Дукенбай Досжан - Шелковый путь

• Название: Шелковый путь
• Автор: Дукенбай Досжан
• Издательство: «Известия»
• Жанр: Короткие истории
• Год: 1983

Восемнадцать рассказов-самоцветов, вошедших в книгу Дукенбая Досжанова вместе с романом «Шелковый путь», написаны в разное время и щедро отданы читателю. Д. Досжанов — умелый гранильщик своих камений, вобравших в себя чистый свет и теплый голос мастера, пользующегося особыми резцами, только своими инструментами. Точность социального анализа казахской действительности, психологическая разработка характеров, сложный, звучный, узорчатый, многоцветный слог, высокие стилистические достоинства рассказов Д. Досжанова превращают их в яркое явление современной казахской прозы.

---

По бумагам выходило, что из двухсот голов сто — крупные быки, пятьдесят четырехлеток и трехлеток, остальное — молодняк. А тут одни телята.

Перевалило за полдень, а сомнения у Малютки все возрастали: «Где же этот крупный рогатый скот?» Ссориться со скотоводами в первый же день ему не хотелось. Это было бы неприлично. Но наконец он не вытерпел, увидев старого худого вола со стершейся шеей и обрубками вместо рогов. Ему показалось, что животное даже немного свихнулось от старости.

— Нет, так не пойдет, аксакал! — возмутился он. — На бумаге ясно написано, что скот, которому больше пяти лет, должен ежегодно сдаваться на мясо. А вы подсовываете мне какого-то чужого старого вола. Он уж и из ума выжил от старости.

Пастух в возрасте пророка сначала принимал Малютку за простака, но теперь почесал в затылке, однако стал поучать:

— Ты, сынок, никогда не был пастухом. Ты не знаешь наших дел и обычаев.

Малютка хмуро перебил его:

— Ничего не выйдет, аксакал. Утром пораньше пригоните весь скот на баз. Я приму его, пересчитаю, взвешу, сделаем все как положено.

И он ускакал, оставив старика одного. Приехав на ферму, он сказал заведующему:

— Скот разбрелся по тугаю. Бродят телята и быки, неизвестно чьи, совхозные или частные. Я не могу принять его.

Басбуха словно ущипнули. В общем, наговорили друг другу немало обидных слов. Наконец Малютка настоял на своем. Скот пришлось собрать для пересчета, взвешивания, определения возраста и клеймения.

Пастух, достигший возраста пророка, удивлялся, глядя на ловкие движения и нечеловеческую работоспособность Малютки, и проклинал его в душе: «Вот наказал бог этаким головорезом. Никому ничего не доверяет. Самим своим рожденьем такие, как он, предупреждают о скором конце света».

Как ни старался пастух сбить со счета Малютку, отвлечь его от коров, тот ни на шаг не отходил в сторону и вытер пот с лица да распрямил спину, когда уже зашло солнце.

— Заклеймили сто восемьдесят голов, — сказал Малютка, — остальное закончим утром.

Он запер накрепко ворота, чтобы скот не разбежался, и спокойно зашагал к дому пастуха.

От солнца осталась на западе только розовая полоска, тугай утонул в тумане, дальние предметы быстро сливались с ночной тьмой.

Заведующий фермой сидел на почетном месте и пил чай. Он с ненавистью посмотрел на Малютку, который снял кирзовые сапоги, сполоснул руки и пристроился с краю дастархана.

— Ну что, закончили? — спросил заведующий.

За Малютку ответил дедушка, достигший возраста пророка:

— Осталось около двадцати голов. Заперли в сарае, утром закончим.

— Почему не выпустили пастись? Кто вам дал право запирать в сарае государственный скот на целые сутки? Хотите, чтобы скот исхудал?

— За сутки ничего окоту не сделается, если он упитанный, — сказал Малютка. — Страшнее другое. Скот, который я пересчитал и взвесил, не соответствует бумаге. Половина стада измельчала, вес не тот.

Заведующий фермой помрачнел, насупился.

— Как это, измельчала?

— Очень просто. Вместо пятидесяти крупных волов, как написано в бумаге, я насчитал сорок. Остальные десять — годовалые телки. И еще скажу, половина скота — облезлые старые волы или годовалые бычки с неокрепшими костями. Тут все ясно. Вы растранжирили упитанный скот, а для точности счета вписали в бумагу кого попало, лишь бы было парнокопытное. Власти завтра спросят: где тот скот, который записан у вас на бумаге? Где мясо? Куда оно подевалось? Одним словом, я не могу расписаться и принять этот нечистый скот. У меня не две головы.

Пастух, достигший возраста пророка, испугался и сделал знак жене, которая мигом вытащила припрятанную на всякий случай бутылку водки. Прежде чем наливать в стаканы, он поглядел на своих гостей и понял, что те намерены бодаться, пока не отлетят рога и у того и у другого.

— Не можешь принять, значит? — процедил сквозь зубы Басбух. — Ну это дело твое. Давай обратно сводку и катись отсюда, дорога открыта. Мы найдем другого человека, который примет. Давай бумагу!

Малютка сложил бумагу вчетверо и спрятал в нагрудном кармане.

— Бумагу я отдать не могу.

