Слав Караславов - Восставшие из пепла

• Название: Восставшие из пепла
• Автор: Слав Караславов
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1985

Роман известного болгарского писателя Слава Христова Караславова повествует об исторических событиях XII–XIII веков, о борьбе болгарского народа за свободу и независимость.

Роман состоит из трех частей-хроник, охватывающих события 1196–1200, 1200–1207 и 1218–1230 годов. В центре каждого романа описывается судьба одного из главных героев: предводителя заговора против царя Асеня и его убийцы — Иванко; болгарского болярина, сподвижника Петра и Асеня во время антивизантийского восстания — Добромира Хриза; одного из родственников Асеней, принадлежащего к числу самых близких царю Калояну людей, правителя-деспота — Алексея Слава.

---

Рыцари с новой яростью вели осаду города. Старый Энрико Дандоло в гневе рвал и метал: молодой василевс Алексей Ангел-младший оказался не более признателен, чем его предшественник Исаак Ангел, — добрался до престола и не пустил их в Константинополь. А ведь клялся, пока не укрепился на престоле, увеличить денежную плату всему рыцарскому войску, если оно останется в империи еще на несколько месяцев, и вот как отблагодарил их за поднесенную ему корону!

А затем события понеслись, как говорится, вскачь. Распрей недавних друзей — сына ослепленного Исаака и крестоносцев — не преминул воспользоваться Дука Мурзуфл. Прежде всего он пустил по городу слух, что молодой император занемог и лежит в постели. Это придало смелости простолюдинам. Храм святой Софии был до отказа забит народом. Торопливо и шумно готовилось провозглашение василевсом Николая Канавы, который был человеком разумным, понимал бесполезность этой затеи и даже не показывался на людях.

Волнение простолюдинов напугало знать: если плебеи одержат верх, то ей конец. И она решила сместить с трона молодого василевса и посадить на него Дуку Мурзуфла. Тайный совет объявил о своем решении Мурзуфлу, тот от радости чуть с ума не сошел. Обреченного на смерть Алексея Ангела-младшего пытались сначала отравить, подсыпали ему в вино яд, да, видно, мало, яд не подействовал. Тогда нанятый убийца просто задушил его. Друзей у покойного в городе царей не было, а тем, кто оставался за стенами Константинополя, показали труп в надежде, что они теперь снимут осаду и уберутся восвояси, ибо тот, кто давал им обещания, а потом изменил своему слову, уже мертв. Но крестоносцы на расправу с молодым василевсом ответили новым штурмом, еще более яростным. Новый василевс Алексей Дука Мурзуфл то и дело сменял военачальников. Неизвестные до сих пор имена возникали, возносились и исчезали. Константинополь содрогался от приступов крестоносцев и заговоров. Никто не знал, что его ждет завтра. В этой суматохе пропал и император от народа Николай Канава. Потом его нашли убитым. Все чувствовали, что Константинополь обречен на гибель, и только присутствие патриарха Иоанна Каматира еще вселяло в людей какую-то надежду на то, что все образуется. Патриарх призывал паству к порядку и покорности. Он короновал нового василевса Алексея Дуку Мурзуфла, объявил, что новый император обручен с дочерью Алексея Ангела Евдокией и посоветовал ему появиться перед жителями Царьграда вместе с невестой. Мурзуфл так и поступил и даже привез в город из монастыря ее мать. Старая императрица быстро вошла в прежнюю роль, блеск ромейского двора мгновенно воскрес. По ночам, после очередных штурмов крестоносцев, в городе пылали пожары, а за окнами императорского дворца гремела музыка. Знать веселилась и развратничала, любовь стала легкой и доступной, как во время чумы. Некое странное сумасшествие ослепляло людской разум, закрывало глаза на грозную силу, которая сосредоточилась за стенами города. В Константинополе что ни день рождались фантастические слухи и сплетни. Однажды город проснулся с тревожной вестью: высокая мраморная колонна, воздвигнутая в честь основания города царей и украшенная статуей Константина, якобы накренилась. Люди повалили на площадь, чтобы убедиться в зловещем предзнаменовании. Сверкающая позолотой колонна стояла, как прежде, так же величественно и непоколебимо, но на самом верху ее, возле скульптуры основателя города, темнела трещина, и тяжелая бронзовая статуя грозила рухнуть. Тяжкое уныние охватило людей. Даже новоиспеченный василевс прибыл на площадь, чтобы самолично убедиться в зловещем знамении. Кругом он слышал панические крики:

— Падет город Константинов!

— Как только василевс рухнет с вершины колонны…

— Бог и император Константин лишили Царьград своего благословения…

Мурзуфла охватил великий страх. Он похудел от тревог и волнений. А тут еще каждый вечер в его спальне раздвигались завесы, входила Евдокия. Она уже давно стала ему женой не перед людьми, а перед богом, ибо очень уж спешила наверстать упущенное в монастыре время. После ее ласк он засыпал как убитый и хоть на время отрешался от своих забот и страха.

Каждое новое утро приносило Алексею Дуке Мурзуфлу новые тревоги. И все же он жил надеждой, что город выдержит осаду крестоносцев. Впервые он усомнился в этом во время одной из вылазок за городские стены, когда едва не оказался в плену, а из рук патриарха Иоанна Каматира крестоносцы вырвали икону богородицы — защитницы ромеев.

Это второе знамение привело Густобрового в настоящее смятение, и он решил покинуть Царьград. Оставалось только обдумать, как это сделать и куда направиться…

3

Калоян не давал послам Алексея Ангела никакого ответа. Царь тайно направил своих людей к крестоносцам: он готов прийти к ним на помощь со стотысячным войском, если они примут потом, после взятия Константинополя, его условия — признают его законным царем всех старых болгарских земель, помогут утвердиться самостоятельности болгарской церкви и будут считать его равным среди других властелинов мира. А пока Калоян продолжал развлекать красивую ромейку. Неопытные в этом деле болгарские кавалеры тем не менее скучать ей не давали: приглашали на состязания лучников, устраивали в ее честь охоты, конные состязания. Девушка была сдержанной, но не надменной. Неловкие ухаживания принимала со смущением. Она знала судьбу византийских принцесс — разменную монету ромейского двора — и потому покорно ждала своего жребия.

Калояну перевалило за тридцать, он был немногословен, но прям душою, — что думал, то и говорил. Эти качества царя, чуждые дворцовым нравам империи, все более поражали ее. Иногда Феодора ловила на себе изучающий взгляд Калояна, и странный трепет пробегал по ее телу. Ее душа — душа ребенка и женщины — волновалась больше, чем когда бы то ни было. Она представляла, что, может быть, он поднимет ее на своих крепких руках высоко-высоко, как когда-то Иванко поднял ее мать. И Феодора, замечтавшись, прикрывала глаза.

Ей нравилось стоять на балконе и тайком наблюдать, как Калоян во дворе отдает распоряжения. Царь никогда не бранил своих людей, говорил с ними тихо и спокойно, будто с близкими друзьями. Его отношения с подданными удивляли принцессу: при ромейском дворе все было не так. В душе Феодоры происходило что-то странное. Она почти потеряла покой, в присутствии Калояна чувствовала себя счастливой и в то же время побаивалась его. Она попробовала было избегать царя, но с ужасом поняла, что не может с собой совладать, ей необходимо было видеть его, слышать, говорить о нем. И на ухаживания других она вовсе не обращала внимания. Усерднее и чаще всех крутился возле нее Борил, стараясь поразить ее преданными и восхищенными взглядами, но Феодора этого попросту не замечала.

Однажды Борил даже посочувствовал Калояну, мол, нет у царя свободы, чтобы воспользоваться таким редким случаем и поразвлечься с ромейкой, ведь он женат и если оскорбит, а тем более, если отстранит от себя куманку Целгубу, то навлечет на себя ненависть ее сородичей, без которых многое можно потерять, так не лучше ли отдать Феодору в жены кому-нибудь другому…

Калоян слушал болтовню племянника, стараясь понять, куда тот клонит. Когда Борил вздохнул и сказал, что неплохо бы царю в этом смысле подумать и о своих родственниках, Калоян догадался, что тот предлагает в женихи Феодоры себя. Царь ничего не сказал, а лишь подумал, что Феодора красива и что эта золотая приманка уже принесла смерть двум ее женихам. Но он, Калоян, не позволит красоте ромейки ослепить его. Если суждено ему погибнуть, то погибнет он на поле брани, а не от дурмана любовных чар этой женщины-ребенка. Сейчас, когда решалось — быть или не быть его государству, он не имел права на безрассудное увлечение, тут Борил прав. Женитьба на Феодоре может навлечь на него ненависть папы, столкнуть его с железными рыцарями, одного, без союзников — куманов. Тогда погибло бы все, что он создавал до сегодняшнего дня столь старательно и терпеливо. Нет, Калоян не оскорбит влюбленную в него Феодору своим пренебрежением и все сделает так, чтобы она поняла, почему он отказывается от нее. Но об этом — после. Пусть вернутся от рыцарей его послы, он хочет знать, как крестоносцы отнеслись к его предложению союза и помощи. А об укреплении силы своего государства женитьбой Борила на Феодоре он просто не хотел и думать.

Послы Калояна вернулись молчаливые и угрюмые. Кони их были потными, вести — недобрыми. Крестоносцы не приняли послов Калояна всерьез. Говорил с ними не маркиз Бонифаций Монферратский и даже не Балдуин, а какой-то рыцарь, и от имени совета знати он велел им поскорее убираться восвояси.

— Царь, наш язык не поворачивается передать тебе то, что ответили они на твое предложение.

Калоян ударил кулаком по подлокотнику трона и приказал: