Жан Валь - Несчастное сознание в философии Гегеля

• Название: Несчастное сознание в философии Гегеля
• Автор: Жан Валь
• Издательство: Владимир Даль
• Жанр: Философия
• Год: 2006
• ISBN: 5-93615-061-5

В книге представлено исследование формирования идеи понятия у Гегеля, его способа мышления, а также идеи "несчастного сознания". Философия Гегеля не может быть сведена к нескольким логическим формулам. Или, скорее, эти формулы скрывают нечто такое, что с самого начала не является чисто логическим. Диалектика, прежде чем быть методом, представляет собой опыт, на основе которого Гегель переходит от одной идеи к другой. Негативность — это само движение разума, посредством которого он всегда выходит за пределы того, чем является. Отчасти именно рефлексия над христианским мышлением, над представлением о Боге, создавшем человека, приводит Гегеля к концепции конкретного всеобщего. За философом мы обнаруживаем теолога, а за рационалистом — романтика. Для широкого круга читателе

---

Несчастное сознание в философии Гегеля

Жан Андре Валь (1888–1974)

Предисловие

Философия Гегеля не может быть сведена к нескольким логическим формулам. Или, скорее, эти формулы скрывают нечто такое, что с самого начала не является чисто логическим. Диалектика, прежде чем быть методом, представляет собой опыт, на основе которого Гегель переходит от одной идеи к другой. Негативность — это само движение разума, посредством которого он всегда выходит за пределы того, чем является. Отчасти именно рефлексия над христианским мышлением, над представлением о Боге, создавшем человека, приводит Гегеля к концепции конкретного всеобщего. За философом мы обнаруживаем теолога, а за рационалистом — романтика.

Можно, разумеется, заметить, что работа Гегеля заключалась в том, чтобы одержать верх над романтизмом, чтобы рационализировать догму и в то же самое время заставить исчезнуть во вневременном целом, где в конечном счете соединяются рациональное и реальное, разногласия конкретного мира и саму его трагедию. Не менее истинно и то, что в глубине его философии имеется трагическое, романтическое, религиозное начало. И хотя распространять это начало на всю философию Гегеля было бы ошибкой, тем не менее вся его философия имеет соответствующую окраску. У истоков этой доктрины, которая предстает как последовательная связь понятий, лежит разновидность мистической интуиции и пылкой страсти.

Гегель отталкивается не столько от интеллектуальных, сколько от моральных и религиозных проблем. Чтение его юношеских фрагментов[1] подтверждает впечатление, которое остается от чтения Феноменологии, оказывающейся теперь не только введением в учение, но в то же самое время и завершением, подытоживающим повествование о годах формирования и о путешествии его мысли через различные системы.

Эти фрагменты проясняют еще одно положение, которое вначале кажется весьма частным и особенным, но вскоре размещается в самом центре его творчества. Что значит выражение «несчастное сознание»? Если ясно представить, о чем же идет речь, когда Гегель исследует в Феноменологии стоицизм и скептицизм, то это выражение совершенно не совпадает с той стадией, которая приходит им на смену. Не является ли это раздираемое противоречиями сознание, которое он изучает, существенной характеристикой души самого Гегеля, постоянно оказывающегося перед лицом антиномий и антитезисов и мучительно приближающегося посредством работы, которая является отзвуком всеобщего труда «негативного», к синтезу противоречий?

Не является ли оно в то же самое время великим историческим опытом человечества? И не представдяет ли собой этот опыт для Гегеля нечто существенное? Прежде чем быть философом, он был теологом.

Более того, это несчастное сознание оказывается знаком глубинного неравновесия, которое, несмотря на всю свою мимолетность, является не только неуравновешенностью философа, не только неуравновешенностью человечества, но также и неравновесием всей вселенной, осознающей себя в человечестве, в философе. Его идея не содержит в себе ничего идеального, это темное начало, которое необходимо победить и которое формируется в начале существования Вселенной, когда идея выходит из себя. Оно является средним термином, прежде всего разрывом, а затем опосредствованием. Средний термин разделяет единство на суждения, но вследствие этого позволяет опосредствовать суждения, прими — рить элементы, первоначально разделенные. Так, Гегель поднимает на уровень исторического описания, а затем на вершину метафизического принципа, с одной стороны, чувство болезненного разрыва и рефлексию над антитезисами, а с другой — потребность в гармонии и идею понятия. Различные гегелевские мотивы резонируют вокруг этих фундаментальных тем: восхождение (Aufhebung) от страдания к счастью, которое, как представление, упраздняется и возвышается до понятия; различие между смертью Бога и мертвым Богом; смерть и искупление чувственности.