— А я говорю, верни ее!

— Нет, не могу. Встану пораньше да поеду в центр. Все расскажу Карыкболу. Если ничего не выйдет — поеду к секретарю Гайнекену. Есть, скажу, оказывается, люди, которые пользуются общественным скотом как своим собственным. Все выскажу, ничего не скрою. Я ведь Малютка, что с меня возьмешь? Ничего, по-вашему, не понимаю.

Лицо у Басбуха почернело, будто он только что вернулся с пожара или с лютого мороза. Однако он стушевался и тихонько спросил:

— Значит, бумагу не вернешь?

— Не верну.

Заведующий залпом опрокинул стакан водки и молча стал закусывать, проклиная свою доверчивость и тупость. Зачем было давать Малютке сводку и позволять пересчитывать скот? И какой черт его дернул продавать людям упитанный скот, вместо которого пришлось взять всякую мелочь? Ладно бы он делал это для самого себя, так ведь о людях заботился. А где теперь эти люди? Выкопал сам себе могилу, угождая уважаемым, почетным людям, сам себе выпустил кровь, лишь бы в казане родичей все время варилось мясо. Вот до чего довело желание жить с вышестоящими душа в душу. Где они теперь, все эти уважаемые и почитаемые?

Хозяин дома велел жене вытащить из сундука единственную, завернутую бутылку коньяка и налил еще. Басбух машинально выпил, а Малютка отказался. Он съел пару огромных кусков хлеба, запил большим глотком чая и ушел спать, мол, завтра ему надо пораньше подняться и закончить дело. Старик угодливо побежал за ним, уговаривая на ходу:

— Успел бы выспаться. Сейчас ужин будет готов. Однако Басбух перехватил его подол и заставил сесть.

— Пусть отдохнет, не трогай его, ангелочка.

В голову ему пришла ужасная мысль — извести Малютку любым способом, найти выход из положения,

Но как от него избавишься? Не убивать же?

Ах уж эта «черноухая напасть»! И в прошлом году он опозорил его перед землемерной комиссией, глазом не моргнул. В результате о нем написали в газете, сняли с работы. Кое-как пришел в себя, оклемался. Благоверные единомышленники заступились, вырвали из беды, выпросили его жизнь, а то бы…

И вот теперь снова под ногами черная пропасть, хоть бей себя кулаком в лоб, кайся, рыдай, Карыкболу ничего не докажешь. Уж не нарочно ли он подослал к нему этого Малютку? Ведь он знает его нрав, обжегся с ним на рисе и все-таки послал. Нарочно, конечно. Неспроста. А он-то, дурак, считал Карыкбола своей опорой и поддержкой.

Басбух резко дернул помутившейся от вина головой и спросил:

— Тот заснул?

— Что вы сказали? — подскочил вздремнувший хозяин.

— Заснул, говорю, Малютка?

— Давно храпит. За день намотался со скотиной. Ну и силен парень.

— Так вот скажи теперь, как нам избавиться от этой напасти?

— Откуда мне знать.

Хозяин испуганно посмотрел на заведующего. Уж не хочет ли тот связать Малютке руки-ноги да бросить в реку. От такой мысли у него мороз пробежал по коже. И он завопил:

— Нет, родной, я не испачкаю свои руки, не совершу преступления в возрасте пророка! И не говори даже. Твоя скотина, ты за нее в ответе, а меня отпусти, мне давно пора на пенсию. Сразу же откочую в центр. Измельчал скот — ты виноват, сам знаешь. Кто говорил мне, отдай вола этому человеку, получи телку? Ты говорил. Этому уважаемому замени старый облезлый скот молодым и упитанным. И я заменял. Ты начальник, я пастух. Мое дело слушаться. А ведь я давно чувствовал, что все кончится худо, и тебя арестуют, и меня вместе с тобой. Нет уж, лучше подальше от тебя. Уеду, пойду по стопам Малютки, выйду перед народом и скажу: простите меня дурака, дожил до возраста пророка, а ума не набрался.

В общем, старик и заведующий фермой Басбух проспорили до глубокой ночи.

Взошла луна, и тугай осветился ее белесым светом. Со стороны реки накатывались влажные волны воздуха.

Малютка, который спал около дома на нарах, ничего не подозревал о споре пастуха и заведующего фермой, не подозревал, что речь идет о нем. Если бы он вдруг проснулся, то увидел бы, что какая-то тень появилась около двери и ушла за дом. Через некоторое время прокралась вторая тень. Замычали коровы, залаяли собаки, но Малютка не проснулся. Поэтому и не видел, как отворились ворота сарая, скот вышел из него и растворился в зарослях тугая. Потом раздался топот скачущего коня, и все снова стихло, погрузилось в сон.

Прошла ночь, небо посветлело, взошло солнце, и тугай ожил, наполнился гомоном птиц.

Малютка очнулся от своего крепкого сна, поднял голову и увидел хозяина, который мешком сидел на чурбане. Малютка вскочил и подбежал к нему весь перепуганный, положил руку на плечо и спросил, уж не случилось ли с ним что, не заболел ли он. Старик за ночь как будто потерял свой человеческий облик, чуть не плача он сказал: