Даниель Циммерман - Александр Дюма Великий. Книга 1

• Название: Александр Дюма Великий. Книга 1
• Автор: Даниель Циммерман
• Издательство: ТЕРРА; Физкультура и спорт
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1996
• ISBN: 5-300-00857-5

Подробная биография — настоящий путеводитель по творчеству Александра Дюма-старшего (1802–1870) — принадлежит перу известного современного романиста, лауреата многочисленных литературных премий Даниеля Циммермана.

---

Они сворачивают в сторону Крепи-ан-Валуа и останавливаются у Милле, старший сын которого — врач. Появляются прусские кавалеристы. Но их атака отбита французскими гусарами. Александр наблюдает битву из первого ряда ложи — из мансарды. Он сохранит о ней такое сильное впечатление, что почти сорок лет спустя его рассказ похож на заметки военного корреспондента, отредактированные великим писателем:

«Первым в бою пал пруссак; он скакал, склонив голову к шее лошади и выгнув спину, когда удар клинком вскрыл ему спину от правого плеча к левому боку и на мгновение как бы опоясал его красной орденской лентой!

Рана была не меньше двенадцати — пятнадцати дюймов в длину.

Другие погибшие на моих глазах пали один от удара по голове, который рассек ему лоб, другие — от колющего оружия или от пистолетных выстрелов.

Затем пруссаки, наголову разбитые через десять минут от начала боя, снова доверились быстроте своих коней и ускакали во весь опор.

Началось преследование.

Вихрь закружился и умчался, оставив после себя на дороге троих-четверых поверженных».

Сейчас или никогда надо сказать о стиле изложения. Он весьма точно передает характер стычки и вместе с тем постоянно преобразует ее в хореографическое действие. Доктор Милле перевязывает раненых без различия национальной принадлежности. Александр держит тазик с водой — суровая школа для мальчика двенадцати лет. Мари-Луиза и другие женщины превращаются в сестер милосердия. Париж пал 31 марта. 20 апреля Наполеон отправляется на остров Эльбу, Людовик XVIII прибывает в Компьен в обозе неприятеля, а мать с сыном Дюма уже в дороге по направлению к Виллер-Котре.

Предсказывать будущее по снам — семейный обычай. В этом деле Мари-Луиза значительно превосходит Александра. За год до Реставрации она ее почуяла и поэтому в 1813 году официально прибавила к фамилии Дюма фамилию маркизика. Сыну республиканского генерала не на что было надеяться при новой власти, зато Александр Дави де ля Пайетри мог получить стипендию или стать пажем. Его опекун Коллар собирается в Париж для выражения своих верноподданнических чувств Людовику XVIII, у него такие знакомства — Талейран, герцог Орлеанский, уж он-то сможет добиться какого-нибудь местечка для своего питомца, да и для нее тоже. Однако с момента бегства Александра Мари-Луиза не намерена больше ничего решать, не посоветовавшись со своим маленьким мужчиной, который, кстати, растет, к какой фамилии желал бы он быть причисленным. И пусть хорошенько подумает, прежде чем дать ответ.

«Ах, матушка, тут нечего и думать! — воскликнул я. — Меня зовут Александр Дюма и никак иначе. Я знал моего отца и вовсе не знал деда; что бы подумал отец, который пришел проститься со мной в самый момент своей смерти, если бы я отрекся от него ради имени, которое носил мой дед?»

Разумом Мари-Луиза страшилась такого ответа, но сердце ее оценило эту абсолютную верность, подобную ее собственной. Коллар возвращается из Парижа с табачной лавкой в кармане. Александр скрипит: «Чистая античность: вдова Горация Коклеса Тирольского, торгующая табаком!» Всю оставшуюся жизнь табак вызывал у него отвращение. Реставрация имела не только счастливые последствия, ибо аббат Грегуар лишился своего диплома хозяина пансиона. Зато он мог давать частные уроки. И Александр учится дома латыни. Чтобы не носить с собой каждый день Вергилия и прочих Тацитов вместе с переводами оригинального текста, батюшка (таких только и дурачить!) запирал тома на ключ в сундучке. Александр снимает петли, а потом аккуратно возвращает их на место. В результате он великолепен в вариации и абсолютно беспомощен в теме.

Сын табачника должен уметь считать. Обле, школьный учитель, принимает к тому меры, но очень мало вдохновляет Александра. Из четырех правил арифметики он сумел одолеть лишь три и в мемуарах настаивает на этом: «Да и сегодня я не способен ни к какому делению», и даже если речь идет об авторских правах и пропорциональном или обратно пропорциональном распределении между его сотрудниками, Александр как-то ухитряется жонглировать процентами, дробями с помощью трех правил.

Однако Обле оказался превосходным преподавателем каллиграфии. Ученик не замедлил сравняться с учителем в пяти видах прописей: гусиным пером, с нажимом, тонким штрихом, с завитушками, с сердечками и розетками.

