Евграф Комаровский - Записки графа Е.Ф.Комаровского

• Название: Записки графа Е.Ф.Комаровского
• Автор: Евграф Комаровский
• Издательство: Товарищество русских художников, Внешторгиздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1990

Граф Е. Ф. Комаровский в своих «Записках» по сути повествует не только о своей жизни и жизни своего семейства. Его происхождение, положение при дворе сделали возможным не только наблюдать жизнь Российской империи в ее сложные времена, но и стать участником многих исторических событий. Именно поэтому «Записки» представляют интерес для всех, кто с научными целями или как любитель изучает историю России.

---

Я слышал от наследника, что государю завидно было, что князь Суворов приобрел такую славу, а не он сам; от сего в нем родилась зависть и ненависть ко всем служившим в сей знаменитой кампании. Полк конной гвардии с давнего времени имел несчастие быть под гневом императора. Января 6-го 1800 года, в день Богоявления Господня, был обыкновенный парад для освящения знамен и штандартов; полк сей, в числе прочих войск, бывших в параде, проходил церемониальным маршем мимо государя и так его прогневал, что множество офицеров, в том числе четыре брата Васильчиковых, были посажены под арест и выключены из службы; один Илларион Васильевич остался при дворе камергером, которым он был прежде. С. И. Муханов, командир полка, был выключен из службы и лишен Аннинского креста 2-го класса, которого он был кавалер.

Отдано было в приказе, чтобы Конногвардейский полк в тот же самый день выступил в Царское Село. Великому князю Константину Павловичу поручено было принять сей полк под свое начальство, и стараться истребить из оного дух буйства и бунтовщицкий, которым сей полк заражен. Его высочеству приказано жить в Царском Селе, в своем доме, который был куплен для него императрицею Екатериною у фаворита ее Ланского. Я в тот самый день занемог и потому не поехал в Царское Село с великим князем. Его высочество нашел дворец свой во всю зиму нетопленным, и оттого холод в оном был ужасный; я приехал на третий день и увидел, что все мои товарищи в комнатах сидят в шинелях на меху. Великая княгиня Анна Феодоровна так сильно простудилась в сем доме, что едва не умерла от жестокой горячки[44].

Великий князь взял с собой в Царское Село двух офицеров Измайловского полка: Олсуфьева и Опочинина, которые потом были его адъютантами. Император прикомандировал к его высочеству двух своих генерал-адъютантов: Кожина и князя А. Ф. Щербатова. Бедная конная гвардия должна была всякий день, по колено в снегу, делать ученья, невзирая на жестокость морозов. Говорили, что Г. А. Кожин был прислан с тем, чтобы и о действиях великого князя доносить императору. Великому князю позволено было только по воскресеньям приезжать в Петербург с Сафоновым.

Его высочество наследник, когда я подъезжал в Царское Село, изволил мне сказать:

— Если тебе нужно будет приезжать в Петербург, то отнюдь не прописывайся на заставе своим именем, а чужим, или Ахта, или Линдстрема, а то тебе будет худо.

Первый был камердинер, а другой — лейб-хирург при его высочестве. Я во всяком случае находил неоцененным для меня участие, которое его высочество наследник принимал во мне. Однажды великий князь в Зимнем дворце послал меня с поручением к его высочеству Александру Павловичу. По окончании оного ему угодно было со мной начать какой-то разговор, и мы подошли к окошку. Это было в большом его высочества кабинете, что на углу, против Адмиралтейства. Мы не чувствовали, что народ, увидевши наследника, начал собираться толпою. Его высочество взглянул нечаянно в окошко и, приметя сию толпу, сказал мне:

— Прощай, брат, убирайся скорее, а то обоим нам будет беда, — и сам поспешно ушел в другую комнату.

Как видно, была и тогда уже любовь народа к сему милосерднейшему из государей. В марте месяце приехал в Царское Село генерал-адъютант Уваров, с повелением выбрать из полку конной гвардии лучших людей и лошадей для сформирования Кавалергардского полка, которого Уваров назначен был шефом. Великому князю кавалерийская служба начала очень нравиться. Во время итальянской кампании его высочество имел при себе всегда австрийский Лобковица драгунский полк, которым он очень занимался; а сверх того, и в полку конной гвардии его высочество принимал уже большое участие.

Приезд Уварова великому князю был очень неприятен, тем более, что его высочеству известно было, что Кавалергардский полк формировался по предложению Уварова, который был тогда в большой милости у императора, по связям сего генерала с княгинею Лопухиной. При выборе людей и лошадей Уваров встретил большие затруднения, так что он ездил в Петербург и привез высочайшее повеление допустить Уварова беспрепятственно производить выбор. От сего времени родилась в великом князе непримиримая вражда против Кавалергардского полка и против шефа оного. Всякий день я посылал ездового в Петербург за приказом. 2 мая получен был приказ, при пароле отданный, в котором сказано: адъютантам его императорского высочества Константина Павловича, генерал-майорам Сафонову и Комаровскому, и полковнику графу Шувалову[45] состоять при армии и носить общий армейский мундир[46]. Прочтя сей приказ, я тотчас понес оный, к великому князю. Его высочество в первую минуту не мог ничего сказать и приметно переменился в лице, потом говорит:

— Ну, что ж? Это значит, что вы должны носить только армейский мундир, а все остаетесь при мне.

Я ему возразил:

— Тогда бы сказано было: «с оставлением при прежней должности».

Великий князь встал с своего места и сказал с жаром:

— Кажется, быть не может, чтобы государю угодно было так много меня огорчать!

Потом приказал мне написать к графу Ливену и спросить у него, остаемся ли мы при его высочестве или нет, и в таком случае, что нам делать, а сам написал к наследнику и тотчас велел отправить с письмами ездового в город. Возвратившийся наш посланный привез ответы вовсе неудовлетворительные. Граф Ливен писал, что государь потребовал его к себе в кабинет в 6 часов утра, приказал ему сесть и сам продиктовал первый пункт приказа; что ему кажется, что мы уже более не состоим при великом князе, и завтра же при разводе должны представиться государю, и в общих армейских мундирах. Наследниково письмо было почти такого же содержания. Великий князь был тронут сим до слез, благодарил нас за верную к нему службу и, прощаясь, несколько раз обнимал нас, написал письмо к своему гофмаршалу князю Вяземскому, чтобы, в случае нашего отъезда из Петербурга, снабдил нас экипажем и всем нужным для дороги, а сверх того, приказал производить Сафонову и мне по три тысячи рублей в год пенсиона по смерть.

Мы тотчас оба отправились в Петербург. В ночь нам кое-как сделали общие армейские мундиры, и мы в назначенный час приехали к разводу. Нам сказано было, что государю представляются в комнате, что подле фонарика; дежурным генерал-адъютантом был тогда князь П. Г. Гагарин., уже женившийся на княжне Лопухиной. Государь вышел к нам с грозным видом, и когда представили ему Сафонова, он сказал:

— Aussitot pris, aussitot pendu[47], — а мне: — и вы, сударь, не заживетесь.

Я подумал, какая разница в приеме несколько месяцев тому назад, как мы возвратились из Италии, и чем мы могли провиниться. Сафонов не знал, ни слова по-французски и отвечал одною улыбкою, потом спросил у меня, что государь ему говорил. Я ему перевел слово в слово; он весь побледнел и сказал:

— Ах батюшки, да что я сделал?[48]

Я тотчас его успокоил, сказал ему, что это французская поговорка, которая значит, что он, вероятно, имеет уже место. На другой день Сафонов назначен был шефом С.-Петербургского гренадерского полка, квартировавшего в Риге, на место выключенного из службы князя Бориса Владимировича Голицына. Любопытно знать, за что князь Голицын был так строго наказан. Развод его полка в обыкновенное время шел по одной улице и, поровнявшись с домом, где находилась в родах женщина, барабанщики ударили поход, от чего та женщина, вероятно, испугалась и имела несчастные роды. Донесено было о сем происшествии государю, и шеф полка выключен из службы.

После представления государю я пошел к наследнику. Его высочество принял меня чрезвычайно милостиво и сказал мне:

— Я жалею о брате, что он тебя лишился; я знаю, что он тебя любит.

Вошел во все мои домашние обстоятельства, и когда я ему объяснил, что от меня некоторым образом зависят зять и сестра, племянник и племянница, его высочество, подумавши немного, сказал:

— Так надобно стараться, чтобы ты остался здесь.

Походя несколько по комнате:

— Не теряя времени, — продолжал он, — поезжай к Обольянинову[49], скажи ему, что он никогда столько ни меня, ни брата одолжить не будет в состоянии, как теперь, если ты причислен быть можешь к провиантскому департаменту и назначен тем чиновником, который должен послан быть на границу для ведения счетов с австрийским правительством, по случаю продовольствия наших войск во время кампании. Сие тем удобнее, что ты служил в этой кампании и можешь объясняться на французском и немецком языках.

Я тотчас поехал к Обольянинову. Он пользовался тогда большою доверенностью императора, и потому у него все комнаты наполнены были гостями. Лишь только он меня увидел, как сделал несколько шагов мне навстречу. Я сказал ему, что приехал от его императорского высочества наследника; он взял меня за руку и отвел в сторону. Я ему объяснил все, что приказал великий князь Александр Павлович ему сказать, и со своей стороны просил его оказать мне сие благодеяние. Он мне отвечал, что и для меня готов все сделать, а исполнить волю государя наследника и великого князя Константина Павловича есть священная для него обязанность, и что он при первом удобном случае непременно доложит императору.