Вильям Хайнесен - Избранное

• Название: Избранное
• Автор: Вильям Хайнесен
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1974

Творчество Вильяма Хайнесена — одно из самых самобытных явлений в литературе современной Скандинавии. Хайнесен пишет по-датски, его произведения входят неотъемлемой частью в общую картину литературной жизни Дании XX века, насквозь пронизаны национальной спецификой. Произведения, включенные в настоящий сборник, вышли в свет на языке оригинала до 27 мая 1973 года.

Действие романа «Черный котел» развертывается в период второй мировой войны и изображает коренные изменения, вызванные в жизни Фарерских островов бурями, потрясавшими «большой мир». На Фарерских островах высаживаются английские войска и постепенно развиваются коммерческие контакты с Англией. Исконное занятие моряков островов — ловля рыбы, становится чрезвычайно опасным и одновременно очень прибыльным делом. Подрываются на минах суда, гибнут люди, а правительство доставку рыбы в Англию окружает ореолом «подвига во имя родины». Роман призван разоблачить обман, восстановить подлинную картину событий военного времени.

Роман «Пропащие музыканты» — тоже своеобразный отклик на исторические события. Усиление международной напряженности, угроза новой мировой катастрофы повергает многих писателей в пессимистическое настроение, лишает их веры в силы человека. На смену уверенности приходит растерянность и страх. Роман В. Хайнесена, несмотря на трагизм повествования, не лишен веры в человека и обращен к молодому поколению.

---

Сириус со своей стороны почувствовал облегчение и вздохнул свободнее. Как школа, так и каждодневное общение с мастером, которому он в свои свободные минуты должен был помогать смешивать краски либо обрамлять картины, давно уже стали для него тяжкими оковами. Поэтому он с неподдельной радостью распрощался с детьми, наказав им больше не приходить, а родителям передать, что школа прекратила свое существование. И некоторое время он, ничем себя не утруждая, упивался этой абсолютной, безраздельной свободой.

По ночам он совершал дальние прогулки, созерцал звездное небо и море, слушал рокот прибоя, а днем спал на кушетке в Бастилии. Питался он где придется, то у Элианы, то у Корнелиуса, у Оле Брэнди или учителя танцев Линненскова, а иной раз на борту шхуны «Лалла Рук», где шкипером был его школьный товарищ.

Эта свободная жизнь продолжалась до конца зимы.

То была необыкновенно мягкая океаническая зима. Уже в феврале зазеленела трава, а суровой снежной весны, которой все ожидали в наказание, так и не случилось: в середине апреля весна одержала окончательную победу, и пышные смородиновые кусты в саду у кузнеца стояли в полном цвету.

Весна вырвала Сириуса из его нирваны. Всю зиму он в одиночестве вздыхал о своих двух дамах, Леоноре и Юлии, или, вернее сказать, о своей несчастной любви к этим двум существам, и, пожалуй, ночи не проходило, чтобы он не постоял в мечтательном забытьи у ограды кузнецова сада, глядя на розоватый свет в окошке у Юлии. Леоноры в городе не было, она уехала в Копенгаген.

Но однажды теплым туманным вечером, когда он проходил мимо дома кузнеца, он вдруг услышал, как фру Янниксен на чем свет стоит ругает свою дочь, обзывая ее бесстыжей сукой. Раздался звон какого-то предмета, который упал наземь и разбился, и вот в дверях показалась Юлия и исчезла в саду. До Сириуса донеслось злое бурчание кузнечихи, грозившей позвать управляющего сберегательной кассой Анкерсена, а немного погодя он различил звуки сдавленных рыданий из сада. Он осторожно перелез через ограду и шепотом позвал:

— Юлия! Не бойся… Это я!

Он не сразу отыскал девушку. Она забилась в глубь душистого куста и плакала горько и безутешно. Сириус погладил ее по голове и поцеловал в мокрую щеку.

— Ну что такое, что случилось, моя девочка? — с нежной настойчивостью прошептал он.

Юлия долго не могла выдавить из себя ни слова, слезы и обида душили ее, а когда она наконец собралась заговорить, из дома кузнеца раздался резкий оклик:

— Юлия!

Он звучал как зловещий удар надтреснутого колокола.

— Это мать! — прошептала Юлия, трясясь от страха. — Надо мне идти!

Она высвободилась из его объятий и стала продираться сквозь кусты, но вернулась и шепнула:

— Приходи завтра вечером, ладно, Сириус? Мне обязательно надо с тобой поговорить!

Сириус просидел в кустах почти до утра. Долго еще слышались крики и брань в доме кузнеца. Но под конец все стихло. Смородиновые цветы в туманном воздухе испускали кисловатый, за душу берущий аромат, и вновь он почувствовал, как полнится сердце земным, щемящим состраданием и глухою тоской по нежности. В ту ночь и было зачато Сириусом стихотворение «Тьма говорит с цветущим кустом», о котором кто-то сказал, что оно — как тихое трепетанье молодой листвы от ночного ветерка.

На следующий день лил проливной дождь, а под вечер задул порывистый ветер. Чуть не три часа прождал Сириус в саду кузнеца, пока наконец пришла Юлия. Он вымок до нитки, сидя под кустом, с веток которого безостановочно падали полновесные капли. Юлия сняла свой плащ, и они оба под ним укрылись.

— Ты замерз, бедняжка! — прошептала Юлия и нежно обвилась вокруг него. Живительное тепло исходило от полного тела девушки, а страстные, крепкие поцелуи ее обжигали ему щеки и губы, точно дивные огненные цветы. Так они просидели некоторое время, но скоро Юлия тоже начала промокать и зябнуть.

