Эмманюэль Ле Руа Ладюри - Королевская Франция. От Людовика XI до Генриха IV. 1460-1610

• Название: Королевская Франция. От Людовика XI до Генриха IV. 1460-1610
• Автор: Эмманюэль Ле Руа Ладюри
• Издательство: Международные отношения
• Жанр: История
• Год: 2004
• ISBN: 5-7133-1187-2

Предлагаемая вниманию читателей книга продолжает начатую издательством серию работ из пяти томов (восемь книг) по истории Франции. Она посвящена эпохе Возрождения и Реформации. Рассматривая наиболее значительные события этого времени, автор зачастую дает им новую, оригинальную оценку. Большое внимание уделяется демографической ситуации, вопросам социального и экономического развития, укрепления центральной власти, роста и развития государственного аппарата — тем факторам, которые способствовали превращению Франции в сильное абсолютистское государство.

К работе прилагаются географические карты, генеалогические диаграммы, она снабжена справочным аппаратом.

Для студентов, преподавателей, специалистов-историков, всех интересующихся историей Франции.

---

Эмманюэль Ле Руа Ладюри КОРОЛЕВСКАЯ ФРАНЦИЯ (1460-1610) от Людовика XI до Генриха IV

К ЧИТАТЕЛЮ

В настоящем томе из нашей серии книг по истории Франции, как и в следующем, озаглавленном «Старый порядок: от Людовика XIII до Людовика XV (1610-1774)», рассматривается так называемый новый период нашего прошлого, иначе говоря — период постмедьевальной и предновейшей истории.

Обе книги определяют границы длительной исторической эпохи: она начинается со смертью Карла VII (1461 г.), подведшей окончательную черту под гигантским (и в данном случае это определение не является слишком сильным) кризисом Столетней войны, и завершается (все тот же этап новой истории) с кончиной Людовика XV (1774 г.). Действительно, после окончания его царствования начнется под сенью несчастного Людовика XVI слишком растянутая во времени «французская революция», которая, по мнению Франсуа Фюре, длится от Тюрго до Гамбетты (с 1775 г. примерно до 1880 г.). Единство этих трех великих веков, которые выпали на нашу долю, определяется необычайной устойчивостью королевского строя, который отныне чувствует себя достаточно уверенно (несмотря на временные потрясения, провоцируемые Антикапетингской лигой около 1590-х годов). В стране, таким образом, утверждается «классическая монархия», общий и предварительный взгляд на которую излагается далее в порядке проходящих на едином дыхании лет от Людовика XI до Людовика XV.

* * *

Это вступление должно послужить своего рода увертюрой к настоящему и последующему томам в их трехвековом единстве.

Отсюда неизбежное возвращение к некоторым темам, но каждый раз под различным хронологическим углом зрения. В развернутом виде они излагаются во введении к настоящему тому. Затем, и почти сразу, они появляются в последующей главе с материалами демографического, экономического и социального характера, озаглавленной «Возрождение», где речь идет исключительно о периоде с 1460 по 1560 год.

Касаясь же трехвековой эпохи, о которой упоминалось выше (от Возрождения до Просвещения), добавим, что единство наших двух томов на очень длительном отрезке времени является следствием относительного упрочения демографической ситуации, общества, экономики, которые, несмотря на переживаемую время от времени нестабильность, не становятся отныне жертвой феноменов разрушительного апокалипсиса, возникавших в прошлом в период между «черной чумой» и трудными временами Жанны д'Арк или юного Карла VII.

История собственно государства не является — далеко нет — альфой и омегой нашей книги. В ней рассматривается также в чисто социальном плане становление сторон в королевстве при последних Валуа, а затем и при Бурбонах. Тем не менее именно особенности эволюции государства служат оправданием in situ той периодизации, которая придает смысл разделению нашего исследования на два следующих друг за другом тома. В первом из них, озаглавленном «Государство королей», рассматривается эпоха от Людовика XI до Генриха IV, когда аппарат управления и «государственная служба» (словосочетание уже существует) во главе с канцлером функционируют еще, и в особенности, как отправитель правосудия, также как государства растущей «открытости» — слово, которое отнюдь не означает, что структуры, о которых идет речь, непременно справедливы по отношению ко всем подданным. В следующем томе — с 1610 до 1774 года — материал рассматривается через призму того, что зачастую характеризуется упрощенным термином «абсолютизм», хотя это можно было бы, следуя бальзаковской лексике, назвать по-королевски широким «поиском абсолюта», который не всегда увенчивается успехом.

В течение 165 лет — от убийства короля Равальяком до смерти от оспы Людовика XV — королевство вначале предстанет как военное государство при Людовике XIII, и особенно при кардиналахминистрах Ришелье и Мазарини, а затем как административная и даже абсолютная монархия, которой придется пережить различные превратности судьбы в период от Кольбера до триумвирата Эгийона, Мопу, Террея.

