Нина Соломон - Незамужняя жена

• Название: Незамужняя жена
• Автор: Нина Соломон
• Издательство: Амфора
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2005
• ISBN: 5-48300029-3

Накануне празднования пятой годовщины свадьбы у Грейс исчезает муж. Такое случалось и раньше, и Грейс привычно создает эффект его присутствия: вешает галстук на ручку двери, сдает его рубашки в стирку, заказывает ужины на двоих… Призрачный муж, призрачное супружество, призрачная беременность — но где же собственная, настоящая жизнь Грейс? Почти детективная интрига превращается в глубокое размышление о свободе и самоидентификации женщины.

---

Шарики оставили на его ладонях розовые следы, которые он вытер о белый короткий фартук. Грейс улыбнулась и пошла к выходу.

— Заходите как-нибудь по-свойски, — донеслось сзади. Фамильярность фразы поразила Грейс. Так часто говорил отец, и, как и большинство его выражений, это звучало непривычно в обыденной речи, по крайней мере в речи человека, хотя бы отдаленно близкого Грейс по возрасту, и оно зародило в Грейс глубокое родственное чувство по отношению к бармену.

— Непременно, — заверила его она.

Кейн, усевшись верхом на елку, возился со стойкой, стараясь приладить дерево под прямым углом. В данный момент он лежал на полу квартиры Грейс, посыпая сахаром место сруба, что, по его словам, должно было помочь удержать в дереве влагу, но Грейс восприняла это как уловку, позволившую подольше не уходить. Она не могла винить Кейна — возможно, он надеялся, что Лэз дома, — но все это понемногу начинало действовать ей на нервы.

— Мы с Лэзом встречаемся через двадцать минут, — выпалила она наконец. Кейн встал и вытер руки о джинсы.

— Думаю, пора мне сматываться. Если только ты не решила присоединиться к нам.

— Давай как-нибудь в другой раз. Лэз говорит, ему нравится заниматься такими вещами ранним вечером. Но все равно Грегу — привет, — сказала Грейс на прощание.

Она плюхнулась на кушетку в гостиной и посмотрела на елку. В любой другой год она, наверное, сварила бы глинтвейн, и они с Лэзом уже наполовину закончили бы украшать елку. Лэзу нравилось разбрасывать блестки и мишуру по всей комнате, превращая ее в страну ледяных чудес. Даже недели спустя, после того как елку убирали и пылесос успевал засосать свою долю мишуры, Грейс находила ее нити в своей одежде и волосах.

Пора было переодеться. Выходя из комнаты, Грейс задержалась взглядом на вмятине, которую оставила на кушетке. Она была отчетливой и заметно глубже, чем обычно.

Грейс заглянула в календарь, перелистнув его на октябрь. К 31 октября приклеилась этикетка с изображением тыквы. Она попыталась найти дату последних месячных, но ни один день не был обведен кружком. В сентябре — тоже. Начиная с курса сексуального воспитания, прослушанного в пятом классе, она почти набожно относилась к записям дат каждого цикла. Она помнила, как сестра прикрепила больничную салфетку в розовых пятнах к мягкой игрушке, подчеркнув необходимость строгой фиксации их пока еще скрытого репродуктивного цикла. Грейс приняла это сообщение близко к сердцу, но, кроме того, эта демонстрация заставила ее очеловечить своих игрушечных зверюшек так, как ей это и не снилось.

Она снова перелистнула календарь. И только тут вспомнила, что с осени начала пользоваться записной книжкой Лэза, чтобы избежать разнобоя в расписании. Она подошла к его столу и перевернула несколько страниц. Напротив репродукции картины Моне «Кувшинки» красным кружком было обведено 14 октября: это означало примерно двухнедельную задержку, но все же укладывалось в ее обычный цикл. Дата совпадала с числом на корешках билетов, найденных в кармане пиджака Лэза. Внизу его каракулями было написано: «Игра чемпионата. Семь часов».

Детали всплыли в ее памяти с ужасающей точностью. Лэз хотел отменить свои планы на тот вечер, потому что она неважно себя чувствовала, но Грейс настояла, чтобы он пошел. Перед уходом он принес ей горячую грелку на случай колик и чашку ромашкового настоя. Он был так заботлив — даже позвонил ей около десяти, чтобы сказать, что игра перешла в овертайм. Вернувшись домой тем вечером, он поставил приз на прикроватную тумбочку и укрыл Грейс вязаным платком.

— Ты пропустила великую игру, Грейси, — сказал он, поглаживая ее по волосам. — Я думал о тебе весь вечер.

У нее не осталось и тени сомнений относительно того вечера. Память о нем была живой и теплой. Грейс достала корешки билетов из серебряной вазы. Лэз хотел остаться дома, напоминала она себе снова и снова, разрывая билеты на мелкие клочки и глядя, как они, кружась, сыплются в мусорное ведро.