Таким образом, мы видим, что мышление Гегеля вступает в борьбу с представлениями, весьма близкими чувствам. Идеи разрыва и соединения, прежде чем быть преображенными, — первая в идею анализа, рассудка, вторая в идею синтеза, понятия, — эти идеи переживаются, становятся доступными чувствам. Разрыв — это страдание; противоречие — это зло; противоположные начала — это начала неудовлетворенные. Неудивительно, что то, что он будет называть разумом, он вначале называет любовью.

Главным понятием, отмечающим у него выход апологетической теологии на сцену истории, которая сама является логикой, оказывается понятие несчастного сознания.

На основе такого рода размышлений в то же самое время, когда мы увлекаемся зрелыми работами Гегеля, мы приходим и к его юношеским сочинениям.

Эволюция самого Гегеля в этих первых сочинениях, кажется, управляется законом контраста, который заставляет его перейти от Просвещения (Aufclärung) к философии, близкой Буре и натиску, затем вернуться к Просвещению, интерпретируемому в духе кантианства; затем прийти к радикальной критике кантианства и к мистической философии. И как раз после того, как он дошел до какого‑то подобия обожествления бессознательного, он создает набросок своей системы, где сознание является самым высоким понятием. Всякий раз Гегель глубоко переживает каждую из своих философий, истолкователем которых он в своей юности последовательно становится; всякий раз остаток, который каждая из них отбрасывает, вначале иррациональный, затем доступный мышлению, требует найти ему свое место. И это обнаруживается в тот момент, когда логик оказался в состоянии задумать систему, где все эти элементы были бы сохранены. Но такая система, где представления кажутся чудесным образом упорядоченными и управляемыми, — это выражение живого опыта, она представляет собой ответ на вопрос, который не является чисто интеллектуальным. Этот вопрос о согласии несогласуемого, если обратиться к терминам Гераклита, вопрос о преобразовании несчастья в счастье — именно он является общим источником Философии истории, Философии религии, Эстетики, Логики. Гегелевские понятия не были пассивно получены из предшествующей философии. Они были переплавлены, перестроены, воссозданы прикосновением внутреннего огня.

Разумеется, постепенно эти понятия утрачивают нечто из своей жизни, затвердевают; и на самом деле, для нас не существует более сильного возражения против гегелевской системы в ее окончательной форме, нежели следующее: какой бы богатой она ни была, она не является достаточно богатой, чтобы включить в себя все многообразие мыслей и представлений, надежд и разочарований молодого Гегеля. Человек по имени Гегель разрушил свою систему в тот же самый миг, когда он ее объяснил. Упреки, ему адресованные, чаще направлены против внешней формы этой системы, против некоторых выражений И против последующей эволюции учения, а не против самого гегелевского «видения», вместе с его изначальным признаком конкретной полноты.[2]

О методах мышления Гегеля

Исследование формирования идеи понятия у Гегеля, а также идеи «несчастного сознания» мы можем провести лишь после того, как изучим его способ мышления. В этом изучении следует отдать предпочтение его ранним сочинениям и уловить настолько абстрактно, насколько это возможно, движение его рефлексии антитетическое и синтетическое, затем проследовать за этой рефлексией в той мере, в какой она склоняется к опосредствованию через историю, поскольку только после этого она вновь будет направлена на логику.

I. Антитетическая игра мысли

Если обратиться к исследованию одного отрывка из Гегеля, например к страницам Феноменологии о несчастном сознании, то нельзя не поразиться тому вечному круговороту «за» и «против», тому переходу от одного противоречия к другому, который является одной из самых глубоких черт гегелевского мышления. Дело в том, что несущественное, являясь существенным в том, что касается его противопоставления существенному, само оказывается существенным. Дело в том, что определяющее является определенным. Когда Гегель исследует идею силы, он показывает, что из двух сил, силы воздействующей и силы, испытывающей воздействие, как первая, так и вторая могут быть квалифицированы и как воздействующая и как испытывающая воздействие. Мы всегда находимся перед лицом того, что Гегель называет игрой сил, того, что можно было бы назвать непрестанной иронией. Идет ли речь о силе или о сознании, мы всегда видим раздвоение крайних противоположностей и движение от одной к другой.