Олег Терентьев - Владимир Высоцкий: Эпизоды творческой судьбы

• Название: Владимир Высоцкий: Эпизоды творческой судьбы
• Автор: Олег Терентьев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1987

Владимир Высоцкий не вёл дневников, у него не было прижизненных биографов. Но были родные, друзья, знакомые и коллеги, чьи воспоминания и легли в основу данной публикации. Так же использованы статьи из периодической печати, документы и материалы из музея театра на Таганке, комиссии по творческому наследию Высоцкого и личные архивы родителей поэта. Материалы расположены в хронологическом порядке. Составление и подготовка к печати — Б. Акимов и О. Терентьев.

---

Сейчас такого внешнего показа событий мало. Поэтому для сценария мы взяли другую, более жизнеспособную часть пьесы: историю отношений сына банкирши Евгения Ксидиас и Саньки — девушки одесских предместий (...). Вся остальная часть пьесы используется нами как сложные, сгущенные обстоятельства, в которых центральный конфликт развивается гораздо острее, стремительнее и глубже.

Я люблю балаган, народные зрелища, условность, театральность. Мне хочется продолжать поиски в этом направлении. Поэтому в сценарии я искал условные сгущенные ходы (...). Я стремился выразить содержание не только через психологическую цепочку характеров, а через цепь аттракционов». (2)

«Я начал снимать Высоцкого в 67-м году, когда опыт его кинематографический был небольшой. Да и в театре им была сыграна [лишь] первая значительная роль (...). И, конечно, у меня были сомнения... Как же мы встретились? Я в газете «Московский комсомолец» сделал заявление о том, что буду снимать новый фильм «Интервенция». Я хотел возродить традиции, с одной стороны, русских скоморохов, а с другой — революционного театра 20-х годов. И я обратился с интервью, надеясь найти единомышленников. И действительно, такие люди стали появляться. Первым пришел Сева Абдулов». (1)

«Он с места в карьер начал рассказывать о Высоцком. Я почти два года не был в Москве и слушал его с интересом. Больше всего Сева говорил о его песнях. А вскоре появился и сам Высоцкий. Он был молчалив, сдержан. Но в том, как он нервно слушал, ощущалась скрытая энергия. То, что он будет играть в «Интервенции», для меня стало ясно сразу. Но кого? Когда же он запел, я подумал о Бродском (...). Трагикомический каскад лицедейства, являющийся сущностью роли Бродского, как нельзя лучше соответствовал трагической личности Высоцкого — актера, поэта, создателя и исполнителя песен, своеобразных эстрадных миниатюр. Не случайно эта роль так интересовала Аркадия Райкина». (3)

«С Высоцким мы познакомились в Ленинграде на пробах к картине «Интервенция» режиссера Полоки [студия «Ленфильм», роль: Бродский (он же — Воронов), разрешительное удостоверение выдано 19 мая 1987 года]. Он мне сказал: «Я хочу на роль Бродского попробовать Володю Высоцкого». Я мало знала Высоцкого, но по тому, что я до этого видела, мне казалось, что это не его роль, что героем должен быть человек высокого роста, мужественной внешности[24]. А Полока говорит: «Ты знаешь, он так поет!..» Спрашиваю: «Ну при чем тут пение?» А он отвечает: «Нет, я так не могу, я не мыслю эту картину без него»...

Потом я пришла на пробу: действительно, Высоцкий очень смущался своего роста. Я была на высоких каблуках, он потребовал скамеечку, чтобы выровнять наш рост. Я, помнится, сказала: «Что это за герой с надстройкой?», но он упорно становился на скамеечку. В конце концов, пробу мы сделали». (16)

«Когда я впервые столкнулась с Высоцким — это было на пробах в «Интервенции»,— меня поразил его голос. Он вошел, и его «здравствуйте» — это удивительно. Он никогда не кричал, он ворковал, даже не ворковал, а мурлыкал как тигр: «Здр-р-р-равствуйте»,— мягко так. Вообще у него была привычка — он всегда выходил на середину съемочной площадки, поднимал руки кверху и говорил так: «Спасибо всем! До свидания». Или — «Здравствуйте!» Я впоследствии пробовала это перенять, но у меня ничего не получалось. Я уж лучше к каждому в отдельности подойду. Но как это делал Высоцкий, даже маститые актеры сейчас не могут. А он никогда никого не забывал, после съемки обязательно: «Спасибо, ребята!»...

Потом были большие дебаты на худсовете по утверждению нас с Высоцким. Меня никак не хотели утверждать на роль, потому что предлагался совершенно другой тип актрисы: красивая рыбачка — тот стереотип революционерки, который существовал в те годы... Володю тоже не утверждали, но по иным причинам». (8)

«На роль Бродского пробовались и другие хорошие артисты. И на первый взгляд, может быть, их пробы выглядели убедительней. В общем, Володя Худсовет проиграл, большинство было против. Ленфильмовцы были против по простой причине: они считали, что он сугубо театральный актер, что он никогда не овладеет кинематографической органикой. Они говорили, что его достоинство — для театра, даже для эстрады. Я попытался спорить, но не выиграл. Тогда я сказал, что так, как Высоцкий, будут играть все актеры, что это эталон того, как должно быть в картине. Или же я отказываюсь от постановки». (1)

