А. Махов - Микеланджело

• Название: Микеланджело
• Автор: А. Махов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014

Микеланджело Буонарроти (1475—1564) по праву считается одним из величайших гениев мирового искусства, достигшим в своем творчестве не только пределов мастерства, но и высочайших вершин духа. Подобно другим титанам итальянского Возрождения, он проявил себя в самых разных областях — скульптуре, живописи, архитектуре, поэзии. Его долгая жизнь не была лёгкой: сложный характер и бескомпромиссность натуры лишили его друзей, наделив множеством врагов и завистников, чья клевета ещё много веков пятнала его имя. Среди множества исследований, правдиво рассказывающих о судьбе и творениях великого мастера, одним из самых заметных обещает стать его новая биография, написанная Александром Маховым — историком итальянской культуры, переводчиком на русский язык поэтических творений Микеланджело, которые предстают в этой книге не менее значимой частью его творческого наследия, чем всем известные живописные и скульптурные шедевры.

---

Не прощаясь, он стремительно покинул внутренний дворик. Наступило общее замешательство под гневным оком свидетеля разыгравшейся бурной сцены восседающего на небольшом пьедестале «Моисея».

— Ушёл, — первой нашлась что сказать Колонна. — Всем нам досталось поделом. Он враг лукавства, ханжества и лести.

— Но, дорогая, — воскликнула Джулия Гонзага, — важен сам итог, коль удостоилась ты высшей чести переступить затворника порог!

Её поддержал Пол, обратившись к маркизе:

— От вас зависит наше начинание.

— Я недовольна вами, кардинал, — с решимостью в голосе заявила Колонна. — Неумны были ваши назиданья, которые и вызвали скандал.

Лицо Пола покрылось красными пятнами.

— Я действую в своём привычном стиле и не играю миротворца роль.

— Его слова мне душу опалили, — искренне призналась Колонна. — Как в них пронзительна людская боль!

— Готов своё признать я пораженье, — язвительно сказал Пол, — раз мастер вас действительно увлёк.

Колонна одарила его сожалеющим взглядом.

— Я ухожу, чтоб кончить словопренья. Досадно мне, что вам урок не впрок.

И она вслед за мастером покинула место разыгранной, как по нотам, интермедии.

— К тебе заглянем завтра до обеда! — крикнула ей вслед Гонзага.

— Вот и баталии конец настал, — виновато сказал Дель Риччо.

— Но пиррова одержана победа, — сухо ответил Пол, не глядя на него. — И мне не по душе такой финал.

— Любезнейший, до скорого свиданья, — обратилась к нему герцогиня. — Расписки будут вам возвращены.

— Я рад, что цените мои старанья, — заискивающе ответил ей Дель Риччо.

Направляясь к выходу, кардинал сказал:

— К нему с другой подступим стороны. Он в споре принял нас за глупых пешек, но распалившись, обнажился сам. Вы были правы — крепкий он орешек.

— Виттории он будет по зубам.

Кардинал вдруг остановился:

— Послушайте, но это лишь догадка, а может, проще всё: безумен он? Прошу вас, разузнайте для порядка.

— Вы правы. Мастер странно возбуждён.

Они удалились, даже не взглянув на стоящего в сторонке смущённого, но довольного собой Дель Риччо.

— Как ловко расквитался я с долгами! На грош услуга, а какая мзда.

К нему подошли вышедшие из-за кустарника трое неизвестных. Их решительная походка и неприветливый вид не сулили ничего хорошего.

— Мессер Дель Риччо? Следуйте за нами.

— Позвольте! Что вам нужно, господа?

— Поменьше шума. Мы сыскная служба, и предстоит серьёзный разговор о том, как завязалась ваша дружба с бунтовщиками.

— Спятили, синьор! — возмутился тот.

— И это мне, служителю закона?! — воскликнул незнакомец.

Обернувшись к двум сопровождающим, он приказал.

— Всадите кляп ему в дырявый рот, чтоб не орал, как пьяный поп с амвона.

Те скрутили Дель Риччо руки за спину.

— Утихомирился? А ну вперёд!

* * *

С той подстроенной и бурно закончившейся встречи началась дружба Микеланджело с Витторией Колонна, которая скрашивала его одиночество и одаривала моментами подлинного откровения. Он неожиданно проникся к ней таким доверием, какого ранее не испытывал, пожалуй, ни к кому.

Зарождение этого чувства совпало со временем, когда он напрямую приступил к самой росписи алтарной стены в Сикстине, в чём ему виделись мистическое совпадение и зов свыше. Он стал посещать воскресные встречи в Сан Сильвестро, где показывал маркизе рисунки, дорожа её мнением, и делился с ней самыми сокровенными мыслями о жизни и об искусстве, о чём говорится в одном из посвящённых ей сонетов, который вошёл в антологии итальянской поэзии:

Судьба, о донна, не для всех равна.
И вот один пример вам в подтвержденье:
Стоят веками в мраморе творенья,
Хоть жизнь ваятелю на миг дана.

Причина мне, как Божий день, ясна:
Искусство не подвластно силе тленья.
Скульптуре отдаю я предпочтенье —
Ведь с вечностью она обручена.

В портрете нашем или в изваянье
Я мог бы жизнь обоим нам продлить,
Орудуя то кистью, то резцом,

Чтоб ваше оценив очарованье,
Потомки обо мне могли судить
И об удачном выборе моём (239).

Судьба распорядилась так, что работа над величайшим творением «Страшный суд» проходила под знаком крепнущей дружбы с поэтессой, которая ратовала за обновление и очищение церкви от стяжательства, находясь под сильным влиянием идей Бернардино Окино, предводителя монашеского ордена капуцинов, автора нашумевших в то время «Диалогов о вере».

Первого сентября 1535 года папским указом Микеланджело был назначен главным скульптором, художником и архитектором Апостольского дворца в Ватикане с годовым жалованьем в 500 дукатов из папской казны, а также из таможенных доходов, взимаемых за переправу через По. Никто из мастеров Возрождения не получал столь высокого вознаграждения.

Работа в Сикстинской капелле шла своим чередом. Он получал отовсюду множество откликов. Из Венеции пришло целое послание от пресловутого Аретино, в котором автор излагал своё видение Страшного суда с «изрыгаемыми из уст Христа огненными стрелами, пронизывающими сверху донизу всю алтарную стену» и прочие благоглупости. Под конец своего многословного послания он пообещал вскоре наведаться в Рим и на месте изложить свои идеи. Странное письмо напористого автора изрядно позабавило друзей художника.

Вскоре пришла радостная весть из дома. Его племянница Франческа, которую он ласково называл Чекка, получив от дяди богатое приданое, удачно вышла замуж за молодого отпрыска знатного рода Гвиччардини. Приходили письма и от племянника Лионардо, который не скрывал своей нелюбви к учёбе и никак не мог найти дело, которое было бы ему по душе. Дядя строго его отчитывал за леность и легкомыслие.

В один из тихих вечеров, не предвещавший никаких сюрпризов, у Микеланджело на Macel dei Corvi собрались друзья, чтобы узнать о последних новостях из Флоренции от прибывшего оттуда Вазари. В последние годы через него Микеланджело следил за всем, что творится в родном городе. Он всегда был рад его появлению, и ему доставляло истинное удовольствие послушать его рассказы об оставшихся во Флоренции друзьях и знакомых.

Повзрослевший Вазари, успевший заявить о себе как о способном и ищущем художнике, дорожил дружбой с великим мастером и проявлял живой интерес к его новой работе. Показывая ему некоторые рисунки, Микеланджело с грустью заметил:

— В изгнанье мы в решеньях не вольны. Но исподволь в работу я втянулся.

Рассматривая разложенные на столе эскизы, Вазари не смог удержаться, чтобы не отметить:

— В рисунках ваших столько новизны, что мир бы обомлел и встрепенулся.

— Наш мир, Вазари, не пронять ничем, — с горькой усмешкой ответил Микеланджело. — Он жаждет одного — обогащенья.

С таким подавленным настроением друзья не могли согласиться, и Джаннотти постарался хоть как-то ободрить мастера.

— Чего-то нынче сникли вы совсем — Флоренция дождётся избавленья.

— Донато, друг мой, ждать невмоготу! Мне по ночам родной наш город снится. Как одолеть заветную черту и вырваться на волю из темницы?

Слова Джаннотти поддержал Вазари.

— Успех сопутствует вам столько лет, и всюду вы окружены почётом.

— Что мне почёт, когда свободы нет, а мы смирились и живём под гнётом? — из груди Микеланджело чуть не вырвался стон. — Ослепли все, не видя свой позор, и мой «Давид» глядит на нас с презреньем.

Он резко поднялся из-за стола, собрав разложенные на нём рисунки.

— Стыдливо от него отводим взор. Скорей умру, чем свыкнусь со смиреньем!

Молчавший доселе Дель Риччо, державшийся последнее время в тени, решил возразить мастеру.

— Упрёк ваш справедлив, но не во всём. Живём мы не без дела на чужбине, и вскоре прогремит отмщенья гром.

Послышались раскаты грома и сверкнула молния.

— Уже грохочет — лёгок на помине, — воскликнул Микеланджело. — Знать, час чревоугодия настал. Урбино, принимайся-ка за дело!

Урбино, откликнувшийся на зов, стал накрывать на стол.

— Ну наконец-то голод вас пронял! Жаркое чуть в печи не подгорело.

Все с готовностью стали рассаживаться за накрытый стол с яствами и напитками.

— Перед отъездом к вашим я зашёл, — сказал Вазари, принимаясь за еду. — Застал племянника — просил вам кланяться.

Разливая вино по бокалам, Урбино промолвил недовольно:

— Недавно сам был здесь и день провёл.

— Как был? — возмутился Микеланджело. — Вот за враньё тебе достанется!

— Я вру? Да как подумать вы могли! — не на шутку обиделся Урбино. — Он после Рождества сюда примчался, проведав, что в горячке вы слегли. Но в дом к вам не вошёл — чумы боялся. Поговорил со мной и был таков.

Микеланджело был поражён этой новостью. Ему было неловко перед товарищами за безобразный поступок племянника.