12 «Розовая чашка»

«Розовая чашка» была переполнена, когда Грейс подошла к ее дверям с растрепанным томом «Обломова» в руках. Между страницами книги там и сям торчали желтые закладки. Лэз часто отмечал понравившиеся места обрывками тонкой оберточной бумаги или билетами в кино, никогда не загибая уголки страниц, в чем он был солидарен с отцом Грейс, тоже ненавидевшим эту привычку. Однажды на Рождество Грейс подарила Лэзу серебряную закладку с изображением библейской сцены — какой, это был вопрос, — но он ею никогда не пользовался. Она так и осталась лежать в верхнем ящике его туалетного столика рядом с золотыми карманными часами его отца и ключом от старой квартиры. Выходя из дома, Грейс взяла ключ так же машинально, как могла бы захватить на всякий случай старый зонтик, и положила его в сумочку — то ли талисман на счастье, то ли последнее средство.

Впереди смутно обозначилась дверь, окна затуманились, и сквозь них ничего не было видно. Несколько ступенек вели вниз. Едва войдя, Грейс увидела, что все столики заняты. Высокая молодая женщина в черных джинсах и кофточке подошла к ней.

— Могу я вам чем-нибудь помочь? — спросила она.

— У меня здесь встреча с мужем, — ответила Грейс. Хозяйка кивнула и отошла в сторону.

— Немного бесцеремонно, вам не кажется? — спросил голос за ее спиной. Грейс обернулась. Незнакомый мужчина улыбался ей во весь рот.

— Простите? — сказала Грейс, слегка отодвигаясь. Мужчина стоял неприятно близко и слегка попахивал замазкой.

Грейс заранее знала, что отвечать. Она прекрасно понимала, что перед ней — псих из «Идеальной пары», но предпочла до поры до времени поиграть в загадки.

— Я имею в виду, мы только что встретились, — сказал мужчина со сдавленным смешком. На нем были красный свитер с высоким воротником и хлопчатобумажные брюки военного образца — крайне заурядный наряд, если не считать начищенных до зеркального блеска остроносых ботинок. Под отворотами брюк мелькнули белые носки.

— Я жду здесь одного человека, — солгала Грейс, глядя на дверь.

— Знаю, — ответил мужчина, бросая на Грейс «понимающий» взгляд.

Грейс не была уверена, но, кажется, незнакомец даже подмигнул ей. Она посмотрела на часы и постаралась принять вид крайней занятости, надеясь, что кавалер наконец отстанет. Она уже собиралась повернуться к нему спиной, как вдруг он жестом фокусника выхватил из воздуха розу на длинном стебле и преподнес ей.

— Прошу вас, — сказала Грейс, изо всех сил стараясь, чтобы голос ее звучал твердо (к ее собственному удивлению, она была тронута). — Говорю вам, я жду одного человека, — повторила она на этот раз более мягко. Тут она заметила у него в руках том «Обломова». Мужчина наклонил голову и расшаркался.

— Понимаю. Вот так всякий раз, — сказал он, поворачиваясь. — Просто я подумал… если у нас так много общего…

— Извините… — начала Грейс, потупившись. Но прежде чем она успела продолжить, бедняга ушел, оставив книгу и розу на ближайшем к ней столике. Грейс взяла его экземпляр «Обломова» вместе с розой и вышла из кафе.

Она спокойно стояла перед дверью старой квартиры Лэза с ключом в руках, словно ожидая, что ее пригласят войти. Дверь так часто чистили песком, что она выглядела обломком кораблекрушения с тонкой резьбой. По широкому коридору разносилось эхо голосов, а шаги над головой звучали как далекая ария. На Грейс напала какая-то апатия, ей словно не хватало воздуха. Она принимала грохот лифта за удары своего бешено бьющегося сердца; физиологические реакции подменили собой чувства. Она вторглась сюда незаконно и стояла, вцепившись в ключ, не в силах отпереть то, что когда-то было домом, а теперь стало запретным местом.

Снаружи, под крышей, смутно маячили горгульи, хранящие обитателей дома от злых духов. А что, если эти духи уже проскользнули внутрь, незамеченные привратниками? Грейс слегка покачнулась. Она зашла уже очень далеко, но дальше ступить не могла. Единственное, на что она была способна, — стоять на пороге. Она повернулась и пошла прочь, бросив на пол ключ и розу на длинном стебле.

В темноте гостиной без праздничных украшений и фонариков рождественская елка выглядела призрачно. Прошло всего два часа, как ушел Кейн, но квартира казалась совершенно заброшенной.

Она поставила на стол свечи в подсвечниках, зажгла настольные лампы — практически никакой разницы. Даже стены, казалось, поглощали свет.

Фиаско, которое Грейс потерпела в «Розовой чашке», подействовало на нее угнетающе, хотя доля ее вины была невелика. Между страницами чужого «Обломова» она нашла карточку: «Адриан Дубровски, частный сыщик». На той же странице желтым фломастером была подчеркнута фраза: «Жизнь была бы поэзией, если бы люди не извращали ее». По полям книги расползлись чернильные каракули читательских замечаний, написанных на незнакомом языке, который Грейс приняла за русский.