Александру тринадцать лет. Он мало прилежен в катехизисе, но поразительно современен в религии, прежде чем станет столь же современен в литературе: за полтора века до Второго Ватиканского собора он потребовал и добился от своей матери разрешения читать молитву по-французски. Несмотря на этот галликанский авангардизм, батюшка договаривается с местным кюре, чтобы именно Александр публично произносил обеты Крещения. Он заучивает их наизусть, а вслед за тем благоговейно погружается в «Письма Элоизы и Абеляра». Мари-Луиза прямо-таки вырывает у него из рук злополучный том, видя в нем странный способ подготовки к первому причастию. При всем том одевает его к причастию во все новое.

«На мне были нанкиновые кюлоты, жилет из белого пике и сюртук василькового цвета с металлическими пуговицами — всё в исполнении Дюлоруа, лучшего портного в Виллер-Котре.

Белый галстук, батистовая сорочка и восковая свеча за два ливра дополняли мой туалет».

Он был сшит «на вырост», поскольку бережливая Мари-Луиза предвидела, что этот наряд сослужит ему в скором времени добрую службу. В ночь накануне церемонии он так и не сумел заснуть, как всегда — от избытка воображения и естественной склонности к преувеличению: «Мысль о том, что я причащусь к телу Господню, вызывала во мне сильнейшие эмоции, сопровождаемые внезапными приступами удушья и постоянным желанием заплакать». В церкви ему сделалось дурно, когда облатка коснулась его губ. Он зарыдал и упал без чувств. И потребовалось три дня, чтобы чувства к нему вернулись снова. Когда батюшка пришел его навестить, Александр бросился к нему на грудь и заплакал.

«Мой милый друг, — сказал он мне, — я бы предпочел, чтобы это было менее пылко и дольше бы длилось.

Аббат Грегуар был человеком рассудительным».

Больше никогда не случится Александру ни впасть в экстаз, ни испытать метафизическую тоску. До самой смерти Мари-Луизы он верит, что Бог существует, и не будет испытывать никакой потребности в том, чтобы выдумывать его вновь для каждодневных нужд каких бы то ни было религиозных отправлений. В случае необходимости недостаток веры он будет восполнять культом охоты, позднее — культом женщины. После посвящения его в фирменный способ ловли птиц он много раз возвращался к Буду со своим друзьями Сонье и Арпеном. Подростки практиковали также манок, или искусство ловить пернатых на живую приманку — сову или сойку, распятую на стволе дерева.

Мать с сыном Дюма переезжают с улицы Лорме на площадь Ля Фонтен. Медник Лафарж сдает им свою лавочку с двумя прилавками, один для продажи табака, другой для продажи соли. Мари-Луиза и Александр занимают также квартиру на втором этаже, слишком большую, и по-прежнему спят вместе на двуспальной кровати. Поскольку у них остается много свободного места, медник просит их приютить на несколько дней его сына, приехавшего из Парижа погостить. Огюст Лафарж — красивый белокурый молодой человек, старший клерк, одетый по последней моде. Он знаком с Беранже и Арманом Гуффе, он сочиняет песни и сорит деньгами по-барски. Александр млеет от восхищения и ходит за Огюстом по пятам. Молодой человек благосклонно относится к его заигрываниям и предлагает гигантскую ловлю птиц с помощью Буду и двух тысяч ловушек на клею. Ради такой компании Мари-Луиза готова примириться с отсутствием сына на ее ложе.

Не только ночь перед первым причастием была у Александра бессонной, бессонными были у него и все ночи накануне охоты. «Ожидание удовольствия возбуждает почти так же, как и само удовольствие. <…> Впрочем, эти одинокие бдения не были для меня вовсе потеряны. Если в сердце моем сохранилась некоторая склонность к одиночеству, тишине и безграничности, я этим обязан ночам, проведенным в лесу, у подножья дерева, звездам, проглядывающим сквозь свод листвы, возведенный между мною и небом, и таинственным, незнакомым звукам, которые пробуждались в недрах деревьев, как только природа засыпала».

Добыча была богатой сойками, дроздами всех видов, малиновками, синицами, славками. Зато с приданым, на которое позарился Огюст Лафарж, надеясь с его помощью стать нотариусом, ему не повезло: Элеонора Пико, дочка богатого фермера, отказала ему. Весь Виллер-Котре насмехался над незадачливым парижанином, но очень быстро Огюст сделал насмешников своими сторонниками. Прежде чем вернуться в столицу, он щедро распространил в городке эпиграмму на Элеонору. И неделю спустя после его отъезда она все еще ходит по рукам и заучивается. Это открывает перед Александром новые горизонты. «Признаюсь, этот шум вокруг имени человека отсутствующего меня ошеломил. Я страстно желал такой славы: заставить говорить обо мне там, где меня нет. <…> Стихи Огюста Лафаржа были первым лучом света, проникшим в мою жизнь; он высветил желания, еще неясные, скорее мечту, чем образ, скорее устремленность, чем волю». В результате он требует, чтобы аббат Грегуар научил его французскому стихосложению. Батюшка пожимает плечами, он бы и не прочь, да только Александру быстро это надоест, как и все остальное, не пройдет и недели. И в самом деле, промучившись неделю над буриме, он отступается, он никогда не будет большим поэтом.