Дукенбай Досжан - Шелковый путь

• Название: Шелковый путь
• Автор: Дукенбай Досжан
• Издательство: «Известия»
• Жанр: Короткие истории
• Год: 1983

Восемнадцать рассказов-самоцветов, вошедших в книгу Дукенбая Досжанова вместе с романом «Шелковый путь», написаны в разное время и щедро отданы читателю. Д. Досжанов — умелый гранильщик своих камений, вобравших в себя чистый свет и теплый голос мастера, пользующегося особыми резцами, только своими инструментами. Точность социального анализа казахской действительности, психологическая разработка характеров, сложный, звучный, узорчатый, многоцветный слог, высокие стилистические достоинства рассказов Д. Досжанова превращают их в яркое явление современной казахской прозы.

---

Едва закрыл глаза, под окнами начали реветь проносившиеся машины, как будто специально ждали ночи. Даже стены стали дрожать, а стекла задребезжали старушечьими голосами.

Жетыбас долго ворочался в постели, накрывшись с головой подушкой, плотно закрывал глаза, но сон не шел.

Почему-то вспомнились картины детства. Колхоз тогда выращивал кукурузу. Война только закончилась, и люди все еще были в плену у грозных военных лет. Многие мужчины не вернулись. Все тяготы хозяйства несли на своих хрупких плечах женщины да подростки вроде Жетыбаса. С утра до ночи они работали. Время от времени какая-нибудь голосистая вдова затягивала песню, изливая всю свою горечь и сердечную тоску. У каждой была своя песня. Им подпевали молодые девушки.

Одни пели: «Ох, мой аул. Твои лучшие сыновья ушли на фронт. Увидят ли вновь они своих заплаканных матерей и жен?»

Другие пели: «Налилось яблочко на ветке, но некому его сорвать. Мой братец на войне. Покажись хоть на миг».

Эти песни навсегда врезались в мальчишескую душу Жетыбаса. Он и сейчас помнил каждый голос, хотя уже прошло столько лет.

Эти песни, вобравшие в себя горе, тоску и надежду, все время возвращались к нему, когда ему становилось горько и безысходно. На этот раз ему приснился голос его любимой женеше. То ли она просила проснуться, то ли поддержать песню, он не понял. Но все тело его было во власти ее зова: «Где мой брат воин, где мотает тебя судьба? Отзовись». И он проснулся со стоном, весь разбитый и раздавленный.

В окно заглядывала заря. Голова была тяжелая то ли от переживаний во сне, то ли от обильной еды на ночь.

Пока он сидел, находясь между сном и явью, в дверь кто-то сильно постучал, потом раздался голос:

— Есть кто в доме?

— Дверь открыта, заходите! — сказал Жетыбас. Акбота проснулась и начала торопливо одеваться, пригладила волосы, натянула шаль. Они привыкли, когда жили в горах, в своей хибаре, к одиночеству, никто и никогда не будил их ни свет ни заря.

Оказывается, пришел сосед, угостивший их пловом. Он был весь в грязи и в глине, будто нарочно вывалялся в канаве.

— Что случилось? — встревожился Жетыбас. — Почему ты весь в грязи?

— Ваши овцы забрались на хлопковое поле и все там повытоптали, — сказал сосед. — А я вчера пустил туда воду. Пока гонялся за ними, испортил оросительную систему. Весь летний труд, весь мой пот, все пошло насмарку. Придется пойти в суд и подать на вас жалобу.

Жетыбас смотрел на соседа в каком-то остолбенении. Тот был возмущен до предела, и ясно было, что его не остановишь. Он так суетился и размахивал руками, что шляпа его даже сползла на нос.

Жетыбас не знал, что делать и как ему отвечать. Ни в старину, ни сейчас он не слышал, чтобы соседи, у которых вышла размолвка, подавали друг на друга в суд. Он считал, что ни хозяйственные передряги, ни ссоры не должны быть выше добрососедства. Так было испокон веков в степи. И вот теперь эти несчастные пять овец грозят растоптать священные обычаи дружбы. Что тут скажешь?

— Всех твоих овец я связал проволокой, собрал свидетелей и заставил их расписаться, — сказал сосед с угрозой.

— Чтоб вас всех испепелил огонь ада! — вдруг закричал Жетыбас. — Скотина есть скотина!

Кровь ударила ему в голову, он и сам не заметил, как схватил нож и выскочил из дома.

Сосед не думал, что дело примет такой резкий оборот. О суде он сказал для красного словца, чтобы хоть как-то пронять строптивого старика. Тот никак не понимал, что держать овец в густонаселенном месте, где к тому же кругом посевы хлопка, просто немыслимо. Пора наконец старику оставить свой скот и, как все здешние люди, всерьез взяться за кетмень.

Но ничего из этого не вышло. Жетыбас будто рассудка лишился. Он прирезал всех овец и мясо сдал в совхозную столовую.

По этому поводу было много всяких разговоров. Одни жалели Жетыбаса и говорили, мол, как это так, уважаемый человек влился в нашу среду, а мы ударили его в грудь, не захотели его понять… Это не по-людски.

Другие ворчали со злорадством: «И поделом ему, этому любителю мяса, бог его покарал».

Жетыбас никак не мог привыкнуть к своей новой жизни, к душному жаркому воздуху этой долины. Сколько бы ни гудел в доме вентилятор, сколько ни поливай водой пол, все равно было жарко и рубашка неприятно прилипала к телу.

Он выходил на крышу и часами разглядывал горные вершины, смутно маячившие в жарком мареве, пока глаза его не уставали от напряжения и не начинали слезиться. Но он продолжал неподвижно сидеть под палящими лучами солнца, дожидаясь, когда Акбота позовет его ужинать.

Как-то он сидел, по своему обычаю, на крыше, созерцая горы, когда к ним зашел активист и сказал Акботе, чтобы та посылала его на работу, поскольку и он должен внести свою лепту в общенародное движение за высокий урожай хлопка.

Надо было собираться на работу. Акбота разложила перед ним дастархан и поставила полную чашу лапши. Он поковырял вилкой в надежде наткнуться на мясо, однако вместо мяса в лапше оказалась картошка. В это время пришел Саясат, уставший и какой-то весь поблекший. Он стал говорить о хлопке, который в этом году очень хорош, и если им повезет, то обязательства по хлопку будут выполнены. Тогда Саясат прославится на весь район.

Потом он сказал, что кобыла Жетыбаса продана, и положил пачку денег перед хозяином. Тот равнодушно сунул их в карман, даже не пересчитав.

Что ему деньги? Эта кобыла была жеребой, и осенью он ждал от нее приплода. Она была племенной породы, и молоко из нее текло рекой. В такие удушливые дни, как сейчас, сидеть бы в тени да попивать кумыс. Но этому не суждено сбыться. Родственники все уши прожужжали, что сена нет, пастбища нет, конюшни нет, и поэтому от лошадей лучше избавиться. От них одна морока. В конце концов пришлось сдать любимую лошадь на мясокомбинат.

Жетыбас отодвинул от себя чашу с лапшой, вытер потный лоб и откинулся спиной к сундуку.

— Ну я побежал, — сказал Саясат. — Пойду хоть чаю напьюсь. В горле все пересохло.

Кто бы сказал, что человек может так сдать за какую-то неделю. Жетыбас посмотрел на себя в зеркало и печально покачал головой. Ничего не осталось от человека, вот что значит оказаться вдали от родной земли. Глаза смотрели тоскливо, как у обреченной на шашлык овцы.

Когда жара немного поутихла, Жетыбас взял кетмень и отправился поливать хлопковое поле. Он решил не оставаться в стороне от общего дела, чтобы не упрекали потом Саясата.

Поливать хлопок оказалось трудным делом для человека, не сведущего в земледелии. Размахнешься кетменем посильнее — срежешь растение, ударишь не в полную силу — вода не дойдет до конца поля.

Лишь к вечеру кое-как он закончил свою работу. И тут поднялись полчища комаров, от которых не было никакого спасенья. Весь измученный, с заострившимся носом, Жетыбас еле добрел до дома. «Лучше повесить торбу на шею да пойти по миру, чем такая работа», — в отчаянии подумал он.

Едва успел попить воды да успокоить свою душу, как нагрянула Акбота, путаясь в подоле своего длинного платья.

— О беда! — простонала она. — Пошла к соседке за солью, а калитку не закрыла. Лошадь наша убежала!

— Что ты несешь? — с досадой закричал Жетыбас. — Только этого нам еще не хватало!

Он надел сапоги на босу ногу и побежал к арыку, где был стреножен его конь.

Поездив рысью по округе, он все-таки напал на след своей четырехлетки. След долго петлял по улочкам аула и наконец вывел на окраину. Кобылица неслась во весь опор в сторону гор. Жеребец под ним призывно заржал, но кобылица даже не оглянулась.

Скоро наступили сумерки, и Жетыбас остановился. Стоило ли догонять умное животное, которое неслось навстречу запахам родной земли? И он решил: пусть уходит. Все равно дома ее не прокормить: во дворе не осталось ничего, кроме пыли да конского навоза. А вокруг ни клочка земли, ни травинки — все занято хлопком.

Все равно тоска по родным местам доконала бы кобылу. Здесь ей неуютно, как и самому Жетыбасу. Он повернул коня и поехал домой, понуро склонив голову. Акбота встретила его со страхом, ожидая слов упрека. Однако он ни в чем не упрекнул ее. Жеребец, взбудораженный чем-то, беспрестанно кружился на одном месте и ржал. Может быть, он завидовал кобылице, которая ускакала в горы? Акбота увела коня в стойло.

В ее глазах Жетыбас увидел ту же печаль, которая одолевала и его самого. Почему он уродился таким не приспособленным к жизни? Почему не всякое дело спорилось в его руках? Еще покойный отец не раз ему говорил: «Нет, парень, ничего из тебя путного не выйдет».

Взглянув на покорную свою жену, он почему-то вспомнил свою молодость и как они познакомились впервые.

Его призывали в армию, повестка была на руках. Отец велел ему поехать проститься с родственниками. На обратном пути его застал теплый ливень. Спасаясь от дождя, он поскакал во всю прыть и остановился возле первого дома. И тут он увидел девушку. Он сразу понял, что она не здешняя, а гостья из Мейрамкалы. Очевидно, приехала недавно.