Константин Паустовский - Бригантина, 69–70

• Название: Бригантина, 69–70
• Автор: Константин Паустовский
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1970

Ежегодный альманах «Бригантина» знакомит читателя с очерками о путешествиях, поисках, открытиях.

---

Только в 1937 году, когда по ней была проложена автомобильная магистраль, сваны впервые увидели колесо, до этого весь груз перевозился здесь вьюком или на санях при помощи быков. Сваны и сейчас пользуются этим транспортом, поскольку он оправдывает себя в горах. Разве на телеге можно съездить в горы за сеном? Пустые сани легко тянутся быками прямо вверх по склону и так же легко идут вниз груженые. Появление в Верхней Сванетии автомобиля было событием. Рассказывают, первой автомашине один старик вынес охапку сена и очень обиделся, когда машина переехала сено и покатила дальше.

Бесконечные войны придали своеобразный внешний облик стране. Самый отличительный признак Вольной Сванетии — ее боевые башни. Наиболее многобашенные селения пограничные: Ушгул — на востоке и Летал — на западе. Да и в Местии каждый дом имел свою башню. Издали сванские селения выглядят, как лес башен. Их отвесные стены сложены из камней никому теперь не известным способом. Предполагают, что вокруг возводящейся башни строили деревянные леса, по ним прокладывали по спирали такой же деревянный настил и по настилу завозили на быках камни. О времени этих построек было много споров, но большинство ученых склонно теперь считать, что сванские башни сооружены XII–XIII веках, во время «золотого столетия» Сванетии, при царствовании в Грузии царицы Тамары.

Стены башен ровные и напоминают поставленную вертикально булыжную мостовую, только камни бывают крупнее. Верх башен венчают крепостные зазубрины, в стенах — узкие бойницы. В башнях несколько этажей, каждый этаж — это трехметровый куб с люком. К люку ведет бревно с зарубками, своеобразная лестница. По ней добираешься до следующего этажа, но так, что можешь просунуть в люк только голову, а затем надо опираться локтями о края люка, подтягиваться, выжиматься на руках и только тогда попадешь на следующий этаж. Бревно это раньше вытягивалось за собой, и тогда подняться в башню было уже невозможно. Люк не приходится над люком, — такая конструкция исключает опасность сквозного падения. Этими башнями сванам приходилось пользоваться совсем недавно, всего каких-нибудь несколько десятков лет назад: здесь месяцами скрывались от кровной мести.

Кровная месть, или лицври, изнуряла страну еще больше, чем постоянные войны с внешними врагами. Война шла не только между отдельными селениями, но и между «дымами». Достаточно было сказать обидное слово или пнуть ногой чужую собаку, чтобы получить пулю в лоб. И тогда мужчины поднимались в башни. Они забирали туда женщин и детей, прокопченные мясные туши, боеприпасы, наполняли водой деревянные баклаги в башнях. Башни имеют выход в дом, который тоже представлял собой крепость. Вместо окон в сванских домах узкие бойницы, а сами дома построены из одного только камня — не подожжешь.

Мне рассказывали, бывали случаи, когда мужчины отсиживались в башнях годами. Пока кровная месть не была отомщена, старики гневались, молодые издевались, жены отказывали в общей постели. Земля в это время стояла невозделанной, пропадал скот, гибли люди.

Между родом князей Дадешкелиани и «дымом» свана Бимурзы кровная месть продолжалась более ста лет. Началась она в 1813 году, а закончилась только тогда, когда один из представителей рода Бимурзы поймал и убил самоуправца Тенгиза Дадешкелиани, чем сравнял счет — 14: 14.

Только с 1917 года по 1924 год, в период до прихода в Верхнюю Сванетию Советской власти, от кровной мести погибло здесь 600 мужчин. За семь лет — 600 мужей Сванетии, 600 пастухов, пахарей, отцов, братьев! Почти по сто человек в год уносила в то время кровная месть. А бывали в истории Сванетии годы, когда эти страшные цифры были еще больше. Ведь недаром когда-то (очень давно) тут убивали родившихся девочек, потому что роду нужны были только воины.

Правда, от кровной мести можно было откупиться, уплатив цор. Плата принималась самым дорогим для свана — землей, быками и оружием. Цор определялся специальным судом, состоявшим из 12 родственников убийцы и 13 родичей убитого. Но все это было непросто… Известны случаи, когда споры в суде приводили к новым убийствам прямо на месте судилища, и тогда дело несколько усложнялось…

Война, распри, кровная месть тяжелым бременем ложились на маленький гордый народ, были для него страшной бедой. И вот теперь башни служат памятниками этим черным временам, они грозно напоминают людям об ужасах междоусобиц, смерти.

