938 г. «дорожная карта» немецкой агрессии. «Сначала захват Австрии (чуть ниже говорится о выполнении данного пункта захватнического плана. — В. Н.), потом удар по Чехословакии, потом, пожалуй, — по Польше,… граничащей с Германией, а потом… потом “видно будет”»[35]. Появилось все это в «Правде» в виде текста международного раздела последней главы «Краткого курса истории ВКП(б)» 19 сентября 1938 г. Время, когда Гитлер решил «быть заодно со Сталиным». Косвенное подтверждение чему — в сталинском прогнозе гитлеровской агрессии, в котором не чувствуется близкой угрозы для Советского Союза, хотя агрессия территориально развивалась в восточном направлении.

Мало того. Даже после гитлеровского нападения на Советский Союз 22 июня 1941 г. Сталин публично оправдывал первоначальные захваты Германии в Европе как проявление здорового немецкого национализма, называя гитлеровские захваты «собиранием немецких земель и воссоединением Рейнской области, Австрии и т.п.». Причем сделал он это дважды, повторив, что раньше, до войны с СССР, «гитлеровцы занимались собиранием Германии, разбитой на куски в силу Версальского договора…»{349}. То есть «занимались» делом похвальным, вполне оправданным. Союзники на Западе недоумевали: как можно, воюя с врагом всего человечества, оправдывать его развивавшуюся агрессию, в частности захват Австрии?{350}. Пришлось В.М.Молотову как-то оправдываться. В письме советскому послу в Лондоне И.М. Майскому, сообщившему в Москву о недоумении «дружественных кругов» в Англии, он заверял, что Сталин «не считает германский национализм правильной и приемлемой схемой». На самом деле он «думает, что Австрия должна быть отделена от Германии в виде независимого государства, а сама Германия… должна быть разбита на ряд более или менее самостоятельных государств…»{351}.