Евграф Комаровский - Записки графа Е.Ф.Комаровского

• Название: Записки графа Е.Ф.Комаровского
• Автор: Евграф Комаровский
• Издательство: Товарищество русских художников, Внешторгиздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1990

Граф Е. Ф. Комаровский в своих «Записках» по сути повествует не только о своей жизни и жизни своего семейства. Его происхождение, положение при дворе сделали возможным не только наблюдать жизнь Российской империи в ее сложные времена, но и стать участником многих исторических событий. Именно поэтому «Записки» представляют интерес для всех, кто с научными целями или как любитель изучает историю России.

---

— Ах, ваше высочество, — отвечал фельдмаршал, — вчерашний день проклятые немогузнайки меня опрокинули в ров и чуть косточек моих всех вдребезги не разбили[36].

Потом, подходя к графу Дерфельдену, сказал:

— Не вижу.

Великий князь ему назвал генерала.

— Старинный приятель и сослуживец, Вильгельм Христофорович! — сказал фельдмаршал, перекрестясь, поцеловал крест, который находится в Андреевской звезде. — Нам должно, — продолжал он, — его высочество, сына природного нашего государя, — и опять поклонился об руку, — беречь более, нежели глаза свои: у нас их два, а великий князь у нас здесь один.

Его высочество подвел ему и всех нас. Граф Суворов между прочим сказал великому князю:

— Ваше высочество, говорят, что будто трудно служить двум государям, а мы служим же трехипостасной троице.

На другой день фельдмаршал пришел к великому князю в полном фельдмаршальском австрийском мундире, ибо он принят был сим чином в австрийскую службу, и долго находился в кабинете его высочества. Вышед оттуда, великий князь назвал ему князя Эстергази, который был одет в богатейшем своем венгерской гвардии мундире, которою он тогда командовал. Граф Суворов сказал ему по-немецки:

— Прошу вас донести императору, что я войсками его величества очень доволен; они дерутся почти так же хорошо, как и русские.

Сие последнее, казалось, было не очень приятно слышать надменному князю Эстергази. В тот же самый день великий князь отправился к корпусу российских войск, по совету фельдмаршала, а князь Эстергази — в Вену. После неудачного сражения 1 мая под Бассиньяно великий князь послал меня к фельдмаршалу, ибо он требовал, чтобы его высочество сам и войска, бывшие в сражении, пришли в его главную квартиру. Его высочество отговорился тем, что находится при войсках и с ними прибудет. Граф Суворов призвал меня к себе и сказал мне с грозным видом:

— Я сейчас велю вас и всех ваших товарищей сковать и пошлю к императору Павлу с фельдъегерем; как вы смели допустить великого князя подвергать себя такой опасности? Если бы его высочество — чего Боже сохрани — взят был в плен, какой бы стыд был для всей армии, для всей России, какой удар для августейшего его родителя, и какое торжество для республиканцев! Тогда принуждены бы мы были заключить самый постыдный мир, словом такой, какой бы предписали нам наши неприятели[37].

Во все это время он ходил по комнате, а я молчал. Потом спросил он у меня, как велик конвой из казаков при его высочестве? Я отвечал:

— 20 человек при одном обер-офицере.

Фельдмаршал, уже несколько успокоясь, продолжал:

— Мало.

Тотчас позвал адъютанта и приказал из своего конвоя отрядить сто казаков, при самом исправном штаб-офицере, и внушить им, что они должны быть телохранителями сына их императора. Потом граф Суворов меня отпустил и приказал с сим конвоем отправиться к великому князю. Я передал его высочеству весь разговор фельдмаршала.

— Так он очень сердит? — сказал великий князь и задумался.

На другой день войска выступили, и великий князь поехал в главную квартиру. Едва его высочество вошел к графу Суворову, как он встретил его в передней, просил войти в свою комнату, где они заперлись. Беседа продолжалась очень долго, и великий князь вышел из оной очень красен.

Фельдмаршал хотел было отдать приказ по армии и отнести всю неудачу сражения 1 мая к неопытности и лишней запальчивости юности, но тогда бы все узнали, что сие относится до великого князя. Действительно, его высочество весьма погорячился. Когда открыт был неприятель на высотах противолежащего берега под крепостью Валенцею и когда несколько батальонов наших переправились через реку По на остров, с которого можно было перейти вброд на другой берег, то великий князь сказал генералу Розенбергу:

— Нечего мешкать, ваше превосходительство, прикажите людям идти вперед.

Генерал отвечал его высочеству:

— Мы слишком еще слабы; не дождаться ли нам подкрепления?

Великий князь возразил:

— Я вижу, ваше превосходительство, что вы привыкли служить в Крыму; там было покойнее, и неприятеля в глаза не видали[38].

