Проспер Мериме - Варфоломеевская ночь

• Название: Варфоломеевская ночь
• Автор: Проспер Мериме
• Издательство: Новая книга
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1994
• ISBN: 5-8474-0204-X

Книга посвящена трагическим событиям ночи на 24 августа 1572 года (праздник святого Варфоломея по католическому календарю), когда в Париже была совершена массовая резня гугенотов, организованная королевой Екатериной Медичи и могущественным аристократическим родом Гизов.

---

— Они говорят, что нашим лошадям нет места, — объявил вслед затем Жан, почесывая голову, с недовольным сконфуженным видом.

— Да, места нет! — крикнул один из собравшейся перед нами кучки. Слова эти были произнесены нахальным тоном, и толпа, видимо, была расположена поддержать его. Он подбоченился и смотрел на нас с вызывающей усмешкой. При свете стоявшего на земле фонаря я мог разглядеть, что все они носили значки одного хозяина.

— Слушайте, — сказал я строго, — конюшни большие и они не могут быть заняты одними вашими лошадьми. Вы должны найти место и для моих.

— Конечно! Дорогу королю! — отозвался он. — Между тем, другой закричал — Да здравствует король! — прочие подняли смех, в котором звучали зловещие ноты.

Ссоры между господской прислугой были также часты тогда, как и в наше время; но хозяева редко вмешивались в них, предоставляя челяди разобраться между собою.

— Берегитесь, чтобы вам не пришлось плохо, — продолжал я, удерживая Круазета. — Лошади принадлежат виконту де Кайлю. Если только ваш господин приятель его, что вероятно, то вы попадете в беду.

Мне послышалось, что при этом были произнесены вполголоса слова: «Папист!» Вдруг кто-то из толпы прокричал несколько раз: «Ку-ку-реку!» и захлопал руками.

— Вот так задорный петух! — закричал он в том же тоне, обращаясь с усмешкой к своим товарищам.

Меня разбирала страшная охота наказать этого нахала, хотя я и опасался серьезных последствий, когда на сцене появилось новое действующее лицо.

— Стыдитесь, звери! — послышался сверху, точно из облаков, чей-то пронзительный голос. Я взглянул наверх и увидел у освещенного окна двух красивых, хотя и грубого вида девушек.

— Стыдитесь! Разве вы не видите, что это дети? Оставьте их в покое!

Толпа засмеялась пуще прежнего; а я уж совсем вышел из себя, когда меня на их глазах назвали ребенком.

— Сюда! — воскликнул я, вызывая человека, стоявшего в воротах. — Иди сюда, каналья, и я покажу тебе, как следует разговаривать с господами!

Из толпы выдвинулся громадный человек, куда выше меня и шире в плечах. При взгляде на него сердце мое сжалось. Но делать было нечего. Хотя и худощавый, я был ловок, как борзая и в раздражении я совсем позабыл об усталости. Выхватив у Мари тяжелый хлыст, который тот держал в руках, я сделал шаг вперед.

— Берегись, малютка! — закричали сочувственно сверху. — Эта толстая свинья убьет тебя!

Мой противник, впрочем, на этот раз не присоединился к общему смеху. Я заметил, что глаза его блуждали и что он не обнаруживал особой охоты вступить в единоборство со мною. Но прежде чем мне пришлось испытать его мужество, чья-то рука опустилась на мое плечо. Откуда-то, должно быть, из задних рядов толпы, появился человек и отстранил меня.

— Оставьте его мне! — сказал он спокойным тоном, выступая вперед. — Не стоит вам пачкать руки об эту каналью. Я скучаю от безделья, и эта работа как раз подойдет мне! Я живо сделаю из него корм для червей!

Я взглянул на незнакомца. Это был плотный, среднего роста человек, с смуглым лицом и резкими чертами.

Перо на его шляпе было сломано, но она была надета набекрень, и вообще он имел такой отчаянный, внушительный вид, что когда, звякнув шпорами, вытащил из ножен свою длинную рапиру, то ближайшие из толпы попятились назад.

— Выходи! — закричал он громким голосом, размахивая ею по сторонам и расчищая место, причем сверкающий клинок кинжала в его левой руке завертелся вокруг его головы. — Кто участвует в игре? Кому охота обменяться ударом в честь адмирала Колиньи? Выходите двое, трое сразу, а то все вместе? Все равно, выходите же… — И он закончил свой вызов целым потоком страшных ругательств.

— Эта ссора меня не касается, — пробурчал верзила, пятясь назад и не выказывая ни малейшего намерения обнажить свое оружие.

— Все ссоры меня касаются! И, видно, ни одна не касается тебя! — был ловкий ответ нашего защитника, который сопровождался ударом рапирою, заставившим нахала отскочить в сторону.

При этом засмеялись даже его сообщники.

— У, жирная свинья! Плюнуть на тебя! — воскликнула сверху девушка и действительно плюнула на совершенно опешившего теперь верзилу.