История наложила свой отпечаток не только на внешний вид сванских селений, она неизбежно должна была сказаться и на всех обычаях, традициях народа. Очевидно, именно отсюда в Сванетии происходит такой продолжительный траур, отсюда и постоянно черная одежда сванских женщин. Ведь если в год погибало только от лицври около ста мужчин, имеющие очень широкое родство сваны просто никогда не снимали черной одежды, они не успевали окончить один траур, как начинался другой.

…Склоны так круты, что спускаться по ним на лыжах напрямую невозможно. Но и подрезать склон зигзагом поворота нельзя, он еле держится. Все трое берем лыжи на плечи и осторожно, ступая след в след, идем прямо вниз. Проваливаемся по пояс. Верхний слой снега отделен от нижнего прослойкой глубинного инея. Это как раз то, что надо для лавины, по этой прослойке она и соскользнет, коли наша тяжесть окажется для этого достаточной. Зима. Снега много. Очень плохо, совсем плохо — опасно.

Миновав крутизну, со вздохом облегчения выходим на громоздящийся ледопад. Здесь уже чуть спокойнее. Шалико красивыми поворотами плавно объезжает голубые глыбы льда, боковым соскальзыванием идет по участкам твердого наста. Юра[11] едет по его следу, повторяя движения Шалико. Вдруг он исчезает. Просто вот так: был Юра и — нет его. В это время Шалико останавливается, оборачивается и тут же, отталкиваясь что есть силы палками, быстро возвращается назад. Я подъезжаю чуть позже.

— Провалился! — кричит мне Шалико и смеется.

Смеется — это хорошо.

— Цел? — спрашиваю я.

— Да. Ругается, но там неглубоко.

Я подкатываю к зияющей дыре и вижу в трещине на глубине трех-четырех метров Юру. Он стоит на снежном мосту и обвязывается веревкой, сброшенной ему Шалико. Рядом с Юрой чернеет глубина. Может быть, там тридцать метров, а может быть, и все сто. Юре здорово повезло, что он упал на мост.

Юра Арутюнов — начальник горноспасательной службы Эльбрусского района. Это нас и веселит. Но он невозмутим. Когда мы его вытаскиваем, он вновь собирается лезть в трещину за оставшейся там рукавицей. Мы его не пускаем, и он сердится с присущим ему кавказским темпераментом.

Вскоре мы выходим на ровный ледник и быстро летим на лыжах вниз. Позади грохочет. Лавины сошли слева и справа от нашего пути, но мы уже в безопасности и несемся, подгоняемые своими тяжелыми рюкзаками, по наклонному леднику, оставляя на его снегу узкий след.

Ледник, увалы морен под глубоким снегом, первые угнетенные березки и, наконец, лес. У основания кулуаров лес отмечен следами лавин: пригнутые к земле березы, сброшенные в реку стволы елей говорят о том, что здесь склоны всю зиму проутюживались снежными лавинами. Мы держимся подальше от таких мест или стараемся проскочить их побыстрее. Вдали показались башни Местии. На дороге появилась первая свинья.

Ох, уж эти сванские свиньи! Они похожи на кого угодно, только не на свиней. Это дикие кабаны, сплюснутые с боков, как рыбы. Черные или пятнистые, худые, со стоящей на загривке щетиной, они напоминают гиен со свиными пятачками и на антилопьих ножках. Многие сванские свиньи добывают себе пропитание сами, кормятся в лесу и возле селений. А когда надо зарезать такую полуодичавшую свинью, приходится ее скрадывать с ножом, а то и просто стрелять.

Мы останавливаемся, и я переодеваюсь в сванский костюм. Конечно, это выглядит смешно, но это моя слабость. У каждого есть слабость, полагаю, моя не самая худшая.

Юра хохочет. Для него такой карнавал неожиданность, он не знал, что у меня в рюкзаке черкеска из настоящего домотканого материала. А Шалико доволен, улыбается.

— Ну что ты ржешь? — говорю я Юре. — Разве плохо?

— Нет, ты знаешь, хорошо, — отвечает он совершенно искренне, — но ты, наверное, последний сван, который еще носит черкеску.

К сожалению, он прав. Носить национальный костюм уже не принято в Сванетии. Традиция умерла. Об этом можно только пожалеть. Непонятно, как такое случается. Что может сван надеть на себя красивее черкески с газырями, перетянутой в талии тонким с серебряными бляшками ремешком? Совсем еще недавно этот костюм носил весь Кавказ. Только головной убор был различным: у осетин — мохнатая папаха, у балкарцев — расширяющаяся кверху каракулевая шапка, у имеретинцев — свернутый на голове калабахи, а у сванов — круглая войлочная шапочка-сванка («паг» по-свански). Почему шотландцы могут с гордостью носить до сих пор свои клетчатые юбки, а у свана на голове теперь напялена до ушей огромная «грузинская» кепка, вместо черкески — пиджак, вместо капа (рубашка с высоким воротником, застегивающаяся спереди) — галстук и на ногах вместо чаплер и зеткарел (гетры и обувь) — модные остроносые ботинки?!