Даниель Циммерман - Александр Дюма Великий. Книга 1

• Название: Александр Дюма Великий. Книга 1
• Автор: Даниель Циммерман
• Издательство: ТЕРРА; Физкультура и спорт
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1996
• ISBN: 5-300-00857-5

Подробная биография — настоящий путеводитель по творчеству Александра Дюма-старшего (1802–1870) — принадлежит перу известного современного романиста, лауреата многочисленных литературных премий Даниеля Циммермана.

---

Матушка, куда более аристократичная, чем полупарализованная Мари-Луиза, представляет его малозначительному барону времен Империи Тибо, известному, как мы помним, своей трогательной надгробной речью Генералу. Невозможно отказать себе в удовольствие предоставить ему описать эту сцену[160]: «У этого молодого человека заметил я кожу метиса, курчавую и густую шевелюру негра, своеобразные ногти, сплюснутые ступни; но был он высок и строен и физиономию имел довольно благородную; его серьезный, нежный и внимательный взгляд придавал ему некую вкрадчивость, проистекающую из меланхолического облика и особого выражения, свидетельствовавшего о доминирующей мысли и глубоком чувстве».

Впечатление, как видим, не «слишком благоприятное», что побуждает барона всячески превозносить Генерала. Александр светлеет: «Все, кто знал моего отца, говорят о нем с восхищением, поэтому память о нем — предмет моего поклонения». Представьте, негр, не лишенный чувств, и барон любезно расспрашивает его о роде занятий; ах, так это он и есть знаменитый драматург? Александр скромно подтверждает, но театра ему уже мало и сейчас он собирается предпринять «пятнадцатимесячное путешествие, чтобы подготовить военную, религиозную, философскую, нравственную и поэтическую историю всех народов, когда-либо живших по берегам Средиземного моря; к этому рассказу он думает добавить описание основных стран и городов, омываемых этим морем, — от Палестины до Геркулесовых столбов — и иллюстрировать свое описание сотней видов и пятьюдесятью виньетками». Барон поражен чем дальше, тем больше: но ведь на все на это нужны деньги! И да, и нет, исходя из того, что, кроме Александра, в состав экспедиции войдут еще лишь художник, скульптор, архитектор, врач и геолог, правительству достаточно дать каждому из них по десять тысяч франков на дорожные расходы. Ну и, конечно, судно с командой. И так как следует учитывать и непредвиденные расходы, необходим дополнительный кредит в сорок тысяч франков; эта сумма покроется, впрочем, подпиской на восемьсот экземпляров четырехтомного труда, который собирается написать Александр и который гарантирует правительству покрытие расходов последнего. Барон проглатывает слюну: и как же Александр думает «добиться этой тройной льготы»? Александр пожимает плечами: с помощью Луи-Филиппа, разумеется, что подразумевало Фердинанда. Барон на этот раз забывает проглотить слюну: негр, знакомый с королем? Александра забавляет это недоумение:

«Я был библиотекарем герцога Орлеанского, когда случились июльские события; но мои принципы не позволили мне ни остаться при нем, когда он стал королем, ни даже увидеться с ним с тех пор. Будучи сыном генерала Республики, я республиканец».

Барон белеет: какова неблагодарность, «воспользоваться милостями принца, который его к себе приблизил, несмотря на цвет кожи, и теперь демонстрировать свое презрение к королю?» Богатый жизненный опыт позволяет Александру легко распознавать расовое пренебрежение, и он добивает барона. Да, министр побуждал его ходатайствовать персонально перед королем, и он, разумеется, отказался. Но в том случае, если он добьется полного удовлетворения своей просьбы, он согласен поступиться своими принципами и пойти поблагодарить короля. Барона чуть удар не хватил. Александр же лучезарно улыбнулся ему и объяснил, что путешествие в настоящий момент ему просто необходимо:

«Мне надо бы уехать из Парижа, а то женщины совершенно не дают мне возможности работать».

От этого барон так и не смог оправиться: «Готовый скорее пойти на операцию, совершенно противоположную той, что проделал Святой Дух, нежели произвести на свет черномазого, я не мог понять этих женщин, унижающихся до того, чтобы прерывать труды этого Александра Дюма, который, возможно, полагал себя Александром Великим в литературе, и в еще большей степени не мог понять, как мадам герцогиня д’Абрантес могла даже метафорически согласиться на то, чтобы он называл ее своей матерью».

«Le Musee des families», одна из многочисленных газет, основанных Эмилем де Жирарденом, опубликовала большую статью Гайарде об истории Нельской башни, где утверждалось, что она вдохновила его на его первую и лучшую драму. В комментарии после статьи утверждалось то же самое. Иначе говоря, Александр не имел к этому никакого отношения. Используя свое право на ответ, он подробно описывает историю создания пьесы и свой вместе с Жаненом вклад в нее. Попутно Гайарде предстает здесь в совершенно нелепом виде, до такой степени, что, рассердившись во время одной из репетиций, он выскочил на сцену и спросил, «намерены ли актеры начать репетицию его пьесы, или же его пригласили для того, чтобы показать драму другого автора». На это следует витиеватая и длинная реплика Гайарде о том, что Александр исправил лишь кое-какие мелочи, что он мошенник и вор, как и его приятель Гарель. Четверть века спустя Гайарде признает «значительную долю» Александра в «Нельской башне», но пока что они собираются драться на дуэли.