— Не принести ли вам кусочек его мясца, моя милая, — продолжал наш галантный приятель, взглянув наверх и размахивая своим кинжалом около самого носа струсившего нахала. — Только маленький кусочек, моя дорогая? Чуточку печенки с соусом.

— Не хочу я этой гадости! — воскликнула девушка среди всеобщего смеха.

— Ни одного кусочка? Даже если я отвечаю за нежность мяса… Совсем подходящая закуска для дам!

— Нет, не нужно! — и она снова плюнула.

— Слышишь? Ты противен даме, гасконская свинья! — После этого он вложил в ножны свой кинжал и, схватив за ухо верзилу, быстро повернул его и дал ему такого пинка, что тот полетел через ведро прямо к стене. Тут он и оставался, посылая проклятия и потирая ушибленные места, между тем как победитель воскликнул с торжеством:

— Будет с него! Если есть желающие продолжить поединок, то Блез Бюре к их услугам. Если нет, то пора кончить это. Пусть кто-нибудь отыщет стойла для лошадей этого господина. Они совсем прозябли и конец делу. Что касается меня, — продолжал он, обращаясь к нам и снимая с грациозным жестом свою помятую шляпу, — то я покорный слуга ваших сиятельств.

Я горячо благодарил его, хотя и был поражен его видом. Плащ его был в лохмотьях, спускавшиеся до колен панталоны, когда-то очень красивые, теперь были покрыты грязью и кружева все оборваны. Он выступал с забавной гордостью и вообще имел вид предводителя шайки. Но тем не менее, он оказал нам услугу. Кроме того, нельзя не уважать храбрость, а он, без сомнения, был храбрец.

— Вы ведь из Орлеана, — сказал он скорее утвердительно.

— Да, — отвечал я, немало удивленный. — Разве вы заметили, когда мы подъехали сюда?

— Нет, но я посмотрел на ваши сапоги, господа, — отвечал он. — Если на них белая пыль, то едут с севера; красная пыль — с юга. Видите теперь?

— Да, вижу, — сказал я с изумлением. — Вы прошли, должно быть, строгую школу, месье Бюре.

— У строгих учителей бывают сметливые ученики, — отвечал он с усмешкой. И этот ответ мне пришлось припомнить впоследствии.

— Ведь вы также из Орлеана? — спросил я, когда мы собирались идти в дом.

— Да, также из Орлеана, господа; но раньше вас. Я везу письма… важные письма, — сказал он с таким видом, как будто удостаивал нас своего доверия.

Я опасался, что нам будет трудно отделаться от него, но оказалось все наоборот. Он с видимым удовольствием выслушал вторичное выражение нашей признательности, поклонился нам и удалился с важным видом.

При входе нас встретил хозяин гостиницы и с любопытством спросил, потирая руки и низко кланяясь:

— Из Парижа, сеньоры, или с юга?

— С юга, — отвечал я, — из Орлеана… голодные и усталые, хозяин.

— А! — воскликнул он, пропуская мимо ушей последние слова, и удовольствие засветилось в его маленьких глазах, — вы, наверное, не знаете последней новости!

— Новости! — отвечал я, мучимый усталостью и голодом. — Мы ничего не слышали, и самая лучшая новость для нас теперь, — это услышать от вас, что для нас готовится ужин.

Но даже и этот ответ не охладил его.

— Адмирал де Колиньи… Разве вы не слыхали, что с ним случилось?

— С адмиралом? Нет, что такое? — спросил я быстро, заинтересованный наконец его известием.

Но здесь я должен сделать небольшое отступление от моего рассказа.

Некоторые из моих сверстников припомнят, а молодежь слышала от других, что в то время итальянка королева-мать управляла всею Францией.

Главной целью Екатерины Медичи было сохранить влияние над сыном, бесхарактерным, слабым Карлом IX, уже приговоренным к ранней могиле. Второю ее задачею было сохранение престижа королевской власти, путем уравновешения сил двух враждующих партий — гугенотов и крайних католиков; в виду этого она заигрывала то с той, то с другой партией.

В этот момент она удостаивало особенным вниманием гугенотов. Их предводители: адмирал Гаспар де Колиньи, король Наваррский и принц Конде, по-видимому, пользовались большим расположением с ее стороны, между тем как вожаки другой партии, герцог Гиз и два кардинала из его дома, Лоррен и де Гиз, были в опале, и даже сторонник их при дворе, ее любимый сын Генрих Анжуйский, не в состоянии был склонить ее на сторону последних.

Таково было положение вещей в августе 1572 года, но ходили слухи, что Колиньи, воспользовавшись своим новым назначением при дворе, удалось приобрести такое влияние над молодым королем, что даже грозила опасность и самой Екатерине Медичи. Поэтому адмирал, на которого гугенотская часть Франции смотрела как на своего вождя, был в это время предметом особенного внимания. Партия гизов, считавшая его убийцей герцога Гиза, ненавидела его, пожалуй, с еще большей силою.