ВВЕДЕНИЕ. Классическая монархия

Понятие классической монархии определяет процесс становления французских территорий в период между 1450 и 1789 годами: оно соответствует весьма «удлиненному по времени» Старому порядку, который будет тянуться и разваливаться — то мирно, то с яростным грохотом — с конца Столетней войны до заката царствования Людовика XVI. На протяжении этих трех долгих столетий многие «системы» могли бы служить иллюстрацией общей концепции монархии. В их число помимо французской династии последних Валуа и Бурбонов можно было бы включить для сравнения королевские режимы, правившие в различных государствах Германии и Италии, в Испании, в Англии Стюартов и первых ганноверцев. За пределами Европы японский сёгунат эпохи Токугавы (XVII-XIX века) дает — в чисто внешнем плане — полезные ориентиры.

Первая «центральная» черта подчеркивает сакральный характер монархического института. Ее известными проявлениями являются церемонии коронации (превозносимые со времен Средневековья, чтобы насолить Империи) и касания королем кожных болячек с исцелительными или чудодейственными последствиями. Такое прикосновение включает обширный ряд ритуалов. В Версале столь различные деяния, как прикосновение к ранам золотушных, сбор пожертвований для бедных и вечернее раздевание монарха при свечах, предстают как лечение телесных и материальных напастей. Оно предписывается королем больным и бедным или исполняется первым камердинером при особе Его Величества. Такого рода врачевание неразрывно связано с религиозными обрядами: прикосновению к язвам предшествует причащение короля, немного напоминающее Евхаристию с вином и хлебом, что в принципе могут исполнять только священнослужители. Раздевание короля сопровождается вечерней молитвой дежурного священника и т.д.

Различные ритуалы требуют подбора на определенное время сотоварищей, которых для этого король назначает из аристократов высокого ранга. Таким образом на основании традиционной трехкомпонентнои схемы достигается сопряжение вокруг особы самого суверена как объединителя культов церемоний, идеи о превосходстве высшей военной знати и, наконец, заботы о здоровье, что служит метафорическим источником процветания, в том числе экономического, более широкой общности.

Сакральность суверена имеет и другие, менее церемониальные, но более драматические последствия: король при коронации дает клятву искоренять ересь в своем королевстве. Таким образом, классическая монархия во Франции и в других странах в религиозном плане (по крайней мере в принципе) является веронетерпимой, несмотря на то что время от времени и в течение достаточно долгого периода наблюдается феномен ограниченного сосуществования с еретическим инакомыслием. Такое случалось, например, в различные моменты Религиозных войн или в период действия Нантского эдикта (1598 г.) до его отмены (1685 г.). Тенденции к религиозной монополии тем не менее остаются устойчивыми: они опираются и на апофегму XVI века — «Единый закон, единая вера, единый король», а также и на афоризм «Религия королевства есть религия его подданных» (Cujus regio, ejus religio). Правильно понятый или кажущийся понятым интерес государя вынуждает его отстаивать определенное единообразие веры среди королевских подданных. Он добивается таким образом вечного спасения для самого себя. Государство устанавливает в этих целях религиозное единообразие. Оно заключает пакт социального характера[1] во всех смыслах этого слова с официальной Церковью. Разрушительные последствия, которые порой порождаются таким монополизмом, не осознаются массой ослепленных современников. Макиавелли — вопреки сврему цинизму, а может быть, и благодаря ему — самым первым стал проповедовать насильственное обращение нонконформистов. В этом смысле наши короли, известные как религиозные гонители (например, Людовик XIV), не отличаются особой жестокостью по сравнению со своими коллегами. Испания эпохи Возрождения изгоняет евреев, мавританцев. Англия со времен Елизаветы, ссылаясь на уголовное законодательство, практикует дискриминацию папистов, и не только ирландского происхождения. Далекая Япония в эпоху нашего Людовика XIII уничтожает христианское меньшинство. Пример терпимости голландцев найдет своих подражателей во Франции лишь во времена Бейля или Вольтера. А практические последствия появятся намного позже.

Сакральная сущность монархии, с другой стороны, органически вписывается в целостную систему символов и функций. Возрождение их проясняет: они включают в себя понятие королевского сана и справедливости, которые имеют фундаментальное значение для института суверена в своей целостности. Эта справедливость и этот сан бессмертны или по крайней мере долговечнее эфемерной физической персоны следующих друг за другом королей. Подтверждаются изречения XVI века: «Король, корона и справедливость не умирают никогда» и «Правосудие не прерывается». Чтобы лучше продемонстрировать вечность королевского служения, английские юристы елизаветинской эпохи выдвинули теорию двух тел у короля: одно — смертное, как и у любого человека, а другое — бессмертное, которое воплощает институт монархии. Оно на регулярной основе переходит от предшественника к преемнику. Во Франции (закон 1538 г.) монарх имеет двух ангелов-хранителей: одного — для его частной персоны, другого — для его официального титула. Когда умирает Франциск I, вечность высшего служения представлена манекеном покойника в натуральную величину, который до деталей похож на оплакиваемого усопшего. Манекен облачен в красное, как парламентарии, отправляющие правосудие. Его выносят приподнятым в полный рост, и эту гигантскую куклу располагают на самом почетном месте в погребальном кортеже покойного короля. Члены парламента в ярко-красных одеяниях сопровождают величественную куклу, подчиняясь обычаям и нормам, которые соблюдались при кончине предшествующих королей, как в том, что касается изображения монарха, так и в порядке следования сопровождающих.