Толстой Л.Н. - Полное собрание сочинений. Том 1

• Название: Полное собрание сочинений. Том 1
• Автор: Толстой Л.Н.
• Жанр: Классическая проза

---

Я боялся и удалялся всего, что могло мнѣ слишкомъ ясно напомнить ее. Теперь же я люблю и зову эти воспоминанія — они возвышаютъ мою душу.

*№ 32 (II ред.).

Нѣтъ уже больше такихъ слугъ какъ Наталья Савишна; пропало то сѣмя, изъ котораго они рождались. Да и перевелись дворяне, которые ихъ формировали. Зато теперь есть щеголи слуги и служанки, которыхъ не узнаешь отъ господъ, которымъ не знаешь, говорить ли «вы» или «ты», которые танцуютъ польку, носятъ золотые часы и браслеты, курятъ папиросы, но сотни такихъ съ часами и браслетами не стоятъ и однаго ногтя Натальи Савишны. Миръ ея праху!

*№ 33 (II ред.).

Къ читателямъ. Глава <34-я.> 1.

Я отдаю дань общей всѣмъ авторамъ слабости — обращаться къ читателю.

Обращенія эти бо̀льшей частью дѣлаются съ цѣлью съискать благорасположеніе и снисходительность читателя. Мнѣ хочется тоже сказать нѣсколько словъ, вамъ, читатель, но съ какою цѣлью? Я право не знаю — судите сами.

Всякій авторъ — въ самомъ обширномъ смыслѣ этаго слова — когда пишетъ что бы то ни было, непремѣнно представляетъ себѣ, какимъ образомъ подѣйствуетъ написанное. Чтобы составить себѣ понятіе о впечатлѣніи, которое произведетъ мое сочиненіе, я долженъ имѣть въ виду одинъ извѣстный родъ читателей. Какимъ образомъ могу я знать, понравится ли или нѣтъ мое сочиненiе, не имѣя въ виду извѣстный типъ читателя? — Одно мѣсто можетъ нравиться одному, другое — другому, и даже то, которое нравится одному, не нравится другому. Всякая откровенно выраженная мысль, какъ бы она ни была ложна, всякая ясно переданная фантазія, какъ бы она ни была нелѣпа, не могутъ не найдти сочувствія въ какой нибудь душѣ. Ежели онѣ могли родиться въ чей-нибудь головѣ, то найдется непремѣнно такая, которая отзовется ей. Поэтому всякое сочиненіе должно нравиться, но не всякое сочиненіе нравится все и одному человѣку.

Когда все сочиненіе нравится одному человѣку, то такое сочиненie, по моему мнению, совершенно въ своемъ родѣ. Чтобы достигнуть этаго совершенства, a всякій авторъ надѣется на совершенство, я нахожу только одно средство: составить себѣ ясное, определенное понятіе о умѣ, качествахъ и направлении предполагаемаго читателя.

Поэтому я начну съ того мое обращеніе къ вамъ, читатель, что опишу васъ. Ежели вы найдете, что вы не похожи на того читателя, котораго я описываю, то не читайте лучше моей повѣсти — вы найдете по своему характеру другія повѣсти. Но ежели вы точно такой, какимъ я васъ предполагаю, то я твердо убѣжденъ, что вы прочтете меня съ удовольствіемъ, темъ болѣе, что при каждомъ хорошемъ мѣстѣ мысль, что вы вдохновляли меня и удерживали отъ глупостей, которыя я могъ бы написать, будетъ вамъ пріятна.

