Гор Видал - Империя

• Название: Империя
• Автор: Гор Видал
• Издательство: Захаров
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1999
• ISBN: 5-8159-0034-6

Юная Каролина Сэнфорд, внучка ироничного наблюдателя американских нравов Чарльза Скайлера из романа «1876» и дочь роковой женщины Эммы и миллионера Сэнфорда из того же романа, приезжает в Нью-Йорк из Парижа, чтобы вступить в права наследства. Однако ее сводный брат Блэз Сэнфорд утверждает, что свою долю она получит лишь через шесть лет. Сам же он, работая в газете Херста, мечтает заняться газетным бизнесом. Но Каролина его опережает…

Этот романный сюжет разворачивается на фоне острых событий рубежа XIX–XX веков. В книге масса реальных исторических персонажей. Кроме Маккинли, Рузвельта и Херста, великолепно выписаны портреты госсекретаря Джона Хэя, писателя Генри Джеймса, историка Генри Адамса — внука и правнука двух президентов Адамсов. Поселившись напротив Белого дома, он скептически наблюдает за его обитателями, зная, что ему самому там никогда не жить…

---

— Они что угодно придумают, — мрачно сказал Брисбейн. Отцы-основатели вымышленных новостей были недовольны, что кто-то другой столь же бесцеремонно выдумывает — на сей раз про них самих. Ирония ситуации не ускользнула от Блэза.

— «Чикаго америкэн» достигла трехсоттысячного тиража. — Мозг Херста напоминал первую полосу газеты, где соседствовали истории на самые разные темы, причем некоторые заголовки были крупнее других. — Я хочу добавить слово «америкэн» к названию «Джорнел». Особенно теперь. Крокер уходит из Таммани-холла. Его место займет Мэрфи. Держатель салуна, который одновременно был портовым инспектором. Его мы уличили в том, что у него акции компании по производству льда.

— Все равно готов биться об заклад, что он выдвинет следующей осенью вашу кандидатуру в губернаторы.

— Я в этом не уверен. — Шеф помахивал теперь правой ногой, а пальцы руки замерли; очевидно, вся энергия переместилась в противоположную часть тела. — Может быть, ты его прощупаешь? Спроси, не выдвинет ли он тебя в конгресс от Одиннадцатого округа. Заплатить придется всего лишь годовое жалованье конгрессмена. Потом они оставят тебя в покое в Вашингтоне, кроме тех голосований, что касаются Нью-Йорка, что никого не волнует.

— Я не собираюсь в конгресс, — начал Блэз.

— Я имел в виду Брисбейна, — отпарировал Шеф.

— Мы об этом уже говорили. — Благообразное выбритое лицо Брисбейна приобрело вдруг выражение государственного мужа. По слухам, он заигрывал с социалистами. — Своего рода пробный шар. Шефу нужно до девятьсот четвертого года избраться на высокий пост, и должность губернатора штата Нью-Йорк послужит ему трамплином в Белый дом.

— А как же полковник Рузвельт? Он же наверняка будет снова баллотироваться. — Блэз не представлял себе, что Шеф при всем его искусстве газетного издателя сможет составить достойную конкуренцию динамичному проповеднику Рузвельту. Кроме всего прочего, Шеф терпеть не мог публичных выступлений, ненавидел толпу, ненавидел пожатия рук — его вялое влажное рукопожатие служило поводом для насмешек в Газетном ряду.

Вошел помощник редактора с газетными гранками.

— Послание президента конгрессу. Только что получили по телеграфу. — Шеф взял длинный лист и начал быстро читать, нашел, что искал, и начал читать вслух, имитируя рузвельтовский фальцет, очень похожий на его собственный: — Леон, не знаю как произносится его фамилия, если верить нашему президенту, «воспламенился идеями профессиональных анархистов…»

— Бедная Эмма Голдман[128], — сказал Брисбейн.

— «… а также вероятно дерзкими речами тех, кто с трибун и со страниц публичной прессы, — это он обо мне; надеюсь, матушке это не попадется на глаза, — взывал к темным и пагубным духам алчности и зла, зависти и мрачной ненависти. Ветер сеют эти люди, исповедующие подобные доктрины, и они не могут уклониться от своей доли ответственности за поднятую бурю».

Херст скомкал листок в бумажный шар и швырнул с точным прицелом в корзину для мусора, что стояла сбоку от Брисбейна. Затем скинул ноги со стола, выдвинул ящик, достал револьвер и сунул его в карман пальто.

— Меня угрожают убить, — сказал он Блэзу. — И речь мистера Рузвельта только усугубляет эти угрозы. Что ж, мы доберемся вскоре и до него.

— Еще одной пулей, которая отправит его в последний путь? — мелодраматический взгляд Шефа на мир Блэз воспринимал как черную комедию.

— Боже упаси, — побледнел Херст. — Я ненавижу насилие. У меня свело живот, когда я услышал про Маккинли. Ужасно. Ужасно. — Блэз понимал, что Шеф живет в довольно причудливом сне, где реальные люди посредством его желтого искусства превращаются в вымышленных персонажей, которыми он манипулирует по своей прихоти. В тех редких случаях, когда его фантазия и реальный мир совпадали, он испытывал подлинный шок. Одно дело напечатать репортаж о том, как некий Джек отправился на небеса верхом на бобовом стебле, и совершенно другое дело, когда невыдуманный бобовый стебель вознес его над миром.

