Эмманюэль Ле Руа Ладюри - Королевская Франция. От Людовика XI до Генриха IV. 1460-1610

• Название: Королевская Франция. От Людовика XI до Генриха IV. 1460-1610
• Автор: Эмманюэль Ле Руа Ладюри
• Издательство: Международные отношения
• Жанр: История
• Год: 2004
• ISBN: 5-7133-1187-2

Предлагаемая вниманию читателей книга продолжает начатую издательством серию работ из пяти томов (восемь книг) по истории Франции. Она посвящена эпохе Возрождения и Реформации. Рассматривая наиболее значительные события этого времени, автор зачастую дает им новую, оригинальную оценку. Большое внимание уделяется демографической ситуации, вопросам социального и экономического развития, укрепления центральной власти, роста и развития государственного аппарата — тем факторам, которые способствовали превращению Франции в сильное абсолютистское государство.

К работе прилагаются географические карты, генеалогические диаграммы, она снабжена справочным аппаратом.

Для студентов, преподавателей, специалистов-историков, всех интересующихся историей Франции.

---

Однако с 1598 по 1610 год ситуация еще не является таковой. Дух сосуществования и мира приносит свои плоды без конца: регулярные ассамблеи протестантских церквей Франции собираются раз в каждые три — пять лет. Правительство нисколько не препятствует этому. К тому же Генрих оказывает давление на парламенты, в основном состоящие из католиков, чтобы заставить их утвердить Нантский эдикт. Среди самых громких имен страны есть и протестанты: Ледигер, гугенот, большой друг Беарнца, становится королевским наместником в провинции Дофине, которая давно уже находилась у него в руках. Он назначен маршалом Франции в 1609 году и соблаговолит перейти в католичество лишь гораздо позже, во времена Людовика XIII, когда идеологическое давление станет более настойчивым, и то только после вручения ему меча коннетабля. Некий Луи Тюрке де Майерн, лионский гугенот, в своем труде «Аристократическо-демократическая монархия» (изданном в 1611 г. в конце правления Генриха IV) разрабатывал теории, которые заставляли вспомнить спорные концепции протестантских монархомахов XVI века. Согласно Тюрке, монархия, хотя и имеющая божественное происхождение, осуществляет верховную власть в «феоде всеобщего тела ее народа». Она должна подчиняться пирамиде представительных советов и Генеральных штатов, регулярно созываемых. Автор даже похваляется некоторыми контактами с самим Генрихом IV. В итоге он твердо восстанавливает связь, которая в 1570-х годах тесно объединяла протестантство с первыми демократическими чаяниями.

Конечно, было бы наивным говорить об идиллии между «двумя религиями» в первом десятилетии XVII века. Католическая Церковь продолжает осуществлять давление всякого рода, в том числе с помощью обычного денежного подкупа, чтобы гугеноты, занимающие высокое или низкое положение, переходили в католическую веру. И наоборот, в Беарне и даже в Ниме протестантская нетерпимость продолжает давить на местных папистов; они загнаны в полуподполье в том, что касается отправления их религиозного культа.

И тем не менее это эпоха достаточно мирного «сожительства», вполне заслужившая тот поток ретроспективной ностальгии, которую будут обильно выражать в отношении нее философы — сторонники терпимости во главе с Вольтером, автором хвалебной «Генриады». Кроме того, дух взаимного уважения между конфессиями и внутри конфессий действует, как циркуль: открытый на максимальный свой «размах», он включает в свой экуменический захват не только гугенотов, но и лидеров Лиги, еще вчера бывших «непримиримыми» противниками Беарнца. Привлечение на свою сторону Гизов, Анри де Жуаёза и некоторых других лидеров, вероятно, стоило более 10 млн. ливров, полученных ими в качестве денежного вознаграждения, то есть составляло больше половины годового бюджета монархии, такого, каким он был установлен де-факто в 1600 году… Гражданский мир стоит этой цены. В данном случае ценой больших расходов Генрих проявляет общее желание интеграции и примирения аристократических элит: отныне некий Гиз мог близко соседствовать с неким Сюлли без того, чтобы оба они вцепились друг другу в горло. Людовик XIV в другом плане будет действовать так же, когда станет осыпать пенсиями придворных вельмож, чтобы сделать их зависимыми. Чисто социологический анализ этих явлений был бы, однако, слишком сухим. В действительности первый Бурбон лично обладает тонким чувством справедливости и своевременности, парадоксально соединенных вместе. Листовка, которую он приказал широко распространять при вступлении в Париж в марте 1594 года, представляет собой прекрасный пример этого умения действовать по обстоятельствам: подписавшийся лично король обещал в ней прощение и полную амнистию всем лицам и всей собственности в отношении сторонников Лиги, включая наиболее ярых ее приверженцев, в частности Партию шестнадцати (см. гл. X). Это обещание в целом будет выполнено. Хотелось бы пожелать, чтобы этот пример и в наше время вдохновил лидеров гражданских войн в разных странах, вождей, зачастую мстительных, кровавых, непримиримых…

Помимо законодательных актов сам менталитет правящих классов обогащается в силу культурного многообразия и плодотворного противопоставления: католическую Церковь (галликанскую) стимулирует соревнование с ее гугенотским конкурентом, она уже ощущает на себе первые благоприятные признаки необычайного подъема «века святых»; более того, в ее собственном лоне возникает течение янсенизма, в развитии которого парадоксальным образом участвуют совместно бывшие сторонники Лиги (семья Акари) и бывшие протестанты (семья Арно). Первые привносят в это течение интеллектуальный терроризм, который будет характерен для последователей янсенизма, вторые приобщат к новому движению предшествовавшие кальвинизму теории о всеобщей благодати, первоначально черпавшие вдохновение у Святого Августина.