Чтобы быть приняту въ число моихъ избранныхъ читателей, я требую очень немногаго: чтобы вы были чувствительны, т. е. могли бы иногда пожалѣть отъ души и даже пролить нѣсколько слезъ объ вымышленномъ лицѣ, котораго вы полюбили, и отъ сердца порадоваться за него, и не стыдились бы этаго; чтобы вы любили свои воспоминанія; чтобы вы были человѣкъ религіозный; чтобы вы, читая мою повѣсть, искали такихъ мѣстъ, которыя задѣнутъ васъ за сердцо, а не такихъ, которыя заставютъ васъ смѣяться; чтобы вы изъ зависти не презирали хорошаго круга, ежели вы даже не принадлежите къ нему, но смотрите на него спокойно и безпристрастно — я принимаю васъ въ число избранныхъ. И главное, чтобы вы были человѣкомъ понимающимъ, однимъ изъ тѣхъ людей, съ которымъ, когда познакомишься, видишь, что не нужно толковать свои чувства и свое направленіе, а видишь, что онъ понимаетъ меня, что всякій звукъ въ моей душѣ отзовется въ его. — Трудно и даже мнѣ кажется невозможнымъ раздѣлять людей на умныхъ, глупыхъ, добрыхъ, злыхъ, но понимающій и непонимающій это — для меня такая рѣзкая черта, которую я невольно провожу между всѣми людьми, которыхъ знаю. Главный признакъ понимающихъ людей это пріятность въ отношеніяхъ — имъ не нужно ничего уяснять, толковать, а можно съ полною увѣренностью передавать мысли самыя не ясныя по выраженіямъ. Есть такія тонкія, неуловимыя отношенія чувства, для которыхъ нѣтъ ясныхъ выраженій, но которыя понимаются очень ясно. Объ этихъ-то чувствахъ и отношеніяхъ можно смѣло намеками, условленными словами говорить съ ними. Итакъ, главное требованіе мое — пониманіе. Теперь я обращаюсь уже къ вамъ, опредѣленный читатель, съ извиненіемъ за грубость и неплавность въ иныхъ мѣстахъ моего слога — я впередъ увѣренъ, что, когда я объясню вамъ причину этаго, вы не взыщите. Можно пѣть двояко: горломъ и грудью. Не правда ли, что горловой голосъ гораздо гибче груднаго, но зато онъ не дѣйствуетъ на душу? Напротивъ, грудной голосъ, хотя и грубъ, беретъ за живое. Что до меня касается, то, ежели я, даже въ самой пустой мелодіи, услышу ноту, взятую полной грудью, у меня слезы невольно навертываются на глаза. То же самое и въ литературѣ: можно писать изъ головы и изъ сердца. Когда пишешь изъ головы, слова послушно и складно ложатся на бумагу. Когда же пишешь изъ сердца, мыслей въ головѣ набирается такъ много, въ воображеніи столько образовъ, въ сердцѣ столько воспоминаній, что выраженія — неполны, недостаточны, неплавны и грубы.

Можетъ быть, я ошибался, но я останавливалъ себя всегда, когда начиналъ писать изъ головы, и старался писать только изъ сердца.

Еще я долженъ вамъ признаться въ одномъ странномъ предубѣжденіи. По моему мнѣнію, личность автора, писателя (сочинителя) — личность анти-поэтическая, а такъ какъ я писалъ въ формѣ автобиографіи и желалъ какъ можно болѣе заинтересовать васъ своимъ героемъ, я желалъ, чтобы на немъ не было отпечатка авторства, и поэтому избѣгалъ всѣхъ авторскихъ пріемовъ — ученыхъ выраженій и періодовъ.

*№ 34 (II ред.).

Глава. Къ тѣмъ Господамъ критикамъ, которые захотятъ принять ее на свой счетъ.

Обращеніе къ читателямъ: какого я себѣ воображаю читателя, и почему нужно воображать себѣ читателя. Я пишу изъ сердца — извините грубый слогъ. Я пишу автобіографію, извините, что нѣтъ авторскихъ пріемовъ.

Милостивые Государи!

Я выступаю на литературное поприще съ великой неохотой и отвращеніемъ. Чувство, которое я испытываю, похоже на то, съ которымъ я обыкновенно вхожу въ публичныя мѣста, куда пускается всякій народъ, и гдѣ я могу безъ всякой причины получить отъ пьянаго или безумнаго оскорбленіе. Почему? Потому что вы, Милостивые Государи, для меня тѣ, отъ которыхъ на литературномъ поприщѣ я боюсь получить оскорбленiе. Слово оскорбленіе я говорю здѣсь совсѣмъ не въ переносномъ смыслѣ, но въ прямомъ: т.-е. я не назову оскорбленіемъ, ежели вы задѣнете мое авторское самолюбіе, но я говорю о личномъ оскорбленіи, котораго я вправѣ бояться съ вашей стороны. Когда вы пишете критику на какое нибудь сочиненіе въ журналѣ, вы безъ сомнѣнія имѣете въ виду то, что авторъ того сочиненія прочтетъ вашу критику. (И даже, ежели вы захотите признаться откровенно, разсчитывая впечатлѣніе, которое произведетъ на читателей ваша критика, вы изъ всѣхъ читателей имѣете болѣе всего въ виду автора, а иногда его однаго.)