— Не очень-то здесь приятно, — сказала она, поеживаясь. И вдруг расплакалась.

— Что с тобой? — огорченно спросил Сириус.

— Ах, все так ужасно! — ответила Юлия, прижавшись губами к самому его уху.

И слово за слово ему открылось, какая горькая участь постигла бедную девушку. Ее жених Яртвард куда-то уехал, никто не знает куда. Бессовестный малый обманул и бросил ее, но она о нем не жалеет, пусть, потому что Яртвард — дурной человек и было бы только несчастьем иметь такого мужа.

— Да уж, я тоже так полагаю! — сказал Сириус.

Он погладил ее пышные волосы, мокрые от дождя.

— Ничего, дружочек, все обойдется, ты же еще так молода. Ведь могло быть гораздо хуже.

Юлия, проглотив слезы, горячо подхватила:

— Но все и есть гораздо хуже, Сириус, так плохо, что дальше некуда. Ведь было условлено, что мы поженимся этой весной. А теперь я осталась одна со своим позором. И каково-то придется несчастному ребеночку?..

— У тебя… будет ребенок? — подавленно спросил Сириус.

Дождь тем временем прекратился. Ветер тормошил кусты и деревья. Юлия плакала, беззвучно сотрясаясь. Вдруг она резко встрепенулась.

— Зовут меня? — спросила она и затаив дыхание прислушалась.

— Да нет, ничего не было, — ответил Сириус.

Минуту оба сидели в молчании. Юлия перестала плакать, только грудь ее время от времени судорожно вздрагивала. Наконец Сириус сказал с горячей и спокойной решимостью в голосе:

— Юлия, мы ведь можем с тобой пожениться!

— Нет, ни за что на свете, — ответила она, прижимая его к себе.

— Но почему же, дружочек мой?

— Нет, Сириус, я не могу, чтобы ты из-за меня… И потом… Потом, на что бы мы стали жить? Об этом ты подумал, мой милый?

— Такие вещи тебя пусть не заботят, — возразил Сириус. — Это ты предоставь мне, какой-нибудь выход всегда найдется. Ну-ну, Юлия! Не падай духом и положись во всем на меня, я тебя не оставлю! Может, мне сразу пойти поговорить с твоим отцом?

— Нет-нет, — умоляюще произнесла Юлия, от страха крепко прижимая его к себе.

— Ну, тогда подождем до завтра, — бодро сказал Сириус. — Вот увидишь, Юлия, все уладится! Положись на меня!

— Ты хочешь жениться на Юлии?

Кузнец Янниксен запустил обе пятерни в свою дремучую пепельную гриву и уставился на Сириуса красными глазами, под которыми в два-три ряда нависли красные мешки. Потом, как бы насмотревшись досыта, он отвернулся, достал из горна железину и принялся обрабатывать ее на наковальне. Время от времени он сквозь дым и искры косился на Сириуса, отвечавшего ему приветливым, открытым взглядом. Кузнец сунул железину в уголья.

— Ступай за мной, выйдем на минутку! — кивнул он, зашагал в глубь кузницы и отворил облупленную дверь. Сириус прошел следом за ним в полутемную каморку. Там стоял ящик с круглой дырой посередине, и из дыры слышалось громкое журчанье шумного, болтливого ручья, протекавшего под полом.

— Это еще что за чертовщина такая? — удивился Сириус.

Но кузнец успокоительно похлопал его по спине и сказал сердечным тоном:

— Сириус, бедный мой мальчик. Лучше всего нам обговорить это дело друг с другом с глазу на глаз. Тебе, стало быть, ясно, что девка позволила себя обдурить и что этот стервец дал тягу?

— Конечно, — подтвердил Сириус.

Кузнец продолжал:

— И ты это, стало быть, чтоб вызволить девку из беды, хочешь?..

— Мне ее очень жаль, — ответил Сириус, — и она же моя старая ученица. Но она мне вообще давно нравится, Юлия, очень нравится, она хорошая девушка. И я ей тоже нравлюсь.

Кузнец вздохнул и сплюнул в рокочущую дыру.

Сириус продолжал:

— У меня вот только, к сожалению, нет сейчас постоянной работы, но…

— А-а, это плевать, — раздумчиво сказал кузнец. — Беда-то поправимая, делу не помеха.

Тут Янниксен обнажил почерневшие остатки зубов, растянув губы в рассеянной улыбке.

— Есть в этом деле другая проклятая закавыка, и знаешь какая? Моя жена.

Он оперся плечом о стену и, подняв кверху большой палец, пояснил:

— Она, понимаешь, не может, чтоб дров не наломать, у ней страсть — все всегда как похуже делать. Теперь вот вбила себе в голову распропакость — чтоб девка открылась во всем Анкерсену! Я, понятно, слышать не хотел… да на нее как накатит янцыцзянь, с ней же сладу никакого нету!

Кузнец азартно сплюнул в дыру и продолжал:

— И теперь, понимаешь, стакнутся они с Анкерсеном и порешат, что Юлии муку должно принять, явиться в ихнее христианское общество и покаяться в своем грехе. Перед всеми! Да за ким дьяволом нужно этакое слюнтеплюйство? Это ж только людям на потеху!

— Нельзя до этого допустить! — взволнованно сказал Сириус.

— Легко сказать, нельзя, — пожал плечами кузнец. — Ты, брат, не знаешь мою Розу, ты понятия не имеешь, какая она делается, как накатит на нее злобиячество. Кабы мы с тобой сумели ее укоротить! Эх, кабы нам ее укоротить!