Игорь Зотиков - Зимние солдаты

• Название: Зимние солдаты
• Автор: Игорь Зотиков
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-98797-030-0

Игорь Алексеевич Зотиков – член-корреспондент РАН, полярный исследователь, гляциолог, предсказавший существование подледниковых антарктических озер, один из первооткрывателей озера Восток. Его имя хорошо известно тем, кто интересуется историей освоения Арктики и Антарктики.

Книга отличается необычной структурой. Основой ее стали бесхитростные рассказы – американца и русского – о жизни во время войны и первые годы после… Объединенные вместе в одной книге, эти рассказы усилили друг друга, внезапно создав картину жизни не двух человек, а жизни двух стран за важный период их истории. А встретились и подружились американский летчик Роберт Дейл и русский ученый Игорь Зотиков в Антарктиде.

Завершают книгу репродукции картин И.А. Зотикова, который брал во все экспедиции мольберт и краски и даже на антарктическом морозе писал только с натуры.

---

Автор с младшим братом Евгением, будующим знаменитым ученым, академиком Академии Медицинских наук СССР, а потом России

Я надолго забыл о том, что было со мной в далекие годы конца двадцатых – начала тридцатых. И вдруг, мысли, глубоко пережитые тогда почти малышом, – взорвались…

Через шестьдесят пять лет, в 1995 году, я на полгода приехал в Японию для работы в одном из научных институтов Токио и неожиданно почувствовал себя среди японцев как дома. Идея переселения душ – основа буддистской религии – показалась мне очень близкой. Мне даже пришла в голову мысль, что когда-то я был японцем. По-видимому, возможность переселения души в то, что будет жить, придуманная мной для спасения себя в пятилетнем возрасте, не умерла. Однажды одна из моих приятельниц и гидов по Японии, утонченная жена местного банкира Сезко сказала, что, судя по тому, как легко, как свой, я воспринял многие черты японской жизни, принял их отношение к цветам, растениям и даже помог полнее открыться некоторым сторонам ее души японской женщины, ей кажется, что я и она в одной из наших прошлых жизней были братом и сестрой. Я радостно с ней согласился. Да, это возможно. Просто в этой сегодняшней жизни я живу жизнью русского, и, если бы каноны православной религии позволили мне сделать это, принял бы крещение как православный и поцеловал бы крест в свои уже 70 лет. Но я знаю, что христианство слишком ревниво. Я не буддист, но мне не хотелось бы отвергать все богатства мира из-за служения лишь одной идее.

Полевые пушки на площади

Часто бабушка брала меня с собой, и мы шли к центру нашего маленького городка. Придя на центральную площадь, терпеливо стояли около пожарного депо и посматривали на высокую башню над ним. Случалось, что один из больших черных шаров вдруг поднимался на мачту над башней, начинали громко звенеть пожарные колокола, и большие красные повозки, полные пожарных в сияющих медных шлемах, выскакивали из ворот депо, увлекаемые прекрасными сильными лошадьми к месту пожара.

По воскресеньям мы обычно ходили на площадь, где помещался рынок, на который труженики земли привозили плоды своего труда.

Со временем рынок этот почему-то почти совсем опустел. Но я был только рад этому. Потому что вместо возов с продуктами на рыночной площади разместились настоящие пушки. Теперь мне известно, что это были небольшие, перевозимые лошадьми, полевые 75-миллиметровые пушки. Здесь же разместились и лошади, и полевые кухни, и большие серые палатки, в которых жили настоящие красноармейцы. Было отчего прийти в восторг пятилетнему мальчику.

Через много лет, в 1952 году, я попал с группой друзей-альпинистов в центральную часть горного Кавказа. Поселок Местия был центром горной Сванетии, населенной маленьким гордым горным народом, называющим себя сванами. Нам не советовали посещать Сванетию в том году, потому что там тогда проводилась коллективизация – людей насильно заставляли вступать в колхозы. Но мы все-таки попали в Местию. И там, на центральной базарной площади, я увидел те же блестевшие от смазки и постоянного ухода маленькие пушечки на конной тяге, а рядом полевые кухни и палатки, в которых жили красноармейцы. И вспомнилось, что все это я уже видел примерно в 1930 году в Козлове. А один из сванских друзей, пригласивших нас в Местию, рассказал, что именно этим летом 1952 года сваны под давлением русских и собственных коммунистов начали организовывать коллективные – по типу русских колхозов – хозяйства на своей земле:

– Вы должны сделать это добровольно, – сказали нам и ввели в столицу Сванетии русский полк «горной артиллерии на конной тяге».

Сейчас я думаю, что и тогда, и примерно в 1929–1930-м годах в Козлове, я оказался свидетелем одного и того же явления – прикоснулся к истории своей страны. По-видимому, местные козловские активисты и их лидеры испытывали трудности в организации колхозов под Козловом, и, чтобы сделать переход к коллективному хозяйствованию на земле более простым и необходимым в глазах местных крестьян, полк легкой полевой артиллерии вошел в Козлов и расположился на центральной площади городка на радость местной детворе.

Старик

Почему-то из времен безмятежного детства в Козлове мне особенно запомнилась одна встреча. Однажды после целого дня на улице, вернувшись домой, я почувствовал странное напряжение. Дома были только Бабуся и какой-то незнакомый мне гость с густой седой бородой, показавшийся мне неопрятным древним стариком. По-видимому, он был центром напряжения в доме – может быть, потому что раньше в нашем доме я не видел мужчин, не считая толпы людей на похоронах прабабушки.

Наш большой стол был накрыт чистой белой скатертью, на нем стоял самовар, чайная посуда и блюдо бабушкиного мелко колотого сахара. Гость, сидевший в глубине комнаты по ту сторону стола, мне сразу не то чтобы не понравился, он меня испугал. Седая, не очень расчесанная борода и длинные, как у попов, которые приходили хоронить прабабушку, волосы, грубые, потемневшие от работы руки. Испугала меня показавшаяся омерзительной то ли рана, то ли язва на шее, с одной стороны, ниже уха. Чувствовалось, что болячка давняя, человек к ней привык, не обращает внимания, даже не завязывает.

Старик сидел за столом, как-то чуть дальше, чем следовало бы, чтобы чувствовать себя удобно. Он пил чай, который подливала ему в большую чашку Бабуся. Чай, по-видимому, был очень горячий. Гость неспешно наливал его в чайное блюдце почти до краев, потом двумя большими заскорузлыми и неуклюжими руками брал блюдце, подносил ко рту и дул на него, а потом потихоньку отхлебывал чай.

Пил он долго-долго, чашку за чашкой, и с каждой чашкой как-то обмякал, становился как будто добрее, казался мне уже не таким страшным. Я прижался к длинной юбке Бабуси, которая слегка гладила меня по головке, приглаживая, поправляя волосики. А старику, по-видимому, стало от чая уже совсем тепло, даже жарко, и он снял красный шарф, до того обернутый вокруг шеи. После этого, правда, мне стало еще страшнее. Я увидел, какая морщинистая, грубая кожа на той части его шеи, что свободна от бороды, а самое главное – увидел на шее, где-то под ухом, отвратительную, как показалось мне, воспитывавшемуся до этого в кругу чистых женщин и девушек, болячку.

Старик пил чай очень долго, временами перебрасывался с Бабусей несколькими, ничего, по-моему, не значащими словами и часто поглядывал на меня голубыми, светлыми на загорелом лице, глазами:

– Подойди ко мне поближе, пожалуйста, – сказал он тоном, который позволял мне не выполнять его просьбу.

Но, несмотря на страх, на отвращение из-за язвы, я почему-то подошел – во всяком случае, так вспоминаю я сейчас, более чем через полвека. По-моему, подошел. Может, рука бабушки меня чуть подтолкнула, направила подойти. Он положил свою руку, оказавшуюся нежной и ласковой, на мою голову, слегка потрепал, поглаживая, волосы, и мне было совсем не страшно.

– Ну, иди к бабушке, – подтолкнул он меня обратно и, как будто потеряв интерес ко мне, продолжал пить чай.

Я тоже попил чайку, и меня отпустили погулять на улицу снова. Когда я вернулся домой, бабушка сказала мне, что дедушка, пивший с нами чай, сильно болен и останется у нас ночевать, он сейчас лежит и отогревается на печи, на той лежанке, где когда-то любила лежать прабабушка.

На другое утро за завтраком я спросил Бабусю, почему с нами не пьет чай вчерашний дедушка. Она ответила, что дедушке за ночь стало лучше, поэтому он утром встал рано и ушел…

Мы никогда больше не разговаривали с Бабусей об этом дедушке, но почему-то у меня осталось такое впечатление, что дедушка этот вскоре после нашего чаепития умер. Должен был умереть – не жилец он был на земле – такое у меня было чувство, когда я смотрел на него.

И только через пятьдесят пять лет я узнал: тот человек, который потрепал меня по головке, скорее всего, был моим настоящим дедушкой – священником русской православной церкви Василием Дмитриевичем Зотиковым, отцом моего отца Алексея Васильевича Зотикова, и мужем моей бабушки-«Бабуси» – Павлы Васильевны Зотиковой, урожденной Дубровской, тоже дочери священника русской православной церкви Василия Степановича Дубровского. Все предыдущие пятьдесят лет отец и все мои родные скрывали тот факт, что семья имеет «поповские» корни, чтобы не поставить под удар советской власти меня и брата.

Рассказ папы

Открытие секрета. Ночь перед военным трибуналом. Тамбовская духовная семинария. Жизнь моего деда. Исключение из семинарии. На румынском фронте. Стал командиром роты. Квартирьер в Виннице. Встреча со своим полком. Новая война и смерть брата. «Учиться! Учиться!» Разговор о судьбе дедушки. Наш приезд в Москву

Открытие секрета

Много лет, даже десятилетий, пытался я разговорить своего папу, чтобы услышать о прошлом нашей семьи. Я был почти уверен, что он скрывает практически все, даже год и место своего рождения. Когда я, окончив Авиационный институт, оформлял документы для получения допуска к секретной работе, мне потребовались сведения о том, когда и где он родился и из какого сословия происходит. Удивительно, но даже в двадцать с лишним лет я не знал этого.