Елена Гладышева - Проклятье на последнем вздохе или Underground

• Название: Проклятье на последнем вздохе или Underground
• Автор: Елена Гладышева
• Жанр: Ужасы и Мистика

В том, что мысль и слово материальны, вы уже не раз убедились в своей собственной жизни. Ежедневно не только с помощью дел, но и с помощью слов мы создаём вокруг себя собственную судьбу и влияем на судьбы окружающих.

Случайно во время эпидемии захороненный живьём Егор, очнувшись в могиле, в сердцах проклял свою жену Наталью и её дом.

Через тринадцать лет проклятье начало сбываться и свой дом Натальи, случайно или нет притянувший к себе мощные артефакты, начал мстить и постепенно уничтожил всю новую семью Натальи. А, вернувшийся в её правнуке, Егор решительно поставил последнюю точку в окончании рода.

---

— Ну, что ж, совет им, да любовь, — пожелала Маше семейного счастья Анна, но в её голосе всё же невольно проскользнула нотка обиды за брата Григория. Рите даже стало жаль мать. Ведь ни у неё, ни у дяди Гриши в жизни не было ничего хорошего. Да и дядя Серёжа своего счастья не успел получить.

— А я недавно Наташу видела в нашем синем кулончике, — почему — то вдруг вспомнила Анна, к радости Риты резко сменив тему разговора. — Что же ты мне не сказала, что отдала ей кулон? А я на Бориса грешила.

— Не может быть! Мам, ты что? Я ей ничего не давала, — искренне удивилась Рита.

— А вот значит и может! И ты знаешь, я сама почему — то постеснялась заговорить с ней об этом, такая она шла вся недоступная и наглая, недовольно делилась с дочерью Анна, — Ну и ладно, бог с ним, хотя жалко, конечно. Но видно бог дал — бог и взял!

12

Рите некогда было, да и не очень хотелось вспоминать про свою недолгую учёбу в техникуме, зря потерянный год и то обстоятельство, что она так и осталась без профессии.

— Возможно, что это было просто не моё, — успокаивала свою совесть Рита.

Однако её там не забывали.

— Всё же повезло Милёхиной, — ворчала комендантша, разрывая на мелкие кусочки очередное, адресованное Костяном Рите письмо.

Презрительная усмешка скривила её губы. Она уже давно пережила способность любить и чужие чувства ей были смешны.

— Лариска — то совсем озверела: бедную Люську прямо со света сживает. Та уж хотела техникум бросить, да мать жалеет. Отца у них нет, зато кроме неё у матери ещё трое детей. Нищета, прости, господи, — рассказывала она своей давней приятельнице, часто забегавшей к ней, чтобы с казённого телефона позвонить своей любимой дочке в далёкий Ленинград.

— А что ж ты не доложишь про эту Лариску директору? — положила телефонную трубку приятельница, прослушав серию коротких гудков. Линия была занята.

— Да тут, если докладывать, то про каждую третью. И курят девки и пьют и с иностранцами крутят, и видать, что не бесплатно, — махнула рукой комендантша. — Вон гляди: легки на помине — пошли куда — то все весёлые и Лариска в том числе.

Лариска снисходительно осмотрела комендантшу и её приятельницу, сплюнула на пол и закрыла за собой дверь. Сейчас ей совсем не хотелось связываться с этими мымрами. Она спешила в кафе, где с подружкой Женькой намеревалась продолжить обмывать, последнюю в этом учебном году, стипендию.

Но в кафе их ждал облом. Оно, как нарочно было закрыто на «санитарный день». Вот невезуха!

Злая на весь свет, нетрезвая Лариска купила в ближайшем магазине бутылку водки и, забравшись с ногами на спинку скамейки в парке, отпила из горла бутылки столько, сколько смогла выпить без передыха и передала бутылку своей подружке.

— Эй, цыпа! — увидела она Люську, повернувшую было на другую дорожку, в надежде незаметно обойти пьющую компанию. — Иди сюда! Или боишься?

— А чего мне бояться? — негромко отозвалась Люська. — Я ни у кого ничего не украла.

Люська робко приблизилась к лавочке. На её лице отразились изумление и сильный испуг, не оставшийся не замеченным хабалкой — Лариской.

— Садись, разговор есть, — пьяная дурь пёрла из Лариски. — На, поддержи компанию, — протянула она, присевшей на их лавочку, Люське бутылку с остатками водки и поставила свою ногу ей на плечо.

Чувствуя как сильно защемило у неё в груди, там где должно было находиться её испуганное сердце, бедная Люська не посмела перечить и выпила водку.

— Борзая значит, чужую водку хлещешь! А сама — то ни разу не угостила. Вкусно хоть?

Лариска с силой сшибла ногой Люську с лавочки на асфальтированную дорожку прямо под ноги, гуляющим с внуками, бабулям. Пустая бутылка выскользнула из Люськиных рук и, громыхая, покатилась по дорожке.

— Вот пьяньчужка, жаль мать твоя тебя сейчас не видит! — дружно заругались бабульки на Люську, спеша перейти на другую аллею.

И очень жаль, что рядом с Люской сейчас не было матери, как и никого другого, кто бы мог за неё заступиться и отвести от неё надвигавшуюся беду.

Обнаглевшая от безнаказанности, озверевшая от выпитой на голодный желудок водки, Лариска попыталась сползти со спинки лавочки и ободрала себе ногу. Почувствовав боль и увидев на своей ноге кровь, она пришла в пьяную ярость и с остервенением начала пинать, пытавшуюся встать на ноги, Люську. А та, снова упав, невольно закричала от боли.

— Заткнись ты, сучка облезлая! — Лариска продолжала сквернословить и колотить ногами по, напрасно старавшейся прикрыть руками лицо и голову Люське.

Равнодушное солнце село и в парк пришли сумерки. Пустующие аллеи молча смотрели на бесчинства Лариски и ждали первых влюблённых, приходивших по вечерам на эту злосчастную лавочку. Но их пока не было.

Уставшая вконец Лариска уселась на лавочку и, отдышавшись, с удовольствием закурила. Словив от сигареты кайф, она опять посмотрела на ненавистную Люську.

— Подтащи — ка её сюда, — скомандовала она своей нетрезвой, из страха перед ней молча наблюдавшей за всем происходящим, подруге.

— Буду я об неё руки пачкать, смотри какая она грязная, — попыталась было возражать Женька, но, увидев безумные глаза Лариски, послушно волоком, словно мешок, подтащила плачущую Люську поближе к лавке.

— Сука, — Лариска плюнула Люське в лицо и стряхнула на неё сигаретный пепел, который попал Люське прямо в глаз.

Та вскрикнула от нестерпимой боли. Это был её последний крик и потом последний вздох.

Взбесившаяся Лариска, находясь в состоянии пьяного затмения, соскочила с лавки и теперь старалась перевернуть её на, скорчившуюся на земле, Люську. Наконец упавшая, тяжёлая лавка приземлилась прямо на Люськину голову. А Лариска потом хотела взгромоздиться сверху перевёрнутой лавки, но это сейчас было неудобно и она свалилась и подвернула ногу.

Немного покорчившись на, уже покрывшейся росой, холодной траве она решила, что пора идти в общежитие и, опираясь на подружку, хромая, поковыляла прочь из парка.

Пришедшая, наконец, в парк влюблённая парочка с ужасом обнаружила на слабо освещённой аллее раздавленную Люську, вызвала милицию и потом ещё долго обходила парк дальней дорогой, безумно боясь этого места.

Лариска сидела на краешке стула, испуганная, но до предела наглая. Похоже, она ещё не осознавала содеянного. Она исподлобья поглядывала на следователя: не по годам худенькую женщину в форменном кителе и юбке, с, аккуратно причёсанными и заколотыми у висков, каштановыми кудрями. Именно эта её аккуратность совсем не нравилась Лариске. Она понимала, что так же аккуратно следователь должна относиться к своей работе.

— И плохо, что следователь — баба. Мужику я бы хоть глазки построила, а эту ничем не прошибёшь! — наивно думала Лариска. Она пыталась заглянуть следовательше в глаза, чтобы прочесть свою дальнейшую участь.

— Ты знаешь, что за убийство тебе в лучшем случае положена тюрьма? — вопросом ответила ей следователь.

Спросила она как-то очень спокойно, словно её совсем не интересовала дальнейшая Ларискина судьба. Хотя она не могла не заметить, как после её слов затрясся Ларискин подбородок.

Лариска подняла глаза, встретилась с её холодным взглядом и поняла, что её драгоценная жизнь следовательше совсем не интересна. Она заерзала на стуле, пытаясь пониже натянуть свою мини юбку, до безобразия открывавшую её толстые ноги. Возможно, в допросной действительно было прохладно, или Лариску колотил нервный озноб.

— Я не думала никого убивать! Просто так получилось. Да она сама пьяная упала с лавки! Честное слово! — привычно врала Лариска. — Вы хотя бы у Женьки спросите!

Она действительно не думала об этом убийстве ни в то время, когда убивала, ни после. Она вообще редко утруждала себя долгими размышлениями.

— А потом пьяная лавка упала на неё и размозжила ей голову! И ты никак не связана с этим! — Следователь холодно улыбнулась, встала и подошла к задраенному решёткой окну.

Лариска проследила взглядом за высокими каблуками лакированных туфель следователя, сильно стучащими по полу допросной. Этот стук отдавался эхом по полупустой комнате и в Ларискином мозгу. И она разрыдалась в голос впервые в своей жизни. Ей было слишком жаль себя.

Возможно, следователь приняла эти слёзы за полное раскаяние, или вовремя подсуетились не бедные Ларискины родители, да и, гулявшие в парке бабули засвидетельствовали, что пьяная Люська сама упала с лавки. И гуманная судьба, глядя в, округлившиеся от испуга за свою жизнь, глаза Лариски, не стала ломать, всё ещё хромавшей, подсудимой жизнь и классифицировала дело, как несчастный случай.

— За что? За что вы её убили? — плакала на суде Люськина мать. Но её никто не услышал.

13