Слав Караславов - Восставшие из пепла

• Название: Восставшие из пепла
• Автор: Слав Караславов
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1985

Роман известного болгарского писателя Слава Христова Караславова повествует об исторических событиях XII–XIII веков, о борьбе болгарского народа за свободу и независимость.

Роман состоит из трех частей-хроник, охватывающих события 1196–1200, 1200–1207 и 1218–1230 годов. В центре каждого романа описывается судьба одного из главных героев: предводителя заговора против царя Асеня и его убийцы — Иванко; болгарского болярина, сподвижника Петра и Асеня во время антивизантийского восстания — Добромира Хриза; одного из родственников Асеней, принадлежащего к числу самых близких царю Калояну людей, правителя-деспота — Алексея Слава.

---

— Кто такие?

— Скопцы, государь.

Слав, отъехав в сторону, сплюнул от отвращения. Он впервые видел таких людей. Хорошенькое приданое свалилось ему на голову!

Слав вслушивался в нестройный оркестр гайд, барабанов и свирелей. Люди веселились. Почему бы им и не веселиться? Деспот женится! Он почувствовал, что лютый гнев разрывает ему грудь, и надо было его на кого-то излить. Кто же будет этим несчастным?! Деспот ударил по щиту кулаком. Вошел Недю.

— Распорядись привести ко мне патера Гонория.

— Он здесь, государь.

— Тем лучше! Пусть войдет.

У патера Гонория был обиженный и подавленный вид: никто не пригласил его на господскую трапезу, никто о нем не вспомнил. Деспот женился, а он вынужден стоять перед его дверьми, чтобы засвидетельствовать ему свое почтение. Вот до чего довели дело те, вислоухие, из Константинополя. Послание, которое он отправил туда, вместо того, чтобы улучшить положение, осложнило его еще более. Нападение на Кричимскую крепость ни к чему не привело, лишь подогрело гнев Слава, и патеру Гонорию оставалось одно — ждать, когда этот гнев обрушится на его голову. Но он надеялся, что сейчас, в разгар свадебного веселья, деспот будет добрее. Однако войдя в покои, патер сразу же понял, что миг, которого он больше всего боялся, наступил. Густые брови деспота были насуплены, лоб нахмурен. Он нервно ломал пальцы на руках. Эта дурная, неблагородная привычка всегда раздражала патера Гонория. Он упал перед Славом на колени, потянулся поцеловать ему руку, но горец с пренебрежением отстранил его. Патер медленно поднялся и стал отряхивать свою одежду от несуществующих соринок. Губы его непрестанно шептали молитву.

Слав, полоснув его взглядом, как мечом, сказал:

— Знаю, все знаю!

Гонорий задрожал. Его гонец, его слуга еще не вернулся из Константинополя, и патер боялся, не схватили ли его. И будто прочитав его мысли, деспот добавил:

— И о слуге твоем знаю, и о твоем послании тоже. Каким неблагодарным человеком оказался ты, патер Гонорий! А крест носишь, богу служишь. Душа твоя из дьявольской смолы сотворена, и не можешь ты излучать свет божий… Ты погубил людей Черноты. Ты повесил моего лучшего друга, и потому я верну тебе эту смерть, в долгу не останусь…

Деспот увидел, как патер Гонорий побелел. Потом он бросился ему в ноги:

— Смилуйся, государь! Смилуйся! Глаза Маргариты-Изабеллы смотрят на тебя! Прости великого грешника!

Напоминание о покойной жене отрезвило Слава. Он повернулся спиной к читающему молитвы Гонорию и стоял так некоторое время. Когда тот вновь взглянул на Слава, глаза его были все так же холодны и жестоки, но голос стал другим.

— Встань! Во имя Изабеллы дарую тебе жизнь… Скажи Вольдемару Замойски, что я велю вам завтра же покинуть крепость.

Патер Гонорий поцеловал сапоги деспота и неуклюже выполз из покоев.

Весть об изгнании латинян из города была воспринята как благое известие. Пьяные крестьяне и послушники провожали их солеными шутками и прибаутками. Вольдемара Замойски еще щадили, но патеру Гонорию пощады не было. Он даже не подозревал, что в душах людей за это время накопилась такая лютая ненависть к нему. Всегда они, эти люди, были тихи и приветливы, а теперь их злорадство не имело предела. В Гонория и Вольдемара бросали гнилыми мандаринами и тухлыми яйцами, пьяные мужики прыгали перед ними, кривляясь, испуская непотребные звуки, делая неприличные телодвижения, а некоторые даже грозили повесить их.

Гонорий шевелил губами в молитве:

— Господи, спаси и помилуй! Спаси нас, господи! Спаси нас, господи!

Среди провожающей латинян толпы можно было видеть и людей новой деспины. Они с явным страхом наблюдали это зрелище, опасливо оглядываясь по сторонам. Им казалось, что эти проводы устроены специально и что Слав предупреждал их, вот, мол, какая судьба ожидает вас, людей новой жены деспота.

И они были недалеки от истины…

6

Новый император Роберт де Куртене со свитой приближался к Константинополю. Его сопровождали триста рыцарей и две тысячи оруженосцев. Иоланта, его мать, неожиданно скончалась, и он занял престол. По пути сделали остановку в Силиврии, отдохнули от изнурительного пути, привели себя в порядок. Император ехал в легкой, удобной карете, но теперь приказал привести его долгогривого коня, чтобы вступить в Константинополь как подобает рыцарю. На Куртене надели позолоченную кольчугу, на голову возложили золотой шлем, на плечи набросили пурпурную императорскую мантию. И все прошло бы торжественно и чинно, не разыграйся под ним конь. Привыкнув ходить без всадника, он вдруг поднялся на дыбы и, завертевшись на одном месте, сбросил с себя императора. Перепуганные слуги внесли императора в дом сеньоры Маргариты, жившей неподалеку от злополучного места. Но все обошлось, переломов не оказалось, Роберта спасла кольчуга, а царапины да синяки — не в счет. И все же мало приятного для императора на глазах стольких людей вываляться в пыли. Какой черт заставил его взобраться на этого коня! Так удобно было ехать в карете. Теперь он боялся, как бы его противники не истолковали это как знамение божье.

Преодолев первый испуг, лежа в мягкой постели, обложенный со всех сторон бесчисленными подушечками и подушками, император заскучал. На второй день он пожелал услышать историю жизни доброй сеньоры Маргариты. Оказывается, эта женщина в свое время бросила и дом родной, и родителей, чтобы последовать за своим рыцарем, и осталась верна своему любимому, даже когда он отказался от нее. Эта романтическая история особенно тронула сердце императора. При всем при том женщина была еще и недурна собой, в чертах ее лица угадывалась былая красота.

— И он больше не дал о себе знать?

— Нет, ваше императорское величество.

— И ты к нему ни за чем не обращалась, не напомнила о себе?

— Что вы, ваше императорское величество. То, что я его люблю, для меня превыше всего.

— А мужчины? Другие мужчины, сеньора Маргарита?

— Как можно, ваше императорское величество! Для меня они не существуют.

— Сеньора, не скромничай, ты еще роза среди цветов.

— Отцветшая, ваше императорское величество.

Император промолчал, думая о своей славе покорителя женских сердец, которая шла за ним по пятам. Но почему-то так получалось, что чаще всего ему попадались женщины коварные и жадные. Они без конца преследовали его, пытаясь выцарапать у бывшего любовника какие-нибудь привилегии и, конечно, деньги.

— Ты, сеньора, заслужила другой участи. Хватит тебе жить взаперти и в уединении.

— Я живу с богом и со своим чувством, ваше императорское величество.

— Бог вечен, а жизнь человека коротка, сеньора Маргарита. Я надеюсь, что твоя доброта окажется полезной для моего двора.

Через два дня Роберт де Куртене со своей свитой двинулся в сторону Константинополя, а еще через два месяца сеньора Маргарита была вызвана к императорскому двору, чтобы украшать его своей добротой. Роберт де Куртене определил ее в число приближенных и положил высокую плату из императорской казны. Сначала сеньора Маргарита не знала, что ей делать, в чем состоят ее обязанности, но после одной значительной встречи с императором все поняла. От нее требовалось одно — молчание. Роберт де Куртене поместил ее в самый красивый свой дворец на берегу моря, который довольно часто посещали жены его приближенных. Ведь у всех его придворных и благородных рыцарей были свои заботы. Одни хотели присвоить чужие земли, другие — чужое имущество, третьи стремились выжить с императорского двора приближенных старого властелина и занять их место… И почти каждый из них посылал свою жену в этот дворец просить императорской милости, ибо было известно, что добрый император никогда не обижал просительниц. Но все они проходили через его спальню, унося из нее своим мужьям ожидаемые блага, а для себя — приятные воспоминания. Они гордились тем, что император удостоил их своим высочайшим вниманием. И если иные из них вновь хотели быть принятыми императором, то прежде должны были обратиться к сеньоре Маргарите. Ведь она, всю свою жизнь носившая в сердце огромное чувство, легко могла понять состояние тех дам, которые желали его посетить. На первых порах эта придворная работа несколько смущала сеньору Маргариту. Но будучи женщиной практичной, она быстро освоилась с ней. Платили ей регулярно, при дворе ее уважали, с ней считались, так что же еще? Сожалела она лишь об одном — поздно пришли к ней эти почести. И еще тяготил ее груз прожитых лет, хотя и в эти свои годы она могла найти какого-нибудь нового патера Гонория. Но боязнь пасть в глазах императора сдерживала ее, ведь рассказами о верности своему рыцарю, каковым был Генрих, и завоевала она его доверие. Если он узнает, что она солгала, тогда конец ее благоденствию, она бесповоротно потеряет императорскую милость. Несколько дней тому назад сеньора Маргарита случайно встретила патера Гонория. Очень сильно он изменился, высох, как хворостинка, поседел. Сеньора Маргарита поспешно прошла мимо. Ей неприятно было само воспоминание о нем, тем более сейчас ни к чему разговоры с ним. О смерти дочери она получила подробные сведения от сеньора де Бова. И ничто другое ее не интересовало. Сеньор де Бов посетил ее по возвращении из земель Слава и задержался у нее на целую зиму. Сначала она приласкала его «за добровольное заточение», как выражался рыцарь. Но позже пожалела, что сделала это. Он часто бил ее, а при отъезде захватил с собой ее ожерелье из дубровницкого золота[183]. Но божья карающая десница настигла сеньора де Бова. Его хладное тело нашли возле какого-то села — очевидно, он пытался и там что-то украсть. Его алчность стала легендой. Можно было часто слышать, как рыцари говорили своим оруженосцам: