Урсула Кох - Розы в снегу

• Название: Розы в снегу
• Автор: Урсула Кох
• Жанр: Историческая проза

Друзья и враги семьи Лютер оставили нам много письменных свидетельств. Столетиями изучали и сверяли их исследователи. Вряд ли найдется другая личность из прошлого Германии, чья жизнь была бы так же основательно задокументирована, как жизнь Мартина Лютера, а значит, во многом и жизнь его жены. И если мы отвлечемся от фимиама льстецов и ядовитых речей очернителей и позволим письмам и документам говорить самим за себя, то увидим обычные конфликты, болезни, страхи, сомнения, жалобы и смерть. Мы услышим резкие слова и горькую иронию, но вместе с тем и слова нежности, шутки, песни. Вовсе не идеал дома протестантского священника предстанет перед нашим мысленным взором, но живые люди, которым в повседневной жизни так же, как и нам, зачастую не хватало силы и терпения.

---

Она замолкает; наступившую тишину нарушает только монотонный стук капель по столу.

— Нужен лес, — вздыхает Кэте. — Много леса. Если бы мне удалось приобрести его до зимы. Но наверняка пройдет и зима, и лето…

«Любови сердца моего, высокоученному и всемирно знаменитому господину доктору Мартинусу Виттенбергскому, а также всем чадам, домочадцам, и гостям — благодать и мир вам в Иисусе Христе! Мы прибыли сюда без особых происшествий, преодолев весь путь от Эйленбурга за день и сохранив в целости наш инвентарь. Многое переменилось здесь за последний год, но из-за бессовестного обманщика, амтмана[40] из Альтенбурга, нам по-прежнему не хватает леса — хотя дом и приведен в порядок, в хлеву одна стена настолько прогнила, что при сильном ветре того и гляди рухнет.

Поэтому умоляю Вас от всего сердца, милый господин доктор, попросите курфюрста известить меня, когда я смогу вновь привезти лес из Альтенберга. Тоскливо становится у меня на сердце при взгляде на то, как мало сделано за год.

Да и люди здесь обленились из-за упадка в хозяйстве, лишь за коровами присматривают как подобает. Окрестные крестьяне враждуют с нами из-за пастбищ, издавна принадлежавших имению. Вот что случается, когда нет настоящего хозяина, знающего свои права. Но рожь уродилась нынче такая, что любо-дорого глянуть. Дорогой Отец наш Небесный послал в должной мере и дождя, и солнца. Овса для лошадей мне, однако, не хватит на все лето. Не могли бы Вы попросить кого-либо из друзей, одолжить нам его в небольшом количестве? После жатвы я все верну — вот мое слово. Нынче я посеяла достаточно овса.

Ленхен и Марушель вместе со старой Жозефой вычистили и отскоблили дом так, что он теперь сверкает, точно господские хоромы; здесь есть все необходимое для нашего господина доктора, и дом только и ждет, когда же Вы наконец повернетесь спиной к строительству крепости в Виттенберге. Быть может, в Цюльсдорфе, в тишине, провидение послало бы Вам новые силы и свежие мысли. Тут никто не возводит стены перед нашим домом, как в Виттенберге.

И местным женщинам некогда часами торчать на рынке лишь для того, чтобы похвастаться украшениями. Господь же щедро украсил здешние поля цветами.

Мне хорошо на моей земле, господин доктор, и я желала бы, чтобы и Вы прибыли сюда и отведали за нашим столок дичи из богатых ею окрестных лесов. Скоро созреют вишни. К ним я купила бы для Вас бочонок вина из Альтенбурга.

Со мной портрет матери. Рядом с ним я велела повесить наши изображения. Добрый Иоганн высек их на камне. Господин доктор получился очень уж молодым (Иоганн Вас ни разу не видел), я слишком старой. Девочек это развеселило. Зато теперь все могут видеть, кто хозяин в этом именьице. А еще для господина доктора посадила я розовый куст — бутоны на нем уже набухли…

Заканчиваю, пора перед сном прочитать с детьми вечернее благословение, как Вы нас научили. Да и светильник мой уже почти потух, и мы можем хорошо экономить на освещении. Завтра рано утром Божье солнышко опять осветит мир. Скажите мальчикам, пусть хорошо учатся на радость учителям. Может, тогда их добрый отец позволит им приехать в нашу деревеньку, чтобы они на воле, присматривая за коровами и лошадьми, могли упражняться в латыни.

Не забывайте заповедей Божьих и следите за тем, чтобы У доброго отца Вашего было пиво на столе. Через несколько недель мы прибудем к Вам с телегой, полной таких сокровищ, что любой князь позавидует.

Писала в Цюльсдорфе после праздника Святой Троицы в 1541 году

Катарина Лютер».

Кэте гасит светильник, запечатывает письмо и встает. На улице сгустились сумерки. Она зовет девочек, но никто не откликается. Катарина находит дочерей в их спальне на соломенных тюфяках в крепком сне. Женщина выходит из дому. Ахаб, большой дворовый пес, жмется к ней.

Он первый понял, кто хозяин в доме…

Из конюшни доносится легкое пофыркиванье лошадей Коров подпасок давно выгнал в ночное.

Скоро родятся телята.

В лунном свете лежит перед ней дорога, идущая через восстановленные ворота в поля и сады. Неподалеку, к востоку от усадьбы, катит свои волны река Мульде — течет она и мимо разрушенных стен монастыря Мариентрон. А где-то там, на севере, в двух днях пути, — Виттенберг…

Много дорог пересекает страну. Туда и сюда. Однажды и она вышла в путь. Еще ребенком. С этого двора.

А теперь вернулась. Госпожа фон Цюльсдорф.

Кэте улыбается.

***

Телега подкатывает к воротам. Кэте стоит перед дверью дома, уперев крепкие руки в боки. Да! Теперь подвод наверняка хватит! Но яблоки! Марушель и Ленхен в саду за домом наполняют корзины. Красный шар солнца уже поднялся над лесами Альтенбурга. Надо спешить! Старая Жозефа машет веником около телеги. Адам спрыгивает с передка и вытирает пот со лба.

— Да, госпожа доктор, мы смогли! — Он с гордостью указывает на пару гнедых лошадей. — Вот это кони! Ими можно гордиться.

— Напои их, Адам, и вычисти щеткой! От похвалы они не насытятся.

Какой-то человек приближается к имению по пыльной дороге.

— Кто это?

Ахаб с громким лаем выбегает из сарая. Незнакомец идет медленно — видно, что он устал.

— Это Урбан, госпожа доктор! Это Урбан!

Кэте вздрагивает. Посыльный из Виттенберга?

Приподняв юбки, она бежит через двор. Урбан останавливается у ворот и беспомощно оглядывается по сторонам. Увидев хозяйку, облегченно вздыхает.

— Урбан, у тебя для нас весточка?

— Да, письмо от господина доктора.

Они покидают жаркий и пыльный двор и идут на кухню. Когда Катарина раскрывает письмо, ее руки дрожат. Урбан тем временем жадно пьет холодное молоко, вытирает губы тыльной стороной ладони и рассказывает:

— И этой женщине вы доверили вести хозяйство! Если бы Доротея не осталась вам верна, многое просто исчезло бы из дому! Называла себя Розиной фон Трухсесс, монахиней, а на самом деле была обыкновенной крестьянкой. Она…

Кэте подходит к окну и читает:

«Моей любимой хозяюшке, докторше, торговке на свином рынке и госпоже фон Цюльсдорф.

Любимая Кэте, отправляю Урбана к тебе, дабы ты знала заранее о наступлении турок и не пугалась зря. Меня удивляет, что ты сама не посылаешь весточки о себе: знаешь ведь, как мы тут обо всех вас беспокоимся, особенно с тех пор, как Майнц, Хайнц, да и многие дворяне из Майссена стали нам врагами. Продай что можешь, купи необходимое и возвращайся. Видать по всему, наступают тяжелые времена, и из-за наших грехов покарает нас Господь десницей гнева Своего…»

Распевая веселую песенку, появляются во дворе Марушель и Ленхен с полной корзиной краснощеких яблок.

«Что за день! — думает Кэте, — Господь изливает на нас богатство земли своей, но насладиться им не дает». Она складывает письмо и прячет его в карман передника.

— Адам, мешки надо наполнить сегодня. Жозефа, испеки нам три хлеба в дорогу. Послезавтра мы выезжаем.

— Так быстро, госпожа?

Урбан между тем с удобством устроился на скамье перед розовым кустом. Кэте подсаживается к нему:

— Рассказывай дальше!

Она берет в руки корзину с бобами и принимается наполнять ими мешки.

— Господин доктор с криком и скандалом выгнал эту фальшивую монахиню из дому. Все, что Розина говорила о себе, оказалось ложью. К тому же… — он понижает голос и с ухмылкой оглядывается, — выяснилось, что она брюхата.

Кэте вздыхает.

— Господин доктор бушевал в своем кабинете. Мальчишки попрятались по комнатам и носа оттуда не казали. Остальные кинулись успокаивать хозяина. А потом пришли известия о турецком наступлении. Они приближаются. Кровавый пес, Генрих Брауншвейгский[41], опять заставил говорить о себе. В общем, — Урбан покусывает соломинку и качает головой, — наш господин доктор полагает, что столько зла сразу против воли Божией Господь больше выдержать не может. С этим известием он и послал меня к вам.

Катарина завязывает мешок и вытирает руки о передник.

— Ступай на кухню, Урбан, пусть Жозефа нальет тебе суп, а затем отдохни. Завтра будем укладывать вещи. К счастью, урожай уже под крышей. Продажу я поручу Адаму.

Кэте смотрит в небо. Птицы собираются в стаи и улетает на юг. Осенние туманы стелятся над речной долиной — «Слишком уж я задержалась», — думает она.

Виттенберг, 1542-1546 годы

— Перестань плакать, Кэте! Она теперь в садах Божиих своим милым голоском славит Создателя, а ты плачешь. Да прекрати же! — Лютер грозно возвышает голос.

Они одни в комнате, облицованной деревянными панелями. Окна распахнуты настежь; предзакатное солнце золотит сады и стены Черного монастыря. Кэте сидит на своем месте у окна и прижимает к глазам платок.

— Перестань!

Она сморкается и поднимает на мужа глаза:

— Почему я должна перестать? Умерло мое дитя. Кто мне запретит оплакивать его?

Лютер прерывает свою беготню по комнате и поднимает указательный палец:

— Ты должна благодарить Бога, как Иов, слышишь? «Господь дал, Господь и взял; да будет имя Господне благословенно!»[42] Твоей доченьке сейчас хорошо. Она умерла, как святая. Если бы только на то была воля Его, чтобы и мы — как она. Разом освободились от зла. От турок, папистов, неверных друзей…