Новый дар «открытости» представляется плодотворным и позитивным в области дипломатии. Последняя проявляет все большую предрасположенность в направлении севера и востока: маятник французской системы смещается в сторону протестантских государств, они являются в некоторых отношениях либеральными и скоро станут капиталистическими, по крайней мере Голландия, Англия, Женевская республика.

На севере Генрих поддерживает отношения со «своей доброй сестрой Елизаветой», с которой его связывает, несмотря на некоторые превратности, нежная эпистолярная дружба. Генриха вдохновляют, к тому же, типично елизаветинские примеры: он предал смерти Бирона, так же как королева-девственница приказала обезглавить своего бывшего фаворита графа Эссекса (1601 г.). После кончины Елизаветы (1603 г.) Яков I Стюарт становится на свой манер вторым Генрихом IV — конечно, с меньшим умом и блеском, но тоже внимательным к сохранению протестантизма и к укреплению королевского абсолютизма, внедрение которого, по правде говоря, оказывается в лондонских условиях более трудным, чем в парижских. Великие послы по особым поручениям (Морне, Сюлли) перебираются через Ламанш, чтобы подтвердить англофильство Беарнца. На северо-востоке независимость Голландии, купленная ценой крови ее жителей, находит в лице короля Франции бдительного защитника, он готов финансово поддержать борьбу голландцев против Испании. Генрих всеми силами поддерживает также швейцарский альянс в духе Цвингли, поставляющий полки наемников, оплачиваемых Французским государством; он укрепляет тесные связи с Женевской республикой, которая в 1602 году отбивает попытку наступления савойского противника. Что касается этих четырех государств (Лондона, Амстердама, Берна, Женевы), а также Германии, частично лютеранской, и Скандинавии, то все происходит в рамках дипломатических отношений, как будто Генрих и не отрекался по-настоящему от протестантства. Правда, и кардинал Ришелье, столь ревностный католик во всех остальных отношениях, именно в этом плане будет придерживаться политики Генриха, чтобы поддержать протестантских государей, что рассматривается как национальный императив.

Открытость на севере сопровождается закрытостью, по меньшей мере частичной, на юго-западе; конфликт с Испанией, жесткий католицизм которой нисколько не соответствует господствующему во Франции мышлению, красной нитью проходит через всю дипломатию Беарнца и его военную стратегию.

Победа при Фонтен-Франсез (июнь 1597 г.) благодаря смелости Генриха IV, затем повторное взятие Амьена (сентябрь 1597 г.) благодаря тяжелым орудиям артиллерии Сюлли являются, конечно, прелюдией к полному освобождению территории и изгнанию войск Испании. Таким образом, мы подходим к мирному договору в Вервене (май 1598 г.), последовавшему спустя несколько дней после принятия Нантского эдикта: мадридское правительство сохраняет за собой Камбре, Франции возвращены северные территории и Бретань. С интервалом в 40 лет, перечеркнутых, так сказать, росчерком пера, мирный договор в Вервене является как бы возвратом к договору в Като-Камбрези (1559 г.). Пиренеи вновь становятся границей между невоюющими сторонами, однако враждебность по обе стороны хребта в 1600 году сохраняется, в отличие от периода правления Генриха II: при подписании договора в Като он надеялся добиться подлинной дружбы с мадридским правительством на общей основе антипротестантского сверхкатолицизма.

Во всяком случае, мирный договор в Вервене остается ключевой датой: на этот раз религиозные и гражданские войны окончены. Первые, правда, возникнут на короткий период во времена Людовика XIII, но только на Юге[137]. Вторые разгорятся в кратковременное смертоносное пламя во времена Фронды. В целом, тем не менее, национальное пространство с 1598 по 1789 год не будет испытывать больше — даже при Фронде, хотя это и тяжелое время — ни беспорядков, ни внутренних бедствий, сопоставимых с бесконечными военными катастрофами 1560-1598 годов. В XVII веке Франция постоянно ведет войны как при Людовике XIII, так и при Людовике XIV, но только на границах. Вне этих войн для самой нации гражданский и военный мир является основной чертой и счастливым временем на протяжении почти двух веков (1598-1792 гг.). За исключением некоторых шероховатостей, которыми, разумеется, не всегда можно пренебречь… Длительный период спокойствия (относительного) может принести значительную пользу для восстановления и экономического развития.