Слав Караславов - Восставшие из пепла

• Название: Восставшие из пепла
• Автор: Слав Караславов
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1985

Роман известного болгарского писателя Слава Христова Караславова повествует об исторических событиях XII–XIII веков, о борьбе болгарского народа за свободу и независимость.

Роман состоит из трех частей-хроник, охватывающих события 1196–1200, 1200–1207 и 1218–1230 годов. В центре каждого романа описывается судьба одного из главных героев: предводителя заговора против царя Асеня и его убийцы — Иванко; болгарского болярина, сподвижника Петра и Асеня во время антивизантийского восстания — Добромира Хриза; одного из родственников Асеней, принадлежащего к числу самых близких царю Калояну людей, правителя-деспота — Алексея Слава.

---

— Ну? — не понял Калоян.

— Можно написать, что мы не доверяли этому послу именно как «архипресвитеру греков». Нам потребовалось время увериться, что он действительно посол святого Римского престола.

Калоян взял пергамент из рук Звездицы и взглядом скользнул по строкам. Да, Звездица прав, все это написать можно. А почему бы не сказать еще в письме, что он неоднократно пытался направить своих людей в Рим с ответом его святейшеству, но попытки эти не увенчались успехом, враги стерегли дороги, не пропускали послов.

— Ты, Иван, и составишь ответное письмо. Ты знаешь, как это сделать. Насчет веры — обещай, но и что следует потребовать от святого старца — требуй! Добьемся своего — хорошо, не добьемся — ничего не потеряем. Обещай все, а после посмотрим, что следует выполнить, а что — не следует. — И, резко повернувшись к архиепископу Василию, спросил: — Верно ли, владыка?

— Если, царь, два желания, одно — святого римского старца, а другое — наше, будут исполнены, то знай, что так пожелал всевышний. Я же, со своей стороны, если нужно, напишу свое письмо папе, в котором также буду настаивать на его благословении, утверждении нашей царской короны и самостоятельности болгарской церкви.

— Да, так! — Калоян встал и, сделав несколько шагов, остановился посреди залы. — Нам надо доказать тем, в Константинополе, что не только они могут соединять и разъединять людей божьей силой.

Архиепископ Василий склонил голову в знак согласия.

2

Как быстротечен мир!

Еще недавно многое казалось вечным и незыблемым, а теперь словно закрутился медленно и тяжело невидимый страшный жернов, грозя все превратить в прах. Поползли слухи о новом рыцарском крестовом походе. Едва Алексей Ангел узнал об этом, сердце его сковал страх. Каким путем пойдут рыцари? Если через его земли — горе ему! Когда-то его брат Исаак Ангел пережил их нашествие. Фридрих Барбаросса Железный шел через земли ромеев, оставляя после себя прах и пепел. Сейчас там, в рядах крестоносцев, его племянник, тоже Алексей, сын ослепленного им Исаака Ангела.

Что готовила судьба Алексею Ангелу?

Тайные лазутчики ежедневно приносили одну за другой тревожные вести. Несмотря на запрет Иннокентия III, крестоносцы захватили Зару[104], принадлежавшую Имре — королю мадьярскому. Видимо, они пойдут и через его земли. Алексей Ангел решил готовиться к обороне. Он осмотрел городские стены и приказал их подновить, наведался на склады с припасами, объехал боевые корабли. Склады ломились от разной снеди, но состояние флота привело его в отчаяние: гнилые корыта без парусов и канатов с истощенными командами гребцов никуда не годились. Флотоводец Стрифна, вместо того чтобы заботиться о боеготовности морских сил страны, беспробудно пьянствовал, распродавал военное имущество. Василевс, завизжав от ярости, принялся его пинать, а потом приказал повесить на самой высокой мачте. Несколько дней тело Стрифны для устрашения людей болталось на веревке.

Василевс закрылся в своих покоях, и только Георгий Инеот имел к нему доступ. С большим трудом патриарху Иоанну Каматиру удалось добиться у него приема. Патриарх посоветовал императору в такой обстановке не только помириться с царем мизийцев Калояном, но и признать самостоятельным его царство и болгарскую церковь, а за это выговорить у Калояна обещание помощи в случае нашествия крестоносцев. Василевс согласился, повелел направить к Калояну послов с богатыми подарками. Но в успехе дела уверен не был, ибо Калоян, как доложили лазутчики, уже вел переговоры с Римом, и в туманных обещаниях папы можно было уловить его полусогласие с просьбами царя болгар.

Страх и неуверенность в будущем вселили в василевса апатию и леность. Обычно такое его состояние предвещало приступ подагры, и он распорядился, чтобы приготовила лохань с одессосской лечебной грязью. Злоба на всех молодых и здоровых людей поднималась в нем. Он не хотел никого видеть. Да и с кем было ему видеться? Дочь Анна с мужем — изгнанники в Никее, брат Исаак — ослеплен, жена Евфросиния заточена в монастырь. Он почти забыл свою младшую дочь Евдокию. Ей было восемь лет, когда он выдал ее за владетеля Рашки, Стефана. Она оказалась бесплодной, Стефан выгнал ее, и Евдокия перебралась к матери в монастырь, даже не пожелав повидаться с отцом. Они были совсем чужие. Его племянник Алексей — у рыцарей-латинян. И только зять Алексей Палеолог со своей избалованной женой все еще вертелся около него, вселяя крохотную надежду, что ему есть на кого опереться в тяжелую минуту. Мучительно перебирая в памяти своих родственников, разбросанных по земле, Алексей Ангел умышленно пропустил Камицу и Феодору. Камица бежал к пизанцам, василевс знал об этом. Очевидно, протостратор с нетерпением ожидал крестоносцев, чтобы присоединиться к ним. А Феодора… Она была тем лучиком, который все еще светил василевсу. Эту темноволосую девочку с маленьким, как вишня, ртом, он уже дважды продавал, но ее цена, думал он, будет расти. Через нее, возможно, удастся умилостивить и привлечь на свою сторону в тяжкий час какое-нибудь жаждущее престола сердце. После приступов подагры он звал Феодору к себе и долго смотрел на нее пустыми безжизненными глазами. Видимо, созерцание ребенка уносило его в молодость, в то беззаботное время, когда он не знал, что значит повелевать всеми и бояться всех. Этот пустой взгляд деда пугал девочку, и она спешила поскорее выбраться в сад, полный птичьего пенья, простершийся под небесной синевой. Василевс не задерживал ее, но долго смотрел ей вслед.

И наконец; случилось то, чего так боялся император: крестоносцы двинулись в поход через его земли. Лазутчики донесли, что они, как саранча, налетели на пограничный ромейский город и никого не пощадили там. Срывая украшения с женщин, они, не мешкая, отрезали им уши, отрубали руки и головы. Беженцы в поисках защиты спешили к столице. Страх летел впереди имен рыцарей-крестоносцев — Бонифация Монферратского[105], Балдуина[106], графа Фландрии и Эно[107], некоего Пьера де Брасье[108], человека, как передавали, невероятно огромного. Его конь, по слухам, был одним из самых крупных, но и тот едва выдерживал своего всадника. Было у него якобы пять запасных лошадей, и он беспрестанно подменял их. Рассказывали, что одним ударом меча Брасье валил дерево.

Среди этих имен Алексей Ангел ожидал услышать имена Мануила Камицы и племянника Алексея, сына Исаака. Но пока не слышал. Понимая, что угроза ромейскому трону серьезна, василевс с нетерпением ожидал вестей от посольства, отправившегося к Калояну.

Где и почему задерживался его предводитель, патриарх Иоанн Каматир?..

3

Тяжелые ворота Тырново медленно раскрылись. Протяжно пропели лебедки перекидного моста. Путь к внутренней крепости был открыт.

Царские дружинники в кожаных одеждах, железных кольчугах стояли по обе стороны дороги. Их длинные боевые копья скрещивались над головами послов василевса. Духовенство и придворные столпились перед главным входом во дворец.

Иоанн Каматир въехал в крепость верхом на белом муле — сан не позволял ему пользоваться боевыми лошадьми. Его одежда побелела от пыли. От непривычной езды у него занемела поясница. Мул, крупный и откормленный, фыркал и лениво поднимался по каменистой дороге. В переднем дворе ромеи остановились. Царские слуги повели животных к конюшням, а гости были приглашены в левое крыло дворца умыться и отдохнуть с дороги.

Вздыхая и охая, патриарх Иоанн Каматир опустился на жесткую постель и стал смотреть на солнце, искусно изображенное резчиком на деревянном потолке. Светилу был придан человеческий лик; солнце, обрамленное вместо лучей боевыми стрелами, приветливо улыбалось. Этот символ доброты и воинской храбрости Каматир видел впервые. Он прикрыл веки и услышал, что в покои просачивается перезвон церковных колоколов. Он был таким многоголосым и благозвучным, что патриарх не выдержал, поднялся и вышел на улицу. Перед входом во дворец собралась толпа священников и знатных людей. Многие из них упали на колени и просили его благословения, другие были счастливы, если им удавалось поцеловать край его одежды.

Каматир высоко поднял руку, трижды перекрестил толпу и вернулся в отведенные ему покои. Он снова прилег, но его острый старческий слух не переставал улавливать шум, долетавший с улицы.

Вскоре вошел слуга и объявил, что царь Калоян с семейством приглашают его на трапезу.

Хозяева и гости расселись за длинным овальным столом, посередине которого стоял большой золотой подсвечник. Жир свечи плавился, и свет в своей непрестанной игре создавал на стенах странные фигуры и причудливые узоры.

Каматир внимательно рассматривал хозяев. Царь ел медленно, говорил мало. Соблюдал принятые в таких случаях ромейские приличия. Каматир не удивлялся этому, зная, что пребывание Калояна в Царьграде в качестве заложника кое-чему его научило. Слева от него сидела царица: смуглое лицо с правильными чертами, продолговатый разрез глаз, длинные ресницы, лоб без морщин, гладкий, как у молодой девушки. Черные густые волосы стянуты на затылке в большой пучок. Она то и дело ворчала на свою дочь, говоря на непонятном патриарху языке. Каматир знал болгарский, но этот язык был другим. Возле ребенка сидел мужчина с такими же глазами, похоже, брат царицы; справа от царя находилась смиренного вида старушка в монашеской одежде, возможно, его мать или близкая родственница, она приглядывала за двумя детьми. Далее сидели крупные, здоровые мужчины: один по имени Слав, другой — Борил, третий — Сергей Стрез[109], за ними — божьи служители в темных одеждах. Каматир сидел напротив царя, подле него — архиепископ Василий. Здесь же были еще четверо-пятеро людей, ни имен, ни сана которых Каматир не запомнил. Все эти сильные и здоровые люди ели с аппетитом и обильно запивали еду вином.