Реймонд Карвер - Собор

• Название: Собор
• Автор: Реймонд Карвер
• Издательство: Известия
• Жанр: Короткие истории
• Год: 1987

Рассказы американского писателя Реймонда Карвера с первого взгляда кажутся посвященными сугубо бытовой тематике, но на самом деле вскрывают серьезные социальные проблемы, отмечены глубоким психологизмом и удивительной емкостью слова.

---

Когда я вижу Холитца на балконе с забинтованной головой, он мне даже не кивает. Держит себя так, будто мы незнакомы. Будто он не знает меня или не хочет знать. Харли говорит, что с ним он ведет себя точно так же. Харли это не нравится.

— Что это с ним? — хочет знать Харли. — Проклятый швед. Что это у него с башкой? Избили его, что ли?

Я не отвечаю. Говорить об этом не хочется.

И вот в воскресенье вижу, как один из мальчиков выносит из дома коробку и укладывает ее в «универсал». Потом возвращается в дом. Но вскоре появляется еще с одной коробкой и опять оставляет ее в машине. Тут до меня доходит, что они готовятся к отъезду. Но с Харли я своим открытием не делюсь. Скоро сам все узнает.

На следующее утро Бетти присылает к нам одного из мальчиков. Он передает записку, в которой Бетти сообщает, что очень жаль, но им надо уезжать. Там же адрес ее сестры в Индайо, по которому мы можем переслать остаток денег. Ведь они уезжают на восемь дней раньше оплаченного срока. Она надеется, что, хотя они и не предупредили о своем отъезде за месяц, как полагается, остаток им все же вернут. И в конце: «Спасибо за все. Спасибо за то, что вы мне тогда сделали прическу. Искренне ваша, Бетти Холитц».

— Как тебя зовут? — спрашиваю я мальчика.

— Билли.

— Передай ей, Билли, что мне очень, очень жаль.

Харли читает записку и говорит, что они дождутся денег из «Фултон-террас», когда рак на горе свистнет. Он говорит, что не понимает таких людей: «Живут, будто все им обязаны». Потом спрашивает у меня, куда они уезжают. Понятия не имею, куда они уезжают. Может быть, возвращаются в Миннесоту. Откуда мне знать? Но все же не думаю, чтобы в Миннесоту. Наверно, попытают счастья где-нибудь еще.

Конни Нова и Коротышка сидят в шезлонгах на своих обычных местах, по разные стороны бассейна. Время от времени поглядывают на мальчиков Холитца, которые носят вещи в машину. Потом появляется и сам Холитц, через руку у него перекинута какая-то одежда. Конни Нова и Коротышка приветственно кричат и машут руками. Холитц смотрит на них так, будто видит впервые. Но потом поднимает свободную руку. Просто поднимает. Они машут ему. И Холитц начинает махать рукой. Они уже перестали давно, а он все машет и машет. Бетти спускается вниз и берет его за руку. Она не машет. Она даже не глядит на этих людей. Она что-то говорит Холитцу, и тот идет к машине. Конни Нова откидывается в шезлонге и тянется к своему приемничку. Коротышка еще какое-то время держит в руках темные очки и смотрит на Холитца и Бетти. Затем надевает очки и, устроившись поудобнее, возвращается к прерванному занятию — копчению своего немолодого дряблого тела.

Наконец они погрузились и готовы к отъезду. Мальчики сидят на заднем сиденье. Холитц — за рулем, Бетти — справа от него. Точно так же, как они сидели, когда приехали.

— Что ты там разглядываешь? — спрашивает Харли.

Он отдыхает. Сидит в кресле и смотрит телевизор. И все же встает и подходит к окну.

— A-а, уезжают. Ни куда, ни зачем, конечно, не знают. Чокнутый он все-таки, этот швед.

Я наблюдаю, как они выезжают со стоянки и сворачивают на улочку, которая выведет их к шоссе. Затем снова смотрю на Харли. Он устраивается в своем кресле. В руках у него стаканчик мороженого, на голове — соломенная шляпа. Словно ничего не произошло и произойти не может.

— Харли!

Но он, конечно, не слышит меня. Я подхожу и становлюсь прямо перед его креслом. Он удивлен. Он не понимает, что все это значит. Он откидывается на спинку кресла и молча смотрит на меня.

Звонит телефон.

— Ты что, не слышишь? — говорит он.

Я не отвечаю. Не обязана.

— Ну и пусть звонит, — говорит он.

Я иду за шваброй, тряпками, мочалками и ведром. Телефон замолкает. Харли все так же сидит в кресле. Но телевизор он выключил. Я беру ключи, выхожу и поднимаюсь к квартире 17. Открываю дверь и через гостиную иду на кухню Холитцев — на их бывшую кухню.

Полки вытерты, раковина и шкафчики чистые. Неплохо. Кладу свои тряпки и мочалки на плиту и отправляюсь проверить ванную. Все в порядке, надо только помыть хорошенько. Затем открываю дверь в спальню, окна которой выходят на бассейн. Жалюзи подняты, белье с кроватей убрано. Полы сияют. «Спасибо», — говорю я вслух. Куда бы она ни уехала, я желаю ей счастья. «Счастливого пути, Бетти». Один из ящиков комода выдвинут, и я подхожу закрыть его. В дальнем углу ящика замечаю уздечку, которую он нес, когда приехал сюда. Должно быть, забыли в спешке. А может, и нет. Может, он специально ее оставил.

«Уздечка», — говорю я. Подношу ее к окну и рассматриваю на свету. Это не игрушка, а настоящая старая уздечка из потемневшей кожи. Я в таких вещах не особенно разбираюсь. Но знаю, что вот это — мундштук — вставляют лошади в рот. Его делают из железа. Поводья идут вверх, за голову, всадник держит их в руке и тянет то за один, то за другой: лошадь поворачивает. Очень просто. Мундштук тяжелый и холодный. Когда у тебя во рту такая штуковина, начинаешь быстро соображать. Как почувствуешь, что тянут, значит, пора. Значит, куда-то едешь.

И что же вы делали в Сан-Франциско?

Речь вовсе не обо мне, меня это не касается. Речь о той паре с тремя детьми, которая поселилась в доме Коулов, как раз в моем районе. Они приехали в самые первые дни прошлого лета. С чего бы мне из-за них голову ломать, да вот взялся за воскресную газету, а там — снимок: молодой парень из Сан-Франциско. Убил свою жену и ее дружка бейсбольной битой. Тоже с бородой, как тот, из дома Коулов, но не он, конечно. И все-таки я о нем подумал. Уж очень похожая история.

Зовут как? Меня-то зовут Генри Робинсон. Почтальон я, на государственной службе с 1947-го. На Западе всю жизнь прожил, кроме, конечно, трех лет, что в армии оттрубил. Во время войны. Разведенный. Давно, двадцать лет уж как развелся. И детей своих — двое у меня, — почитай, столько же не видал. Да нет, не могу сказать, что такой уж я легкомысленный, но и больно серьезным себя, пожалуй, не назову. Считаю, в человеке всего должно быть намешано, и того, и другого. Еще считаю, очень важно в жизни работать, чем больше, тем лучше. А человек, которому делать нечего, только и знает, что в себе копаться. Времени-то девать некуда.

Знаете, я просто вот как уверен, что в том-то все и было дело. Ну, может, и не все, да похоже на то. Этот парень, который тут поселился, он ведь не работал, ничего не делал. Ну и она, жена его, тоже не без вины. Она-то ведь это одобряла.

Битники. Я думаю, если б вы их увидали, так бы и определили. Битники. У парня была такая бородка, остренькая, только подбородок закрыт, волосы шатенистые. Посмотришь на него и думаешь: неплохо бы ему сесть да как следует пообедать, а после — сигару хорошую. А жена его — а может, и не жена… Словом, женщина эта очень даже была привлекательная, ничего не скажешь. Волосы темные, длинные, матовая кожа. Но точно могу сказать, голову дам на отсечение, хорошей женой она не была. А уж матерью и подавно. Художница. Парень-то не знаю, чем занимался, может, по той же части. Ни тот, ни другая нигде не работали. Но за квартиру платили, это точно. И как-то перебивались, во всяком случае, в то лето.

Первый раз я их увидел утром в субботу, так примерно в одиннадцать или в четверть двенадцатого. Разносил почту. Почти две трети своих домов обошел. Завернул в их квартал, Пайн называется. Смотрю — во дворе у Коулов машина, «форд» старый, пятьдесят шестого года, с большим открытым прицепом. В квартале всего три дома, этот последний, а рядом — Мерчисоны, они в Аркате меньше года, и Гранты, эти уже два года у нас живут. Мерчисон работает на деревообделочном у Симпсона, а Джин Грант — поваром в ресторане Денни в дневную смену.

Их два дома, потом незастроенный участок и дом Коулов, в самом конце квартала. То есть это раньше в нем Коулы жили.

Парень этот стоял за прицепом во дворе, а она как раз выходила из парадного, во рту сигарета. Белые джинсы в обтяжку, мужская майка, тоже белая. Увидела меня, остановилась и стоит смотрит, как я иду по дорожке. Ну, дошел я до их почтового ящика, сбавил ход и говорю:

— Устраиваетесь? Все в норме?

— Ну, чтобы все было в норме, нужно время, — говорит она и убирает рукой со лба волосы, да не прядку какую-нибудь, целую пригоршню. И все курит.

— Вот и хорошо, — говорю. — Добро пожаловать к нам в Аркату.

Сказал так и почувствовал себя не в своей тарелке. Не знаю почему. Но рядом с этой женщиной я всегда чувствовал себя не в своей тарелке. Может, поэтому и настроился сразу против нее.

Она будто нехотя мне улыбнулась, и я было двинулся дальше, да тут этот парень — Марстон его звали — вышел из-за прицепа с большой коробкой игрушек в руках. Ну, понимаете, Арката — не деревня, это точно, но и городом ее не назовешь. Думаю, правильно будет сказать про нее — городок, да скорее маленький, чем средний. Но не захолустье какое-нибудь, вот уж нет. Не край света. Большинство наших работают на лесопилке или на рыбозаводе, некоторые в больших магазинах в центре города. И знаете, наши не привыкли к таким бородкам. И к таким парням, которые не работают, тоже не привыкли.