Брисбейн их покинул — послание президента нужно напечатать и дать к нему комментарий. Херст спросил о новостях с балтиморской газетой, и Блэз сказал ему правду.

— Это лишь камень, чтобы перешагнуть ручей.

— По дороге…

— В Вашингтон. В конце концов вы завладели всем, что стоило иметь.

— Ты мог бы управлять одной из моих газет. — Херст разглядывал снег, залепивший окно. Комната наполнилась странным голубоватым сиянием.

— Своими газетами управляете вы сами. Мне нужна собственная.

— В Балтиморе?

— «Икзэминер» — это лишь начало, пока… — Блэз сам не знал, что значит это «пока».

— Она скорее всего продала бы, если бы не погиб сынок Хэя. — Херст любил обсуждать дела Каролины. Вообще-то женщины как люди его не интересовали. Но Каролина была не просто женщиной, а издателем.

— Не уверен. Ей это нравится.

— Это чувство мне знакомо. — Херст позволил себе редкую для него шутку, касающуюся его самого. — Мне будет не хватать тебя здесь. — Это было прощание. Его финансовая помощь Херсту больше не требовалась; состояние матери уже намного превысило то, которое Херст когда-то подчистую растратил. Теперь, когда Блэз сам стал издателем, не было смысла продолжать отношения учителя и подмастерья. — Ты будешь жить в Балтиморе? — Это было искреннее любопытство.

— Нет. Нынешнее руководство справится без меня. — Это была неправда, но Блэз не хотел говорить Шефу, что он собирается осуществить налет на редакторский состав «Чикаго америкэн». Он присмотрел прекрасного ответственного секретаря, которому придется платить больше, чем ему платит Шеф, что и так было непомерно много, но если кто-нибудь в состоянии вытянуть «Балтимор икзэминер», то это Чарльз Хэпгуд, родившийся на восточном побережье Массачусетса и готовый расстаться с арктической зимой и тропическим летом Чикаго ради умеренного Балтимора.

— У тебя все будет в порядке. — В словах Шефа не слышалось убежденности. — Я хочу сказать, что у тебя есть деньги, а это главное. Найми лучших людей — другого способа не существует. — Бледные серые глаза на короткий миг взглянули на Блэза, и Блэзу показалось, что Шефу известно про Хэпгуда.

— Ты когда-нибудь думал о журналах? — То был новый интерес Шефа. На него произвело огромное впечатление количество рекламы, которое получали некоторые дамские журналы. Но когда он попытался купить один из них, его ошеломила цена. Поэтому он был готов начать свой журнал, может быть, два, или тысячу.

— Я не знаю, как делаются журналы, — честно казал Блэз.

— И вы тоже. Зачем все это?

— Журнальному бизнесу можно научиться, я полагаю. Я подумывал о журнале, ну, скажем, «Электрическая машина» или что-то в этом роде…

— Для дам?

— Они ведь тоже водят машины. Но мой прицел — мужчины. Просто мелькнула такая мысль. Я на днях женюсь на мисс Уилсон.

— До выборов? — удивился Блэз.

— Ну, это еще неясно. Может быть, я… — тонкий голосок замер. Очевидно, что его долгая связь с хористкой может вылиться в скандал, и хотя брак заставит умолкнуть строгих моралистов, он может одновременно и привлечь внимание к старой связи.

Блэз поднялся. Шеф протянул ему для пожатия вялые, липкие пальцы.

— На какой? — спросил Блэз уже у двери.

— Что на какой?

— На какой мисс Уилсон вы женитесь?

— На какой?.. — на мгновение Шеф потерял нить мысли. Как давно уже заметил Блэз, женитьба именно так нередко действует на мужчин. — На Аните, — сказал Херст, и тут же поправился. — Конечно, я имел в виду Миллисент. Тебе это известно, — добавил он осуждающе. Херст принадлежал к тому редкому типу лишенных чувства юмора людей, которые умели ценить чужой юмор даже на собственный счет. — Твоя французская дама… — начал контрнаступление Шеф.

— Она поселилась в деревне. Больше я ее не увижу.

— Ох уж эти французские нравы.

На Пенсильванском вокзале Блэз сел в спальный вагон поезда с твердым намерением сойти в Балтиморе, но вид из окна вагона на бесконечный ряд абсолютно одинаковых кирпичных домов с аккуратными белыми ступеньками подействовал на него настолько удручающе, что он решил продолжить путь до Вашингтона.

Во время поездки Блэз глубже, чем обычно, задумался о себе. Ему двадцать шесть, он богат, нравится женщинам, хотя они его привлекали не слишком сильно. Анна де Бьевиль называла его gate — испорченным. Но он знал, что тут крылось нечто другое. Хмурый под снегом городок Гавр-де-Грейс проплыл за окном поезда. Он слишком привык к тому, что его домогаются, хотят соблазнить. За исключением случайных посещений одного из самых эксклюзивных борделей, Блэз не предпринимал попыток найти себе любовницу, не говоря уже о жене. Плона это повергало в изумление, и он заботливо расспрашивал Блэза, здоров ли он или страдает от некоего недуга, который начинается как все во Франции, с печени, а затем неумолимо и разрушительно продвигается к югу. Но поскольку Блэз был крепок, как молодой пони, Плон в конце концов пришел к печальному выводу, что это болезнь не плоти, а духа: то самое англосаксонское состояние ума, которое безжалостно разлагает мужчину. Плон предложил ему больше заниматься спортом, например теннисом.