Встреча назначена на 17 октября 1834 года. Александру известно, что Гайарде упражняется в стрельбе из пистолета, оружия, в котором и сам Александр силен. Следовательно, он предлагает шпагу, которой владеет хуже, но получает отказ Гайарде. Секундантов назначают по жребию. Александру достаются Лонпре и Майан, «просто знакомые», а Гайарде — Сулье и Фонтан, «двое моих друзей», которых Александр ведет в тир, чтобы продемонстрировать свое мастерство. Вечером он составляет завещание, пишет своей матери, Мари-Луизе, разумеется, а вовсе не герцогине д’Абрантес. «Поскольку бедняжка знала, что я собираюсь отправиться в довольно длительное путешествие, я написал десятка два писем из разных городов Италии; если меня убьют, от нее скроют истину, время от времени передавая эти письма, как будто только что полученные, и она будет думать, что я по-прежнему жив».

17-го после завтрака Александр и его друзья отправляются в Сен-Манде, в самую чащу леса. Биксио уже там в своем обычном качестве доктора, но просвещенного, ибо он хотел проверить утверждение Мериме в «Этрусской вазе», вышедшей четырьмя годами раньше, будто бы «человек, сраженный пулей, прежде, чем упасть, странно поворачивается». Александр обещает ему сделать все возможное, чтобы Гайарде удовлетворил это законное научное любопытство. Подопытная свинка скоро появляется. «На нем был настоящий костюм для дуэли: сюртук, панталоны и жилет — все черное, без единого белого пятнышка на теле, включая и воротник рубашки». Добавим сумерки осеннего леса, тоже не способствующие вознаграждению любознательности Биксио. Александр снова предлагает шпаги, Гайарде настаивает на пистолетах. Александр в такой ярости, что предлагает условия, аналогичные швейцарской дуэли Алкида Жоливе с англичанином: «Идти навстречу друг другу и стрелять, когда вздумается». Четыре секунданта на такую бойню не соглашаются. Противников расставляют в пятидесяти шагах друг от друга, каждый имеет право сделать пятнадцать шагов, две трости на земле обозначают границы, которые нельзя преступить. Любознательность Биксио неутолима: он хочет знать не только, поворачивается или нет сраженный пулей человек, но также, насколько пульс Александра передает степень его волнения. Александр не без удовольствия протягивает ему руку, и Биксио не фиксирует ни малейшего ускорения пульса.

Сулье трижды хлопает в ладоши. Гайарде бегом преодолевает расстояние до своей границы — трости. Александр идет вперед не спеша. Гайарде стреляет, мимо. Александр имеет право пройти еще пять шагов, «но моя совесть пригвоздила меня к земле, подсказывая, что я должен выстрелить в том направлении, откуда стреляли в меня». Гайарде стоит в профиль, защищая лицо пистолетом, направленным в небо. Не желая, чтобы его обвиняли, что он целился слишком долго, «я выстрелил почти наугад». Промах, но Александр непременно желает убить того, кто даже в глубине души не испытывает угрызений совести, он требует перезарядить пистолеты. Гайарде согласен, но секунданты протестуют. Александр снова предлагает шпаги. Но и на этот раз Гайарде уклоняется. Они расстаются. Биксио страшно разочарован. Ему так и не удалось узнать, «поворачивается ли сраженный пулей или раненный человек, прежде чем упасть. Придется поставить опыт на самом себе». В июне 1848-го Биксио в рядах сил порядка, пытающихся отбить Пантеон у восставших рабочих. Он получает пулю прямо в грудь. «Биксио трижды повернулся вокруг собственной оси и упал.

— В самом деле поворачиваешься! — произнес он.

Проблема была разрешена», наполовину. Биксио был только ранен и умер лишь в 1865 году, в своей постели, побывав администратором в «Credit mobilier» и организатором «академических обедов», названных так по составу участников этой обжираловки. Бывал там и Александр, но пусть успокоятся дорогие читатели, он так никогда и не стал членом Французской академии. Дуэль с Гайарде, во время которой он, первоклассный стрелок, не смог попасть в противника с расстояния в двадцать пять шагов, то есть с основной тренировочной дистанции, вызвала к жизни девятью годами позже прелестный эпизод в «Жорже»[161]. Стрелок в тире одну за другой кладет пули в яблочко. Жорж высказывает мнение, что, если бы мишенью служил человек, подобного результата вряд ли можно было бы ожидать. За сим следует дуэль, и чемпион не попадает в Жоржа, который торжествует: