Свен Андерс Хедин - В сердце Азии. Памир — Тибет — Восточный Туркестан. Путешествие в 1893–1897 годах

• Название: В сердце Азии. Памир — Тибет — Восточный Туркестан. Путешествие в 1893–1897 годах
• Автор: Свен Андерс Хедин
• Издательство: Ломоносовъ
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-91678-037-6

Свен Андерс Хедин (Гедин) (1865–1952) — знаменитый шведский путешественник, географ, журналист, писатель, график, общественный деятель, самый известный швед, о чьем существовании забыли после Второй мировой войны. Совершил ряд выдающихся экспедиций в Тибет, Китай и Среднюю Азию, первым описал многие исторические памятники и ландшафты, устранил на карте мира десятки «белых пятен» и вообще был первым европейцем в этих местах. Среди исследователей Азии его имя стоит рядом с именем Николая Пржевальского.

Книга рассказывает о полном опасностей и приключений путешествии Свена Хедина в 1893–1897 гг. по Памиру, Тибетскому нагорью и среднеазиатским пустыням.

---

12 апреля мы сделали 23,7 километра вдоль края «большого песка», отпрыски которого направлялись к северу. Временами песок перемежался узкими степными участками с редко разбросанными твердыми, как стекло, высохшими травяными кочками, которые с каким-то звоном разлетались вдребезги, когда до них дотрагивались.

Твердый, ровный, песчаный грунтудобнее всего для ходьбы; но иногда такой грунт покрыт слоем пыли, в которой резко отпечатываются следы верблюдов. Слой этот мягок, как хлопок, и в некоторых местах так глубок, что верблюды тонут в нем по колени. Случалось также, что ровный песчаный грунт был покрыть тонкой коркой соли, хрустевшей под ногами.

Медленно, важно шествовали верблюды, вытягивая свои длинные шеи, чтобы достать на ходу травяные кочки; они точно предчувствовали, что им предстоит пост. Когда был разбит третий по счету лагерь, двое из людей, по обыкновению, немедленно принялись рыть колодец. Вырыта была яма, глубиной в 178 сантиметров, а воды все еще не было, и больше рыть они не могли. Часа через два вода, однако, показалась сама собой, и на дне ямы образовалась небольшая лужица. Собаки и куры следили за рытьем колодца с особенным вниманием; им всегда очень хотелось пить, и они знали, в чем тут дело.

Пока, следовательно, все шло хорошо, и мы могли беречь свой запас воды. Запас корму для верблюдов тоже оставался нетронутым; верблюды обходились камышом и солоноватой водой из колодцев. Собак кормили хлебом, кур зерном и яичной скорлупой. В первый день снесли яйца три курицы, во второй две, в третий одна. Потом яйца стали появляться все реже и реже, но у нас был взят с собой большой запас яиц в плетушке с рубленой соломой.

День был теплый. Собаки тщетно искали воды, суясь носом в каждую ямку или ложбинку, похожие на те, в которых люди обыкновенно рыли колодцы. За неимением лучшей защиты от солнечных лучей они искали тени под каждым тополем, мимо которого мы проходили, сгребали лапами верхний слой горячего песку и растягивались на нижнем, еще сохранявшем прохладу с ночи.

Ислам-бай ехал на первом верблюде, которого вел Джолчи, наш лоцман в этом песчаном море. Но так как Исламу-баю с верблюда было виднее, то он часто и подавал первому советы и предлагал другое направление. Это сердило необузданного «сына пустыни», и он несколько раз в гневе швырял повод, бросался ничком на песок и говорил, что пусть в таком случае Ислам и ведет караван.

На ночевке между ними разыгралась серьезная ссора. Джолчи пришел ко мне в палатку и сказал, что хочет вернуться, так как Ислам все «учит» его и, кроме того, скупится на хлеб и на воду. Он, однако, опешил, когда я спокойно выразил свое согласие, поставив лишь одно условие — возвращение месячного жалованья в 100 тенег, полученного им вперед. Золотоискатель принялся смиренно просить прощения, и оно было ему дано на условии во всем слушаться Ислама.

Я боялся, что такие ссоры чем дальше, тем будут чаще, так как однообразие и уединение портят настроение. Но все с тех пор обходилось мирно. Джолчи молчал, затаив злобу на Ислама, и злоба эта все росла втихомолку. Он шел всегда отдельно, не разговаривал с другими людьми и даже спал один в отдалении от них. К бивуачному костру он подкрадывался тогда лишь, когда другие ложились отдыхать. Остальные люди подозревали его в том, что он нарочно вел нас по ложному пути. В таком случае он и сам попал в яму, которую рыл другим, так как и он погиб от жажды в пустыне.

Вода показалась на глубине 1,15 метра. Собакам так страшно хотелось пить, что они пытались было спуститься в самый колодец, и пришлось их привязать.

В первый день Пасхи 14 апреля мы прошли только 18,5 километра. В одном месте подветренная сторона барханов была серо-стального цвета; оказалось, что песок здесь был покрыт тонким налетом слюды. Кроме того, мы убедились, что тополя могут расти только в защите барханов. Где исчезали эти последние, пропадали и тополя.

Затем мы достигли настоящей бесплодной пустыни, с плоским, твердым, бурым грунтом и низкими барханами, торчащими, как чурбаны. Они казались желтыми на буром фоне грунта, часто усеянного гальками.

Во время пути мы в первый раз наткнулись на следы дикого верблюда. По крайней мере, так утверждал Джолчи, но я не вполне был уверен в этом. Дальше такие следы попадались часто. Впрочем, мало вероятия было, чтобы заблудились в пустыне домашние животные. Видели мы также лошадиные следы и помет, и Джолчи уверял, что в этой части пустыни водятся дикие лошади. Мы остановились на вершине одного бархана, чтобы рассмотреть в бинокль стадо, пасшееся в камышовой заросли к северу, но как только мы остановились, стадо скрылось по направлению к северу, не дав нам времени определить — лошади это или антилопы.

Собаки были очень беспокойны и бежали далеко впереди каравана. Раз они совсем пропали на четверть часа и вернулись мокрыми по брюхо — видно, нашли воду. Пройдя 18,5 километра, и мы наткнулись на лужу. Я попросил Касима попробовать, какова вода на вкус. «Сладкая, как мед», — ответил он, хлебнув здоровый глоток. Мы и расположились тут бивуаком. Люди, собаки, овцы и куры — все спешили утолить жажду, донимавшую всех в такую жару.

Вода была ключевая, прозрачная, совершенно пресная, скоплявшаяся в небольшой впадине. Здесь водилось множество водяных пауков и жуков. Последние кружились в воздухе над водой, и куры устроили настоящую охоту за ними.

Мы зарезали с обычными церемониями первую овцу, и собаки поживились внутренностями и кровью. Приятное местоположение лагеря манило отдохнуть здесь денек, в чем нуждались и люди и животные. Все спали долго, а затем день прошел в разных делах. Резервуары долили ключевой водой, белье выстирали, седла и упряжь привели в порядок. Воды мы могли пить, сколько душе хотелось, не чувствуя при этом никаких угрызений совести. Верблюды и собаки так усердствовали, что видно было, как бока у них раздувались от воды. Куры снесли в этот день отдыха четыре яйца.

Собаки лаяли всю ночь и кидались по тому направлению, откуда мы пришли и где видели следы диких верблюдов. Вероятно, обитатели пустыни подходили ночью напиться, но останавливались в подобающем расстоянии, видя, что место занято.

16 апреля прошли 24,7 километра. Песчаные холмы в 5 метров высоты часто сменялись высохшими степными участками, поросшими камышом. Тростник хрустел и распылялся под ногами верблюдов. Миновали два водоема, похожие на первый. Все три лежали на прямой линии и, должно быть, являлись остатками разливающегося в половодье рукава Яркенд-дарьи.

17 апреля мы завидели на северном горизонте очертания довольно высокой горы, рисовавшейся вдали тенью, похожей на облако. Час за часом ехали мы в этом направлении, а гора все как будто оставалась в том же расстоянии. Пройдя в общем 28,4 километра, мы разбили лагерь в тени двух густолиственных тополей. Мы основательно рассудили, что рыть здесь колодца нет надобности, так как неподалеку должна быть вода. К северу шел довольно густой тополевый лесок. Мошки, мухи и ночные бабочки так и реяли в воздухе. Бабочки вечером сотнями вились около моей свечки.

XXII. Райский уголок

18 апреля. День начался свежим северо-восточным ветром; палатку снесло бы, если б ее еще ночью не укрепили веревками и кольями. Небо заволокло на целый день, и мы избавились от полуденной жары. Мы решили идти напрямик к горе, полагая достигнуть ее к вечеру, и углубились в лес. К нашему удивлению, здесь оказались следы людей и лошадей и остатки костра. Ясно было, что мы достигли тех мест, где долоны весной пасут свои стада, а жители Марал-баши берут топливо.

Меня несколько раз чуть не сбросило с седла ветвями тополей; пришлось слезть и идти пешком. В засохшем молодом лесочке мы и совсем завязли. Люди должны были прорубить просеку топорами. С большим трудом и потерей времени удалось нам наконец выбраться на ровное открытое место, где мы и разбили лагерь на одиноком бархане, рога которого указывали на юг и на юго-запад.

Чтобы узнать, нет ли тут где неподалеку людей, от которых можно было бы получить сведения, мы разложили у подошвы бархана большой костер из сухих тополевых ветвей. Пламя бросало отсвет далеко вокруг, но людей не приманило. Утомленные дневным переходом (25,5 километра), мы рано улеглись на покой. Верблюдам жилось пока как нельзя лучше; ни одного дня не пришлось пробыть без свежего корма и воды.

19 апреля. Снимаясь с лагеря и разобрав палатку, мы нашли под ковром скорпиона, четырех сантиметров в длину, который отчаянно завилял хвостом, когда его потревожили.

Теперь мы направили путь к небольшому кряжу, ясно выступавшему на востоке; он все понижался по направлению к юго-востоку и наконец исчезал в тумане. Дорога шла по степной местности, изобиловавшей оврагами и болотами. Кряж вырисовывался все яснее и оказался сильно разрушенным выветриваньем; на северных склонах возвышались песчаные барханы, довольно значительной высоты. У северной подошвы лежало несколько маленьких озер с пресной водой, отделенных друг от друга длинными перешейками. Проток, впадавший в самое большое из них, свидетельствовал, что они питаются водой из реки и летом, по всей вероятности, сливаются в одно большое озеро.