Генерал Розенберг, оскорбленный до глубины сердца таким упреком, отвечал:

— Я докажу, что я не трус, — вынул шпагу, закричал солдатам: «За мной!» — и сам пошел первый вброд.

Сия поспешность имела самые дурные последствия[39]. Генерал Розенберг во всю кампанию служил с отличною храбростью.

После сего несчастного сражения мы были свидетелями только одних побед в прекраснейшей стране всей Европы, а так как военные действия происходили в северной части Италии, то и от жары мы вовсе не страдали.

Во всем мы находили изобилие, великое множество всякого рода фруктов, а сверх того, за нами следовала повсюду очень изрядная труппа актеров, между которыми были отличные прыгуны; лишь только останавливались в каком-нибудь городке, ибо во всяком из них есть театр, мы ходили провести наши вечера в итальянскую оперу. Словом, вся почти эта кампания не что иное была, как самая приятная прогулка, и в самом деле, мы приехали в Верону в конце апреля, а 6 августа была славная баталия при городе Нови, на границе Генуэзской республики. Итак, с небольшим в три месяца, мы прошли и очистили от неприятеля все владения Венецианской республики, всю Ломбардию и весь Пиемонт. В течение сего времени армия возвращалась от Турина назад до Пияченцы, где три дня продолжалась знаменитая баталия на трех реках: Тидоне, Требии и Нуре, и опять пришли к Турину.

Поход через Альпийские горы не представлял нам никаких выгод, ни такого изобилия в продовольствии, как Италия. Напротив того, в осеннее время, с беспрестанными дождями, а часто и снегом, без бараков, которых не из чего было сделать, армия находилась под открытым небом и питалась одним сыром и картофелем, от чего сделались болезни. Приятно, однако же, было видеть, с каким радушием встречали нас добрые швейцарцы: они выносили навстречу нашим солдатам вино, хлеб, сыр и фрукты. Когда мы перешли через Сент-Готард, великий князь послал меня поздравить фельдмаршала с совершением столь многотрудного и знаменитого похода, и что имя его приобрело тем незабвенную славу в истории. Граф Суворов принял сие поздравление со всеподданническою признательностию, как от сына природного своего государя, — это были его слова. При сем я от себя прибавил ему комплимент, но фельдмаршал мне отвечал:

— А Ганнибал? Он первый то же сделал.

Когда уже кончилась наша швейцарская экспедиция и армия следовала на свои кантонир-квартиры в Аугсбург, великий князь, находясь всегда при ней, в одном небольшом городке, на берегу Рейна, нашел дядю своего герцога Александра Виртембергского, который служил тогда в австрийской армии генералом и командовал отрядом армии эрцгерцога Карла. Герцог был очень рад увидеться с его высочеством; всех нас принял очень ласково и угостил обедом. Во время ретирады австрийской армии герцог должен был защищать один мост; к нему прислан был от корпуса генерала Корсакова генерал-майор Титов с несколькими батальонами в подкрепление; герцог с великою похвалою отзывался о личной генерал-майора Титова храбрости и бывших под его командою войск. Я, почти в это же время, получил письмо от Винценгероде, в котором он с какою-то боязливостью решается о себе мне напомнить как о бывшем моем сотоварище и просить меня повергнуть его, как он пишет в своем письме, к стопам великого князя, чего сам он сделать никак не осмеливается. Я, однако же, выбрав удобную минуту, показал оное его высочеству; я приметил, что великий князь переменился в лице и сказал:

— Никогда мне не говорите об нем.

Наконец главная квартира фельдмаршала, который получил тогда же от императора Павла титул генералиссимуса и князя Италийского, пришла в Аугсбург, а великий князь остановился в небольшом расстоянии, в одном городке. Через несколько дней его высочество послал меня к князю Суворову испросить позволения, пока не решено будет об участии нашей армии, съездить в Корбург, для свидания с родителями его супруги, великой княгини Анны Федоровны. Едва доложили генералиссимусу, что я прислан от его высочества, он приказал мне войти к себе.

Я исполнил данное мне поручение от его высочества. Князь Суворов сказал мне:

— Доложите великому князю, сыну природного моего государя, что я сам в повелениях его высочества, и чтобы изволил делать, что ему угодно.

Между тем, он спросил прежде, вероятно, о моем имени и отчестве, назвав меня оными и показав мне стул, стоящий подле стола, а сам сел на канапе против меня и, облокотясь локтями на стол, закрыл глаза и сказал мне:

— Садись, слушай и перескажи его высочеству, что я буду говорить.

Князь начал свой разговор о тогдашней политике всех дворов. Говоря об Англии, он сказал:

— Сия держава старается поддерживать только вражду против Франции всех прочих государств, дабы не дать ей усилиться, ибо одна Франция может соперничествовать с Англиею на морях; политика ее лукава.