Михаил Иржавцев - Данэя

• Название: Данэя
• Автор: Михаил Иржавцев
• Жанр: Философия

Роман-антиутопия.

В древние и средние века количество ученых исчислялось единицами — в наше время их количество огромно и будет увеличиваться всё больше и больше благодаря научно-техническому прогрессу. Но чем может быть чревата эта, существующая уже, тенденция вытеснения физического труда интеллектуальным?

Будущее на Земле — непонятно, насколько дальнее. Сверхвысокий уровень развития всего, и общество, состоящее почти из одних ученых-интеллектуалов. А тех, кто непригоден для интеллектуального труда, «неполноценных», безжалостно используют. Как ресурс органов для хирургических пересадок интеллектуалам, упрощенного удовлетворения сексуальной потребности, производства всяческих опытов наряду с животными. И — для вынашивания детей «неполноценными» женщинами.

Лал, историк и мыслитель, единственный понял, к чему ведет подобное разделение человечества: царству сверхсовершенных роботов, заменивших людей, во главе с немногочисленными бесчувственными гениями и строго потребным этим гениям количеством умственно выродившихся «неполноценных». Он начинает борьбу за его ликвидацию; её после его гибели продолжают его друзья, Дан и Эя, — борьбу долгую и полную острых драматических моментов.

---

— Не думаю.

— Ты разве можешь ручаться?

— Откуда я могу знать? Но даже если и будет, так что? Разве я не способен владеть собой?

— Не знаю, будет ли от этого лучше. Понимаешь: ребенок должен иметь определенного отца. И им должен быть ты.

— Почему я — не ты?!

— Я поставил эту цель.

— Что ты предлагаешь?

— Чтобы близость между Эей и мной прекратилась.

— Но ты же живой человек. Двадцать лет без женской ласки?

— Для меня это не столь важно: главное цель! Вытерплю. А нет… Существовали же когда-то резиновые куклы.

— Это уж слишком неожиданно. Я совершенно не готов что-либо ответить. Давай поговорим о чем-то другом.

— Но ты подумай об этом, ладно?

— Да. — И они надолго замолчали.

Лал прервал тишину:

— Дан, знаешь, я до сих пор не могу отделаться от впечатления твоего рассказа — о той гурии, Ромашке. Какой потрясающий материал!

— Материал? Не понимаю.

— Да: для книги.

— О ней?

— Не только: о нашей эпохе. Большой роман. Он начал у меня складываться, когда я вел беседы с вами. Ты разрешишь использовать твою историю?

— Конечно.

— Гурия, неполноценная, окровавленными, изрезанными руками держит на своей груди голову спасенного ею человека, чье открытие перевернет мир, и плачет от жалости к нему. Не думая, что, может быть, сама настолько обезображена, что уже больше не годится для своего дела — и тогда больше жить ей не придется. Ей жалко «миленького»! Пусть прочтут, пусть знают: неполноценные — люди!

— Твоя книга будет кстати: само же это не исчезнет. Кому-то всегда будет казаться удобным: нам еще предстоит очень нелегкая борьба. Ее необходимо успеть написать здесь.

— Она будет очень велика по объему.

— Все равно, успеешь. Мы включим ее в свою программу — как и рождение ребенка. Только…

— Сменить имена?

— Да — желательно.

— Я назову тебя другим древним именем.

— Разве у меня древнее имя?

— Да: библейское. Дан был одним из двенадцати сынов патриарха Иакова, внука Авраама. У Иакова было две жены: Лия и Рахиль. Он любил Рахиль, но в отличие от не любимой им Лии она долго не могла родить. И тогда Рахиль дала мужу свою рабыню Валлу, и та родила Дана, который считался сыном не ее, а Рахили. Богатырь Самсон был его потомком.

— Вот оно что!

Они снова замолчали, и опять Лал нарушил молчание:

— А знаешь, Дан: сейчас, когда я оглядываюсь назад, начинаю все больше приходить к выводу, что наша эпоха, все-таки, не была только плохой. Ведь когда-то надо было навести порядок, довести все до нужного уровня. Без этого же трудно в дальнейшем ждать быстрых результатов даже от крупных открытий.

— Мне это уже тоже приходило в голову. Взять хотя бы то, что такую экспедицию удалось подготовить всего за десять лет. Без полнейшей отлаженности всех звеньев, законченности, совершенства всех без исключения элементов: нет, ничего бы так быстро не получилось.

— Были ли особые причины воспринимать задержку научного прогресса как глубочайшую трагедию? Не одно ли тщеславие поколений, не желавших в строе памятников в Мемориале уступить предкам, вызвало эту всеобщую депрессию? Прогресс, прогресс, научный прогресс — любой ценой: как всеобщая жизненная цель — явно понятая недостаточно правильно. И как результат — возврат к дичайшему подобию рабства.

— Пиши свою книгу — чтобы поняли все.

— Начну сразу — как только можно будет. А вы мне поможете: я буду читать вам готовые отрывки. Смотри-ка: падающая звезда!

— Здесь это может оказаться не таким уж безопасным зрелищем. Ты разве не обратил внимания на следы падения метеоритов?

— Их не так уж много, и к тому же, видно, старые. Похоже, падали не очень часто.

— Все-таки: пристегивай вертолет. Если что, сразу поднимемся.

Они быстро застегнули замки. Уже готовы были оторваться от «земли», но вдруг увидели: на небе появилась еще одна светящаяся точка, медленно двигавшаяся прямо навстречу первой.

Эя!!! Неужели болид столкнется с крейсером?! Они напряженно следили, не помня больше ни о чем, не замечая, что схватили друг друга за руки, до боли сжав их.

Может быть, опасность мнимая! Может быть! Совершенно не обязательно, что траектории крейсера и болида пересекаются. Глубина пространства не ощутима: они могут проходить далеко друг от друга. Может быть!

А вдруг — нет? Если… Тогда автопилот сам должен произвести маневр. Но не начинает…

Нет, начал: крейсер круто сворачивает в сторону. Как там Эя? Перегрузка сейчас большая!

Они облегченно вздохнули. Столкновение не произошло! Оба были настолько рады и одновременно обессилены, что на короткое время прекратили наблюдение за небом.

…Они одновременно подняли головы оттого, что начинало светлеть. Это был не рассвет: еще слишком рано. Метеорит! Он светил уже не отраженным светом «солнца»: войдя в верхние слои атмосферы и раскалившись от трения, ярко светясь, летел к поверхности.

Почти мгновенно они поняли, что он движется прямо к ним: упадет где-то вблизи. Будет взрыв, землетрясение, камнепад. Надо немедленно подняться в воздух — как можно выше!

Но было поздно. Сильный встречный поток воздуха прижал их к камням. Пытаясь оторваться во что бы то ни стало, они форсировали мощность электродвигателей до предела, сверх предела. Но взлететь, все равно, не удавалось. Путь отступления исчез.

Озарив все вокруг багровым светом, пролетел прямо над ними огромный болид и исчез за гребнем хребта. Раздался страшный грохот, горы содрогнулись. Он упал, видимо, недалеко, в нескольких километрах от них.

Исчез ураганный ветер, но взлететь не удалось. По-видимому, были сожжены моторы. Они спешно отстегивали уже бесполезные вертолеты.

Стоял невероятный грохот, проникавший через шлемы, как будто что-то катилось неудержимо с горы.

Звуки всплеска, и с верхней террасы, где было озеро, обрушился водопад. На нижней террасе он превратился в бурлящий поток, волочивший камни. Пытаясь освободиться от вертолетов, астронавты не успели убежать, попали в него. Их потащило к обрыву.

По пути Дан ухитрился уцепиться за какой-то большой камень, не поддававшийся потоку, и вытянул руку, за которую ухватился Лал. Они бешено боролись с потоком. Дан мертвой хваткой держался за какой-то выступ камня, стараясь устоять, пытаясь помочь Лалу.

Но ничего не получалось. Поток усилился, и Лала медленно потащило, несмотря на то, что Дан весь налился кровью от напряжения, чувствуя, как рука начинает соскальзывать.

И вдруг Лал резко толкнул его и сразу же отпустил руку. Дан, отлетев и упав на колени, всем телом уперся в камень, обхватил его обеими руками.

— Лал! Лал!!!

— Да-ан! Не забудь… А-а-а!!! — это было последнее, что раздалось в наушниках.

Поток бурлил, пытался оторвать его от камня, смыть. Лишь сверхпрочный скафандр-панцырь спасал от ударов камней и песка.

И все же, он не удержался до конца. Пальцы уже не слушались. Его оторвало и поволокло — медленно, потому что поток уже ослабевал. «Неужели: все?» — подумал он.

Ему снова удалось за что-то зацепиться чуть ли не в пяти метрах от обрыва и чудом вскарабкаться на огромный валун, который покачивался от напора воды, но не сдвигался с места. Совершенно обессиленный, он потерял сознание.

21

Дан очнулся.

Поток исчез, оставив груды камней и песка. Начинало светать.

«Жив», — с удивлением понял он. И тут же обожгло: «Лал!»

— Лал! Лал! Отзовись! — закричал он. В наушниках не одного звука.

— Лал! Брат! — продолжал кричать он.

Нет ответа. И не будет, понял он с ужасом. Слишком мало шансов уцелеть, свалившись с потоком в пропасть. Да еще когда сверху вместе с водой летят камни. Скафандр уже не мог спасти.

И все-таки! Он не мог поверить в гибель Лала.

Если бы оказаться у катера! Попытаться с помощью приборов найти Лала: может быть, он — все-таки — жив. Еще жив! Надо немедленно добраться до катеров.

Но вертолетов нигде не было видно. Должно быть, их смыло водой. Да у них же, все равно, сгорели моторы. Значит, придется спускаться по крутому, почти отвесному склону горы. Робот с лебедкой, оставшийся внизу, сюда не заберется. Хотя бы что-то, что у обычных скалолазов!

Не дожидаясь, когда достаточно рассветет, Дан начал спускаться. По ничтожнейшим трещинам, куда с трудом удавалось сунуть носок сапога, цепляясь чуть ли не кончиками пальцев, бесконечное количество раз рискуя сорваться, порой соскальзывая на более пологих склонах, в течение долгих трех часов совершал он свой спуск. Выручила специальная подготовка астронавта — умению обходиться почти без всяких средств. Еще — помог допинг. А еще больше — гнал страх: опоздать, не успеть использовать малейшие возможности спасти Лала, если он еще — все-таки — жив.