«Однако чем дальше, чем выше по чиновно-иерархической лестнице продвигались мои кинопробы, тем проблематичнее становилась вероятность его утверждения. Для руководства Высоцкий в это время был прежде всего автором известного цикла песен (назовем его условно «На Большом Каретном»), И все-таки Высоцкого удалось утвердить, прежде всего потому, что его кандидатуру поддержал крупнейший художественный авторитет тогдашнего «Ленфильма» — Григорий Михайлович Козинцев». (3)

«Я (...) столкнулся с ним очень поздно, к сожалению, в его последние годы. И, зная его только в последние годы, понимаю, сколько он мог дать как педагог. И ее хочу сказать о благородстве Козинцева: он не только помог утвердить Высоцкого, но и, когда с картиной стали происходить сложности, он тоже появился. Он вообще появлялся тогда, когда было плохо. И употребил все свое влияние, чтобы судьба картины была благополучной...

Я вообще думал о нем [Козинцеве] в связи с Шекспиром. Он говорил, что Шекспир и Высоцкий где-то близко, [«Так, как Козинцев знал Шекспира, мало кто знал. Помимо того, что он был режиссером, он был очень крупным шекспироведом» — Э. Рязанов.] Он говорил о том, что хотел бы снять фильм, где в главной роли — шекспировской роли — должен быть Высоцкий. Хотя он не называл пьесы». (1)

«Мы с ним оба были утверждены на роль, хотя его утверждение проходило трудно. Но тогда он поразил меня тем, что больше переживал за Валеру Золотухина, так добивался, чтобы он играл моего «сына» — Женьку Ксидиас, очень ему помогал», (16)

«Мы оба недовольны были ролью Женьки, а на Женьку пробовался его большой друг Всеволод Абдулов. И Володя очень переживал. Приехал, попросил меня показать ему эту пробу. После просмотра пришел чернее тучи. И говорит: «Севочке эту роль играть нельзя. Он артист хороший, но это не его дело».

Привел Валерия Золотухина. Сказал: «Я с Севочкой поговорю, а Валерочка — то, что надо», В момент эмоционального взрыва, когда он стремился что-то внушить, он переходил на уменьшительные имена,-.

Кто-то мне сказал, что это безжалостно. А я думаю, нет. Это очень трудно совершить — отказать своему другу. Это требует мужества!» (1)

«Хорошо помню первый съемочный день ( — ): во втором ателье «Ленфильма» стояла декорация с огромными кариатидами (-..). В съемке были заняты несколько актеров, был и Володя, но он, по-моему, в этот день не снимался, а просто пришел посмотреть...

Эта съемка была как бы пробной: мы что-то отсняли, поставили галочку, что «начали съемочный период» (...), а в Одессу на натуру мы выехали (...) во второй половине июля. Почти вся киногруппа ехала поездом [но] Володя (...) с нами не ехал, он был занят в спектакле и прилетел потом отдельно». (7)

«Высоцкий приезжал (...) при первой возможности, даже если не был занят в съемках. Он появлялся, улыбаясь, ощущая себя «прекрасным сюрпризом» для всех присутствующих. Потом шел обряд обниманий, похлопываний, поцелуев: от переполнявшей его доброжелательности доставалось всем, в том числе всеобщей любимице, осветительнице Тоне [А. В. Иванова]. Затем Высоцкий шел смотреть отснятый материал». (3)

«Приходил счастливый после просмотра. Он вносил дух бригадной какой-то работы, коллегиальной, когда все были раскрепощены. Это всегда (...). Отсюда его подарки всем, отсюда участие в личной жизни...

Если у кого-то несчастье, он включался, доставал что-то, привозил и т. д. Хотя особых возможностей он тогда не имел. Были случаи поразительные. Когда нужно было собрать на съемку людей, а людей не хватало, то он лез на эстраду и пел.

Однажды нас жена первого секретаря Одесского обкома пыталась выгнать со съемочной площадки, их жилой дом стоял рядом, мы им мешали: громкие команды раздавались. Володя туда пошел, что-то говорил, шумел, убеждал — нам разрешили». (1)

«В Одессе Володя снимался не много. Я помню его только в нескольких сценах: «Марш интервентов» — это когда французы вступают в город, а вся Одесса стоит на берегу и по-разному реагирует на это дело (...). Все мы работали в плавках, а бедные артисты маршировали или приветственно кричали, будучи одеты по полной парадной форме. Володя снимался в пиджаке и в галстуке. Рядом с местом съемок, в кустах, администрация организовала для актеров что-то типа душа. Володя прибегал и окатывался водой почти после каждого дубля». (7)

«Начало фильма: Одесса, колоннада, Воронцовский дворец — там это снималось. Пекло, страшный зной, жара невыносимая. Володя в костюме, в котелке, я в корсете, в платье с драгоценностями, в шляпе, в мехах. Это было что-то невозможное! Там у нас играл один негр — он был министром культуры какой-то африканской страны, проходил практику у Товстоногова — и он упал в обморок во время съемок! Мы все были потрясены: «Как же так, Али? Почему? Ведь ты же — негр!» А он говорит: «Нет! Мы в такую жару не работаем...» Нет, конечно, сильнее артиста среднерусской полосы — он все выдержит!..» (16)