Елизавета Дворецкая - Лесная невеста

• Название: Лесная невеста
• Автор: Елизавета Дворецкая
• Издательство: Литагент «Клуб семейного досуга»7b51d9e5-dc2e-11e3-8865-0025905a069a
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2012
• ISBN: 978-966-14-4405-7

Древняя Русь, начало IX века. Безвестным воином покинул Смоленск Зимобор, старший сын умершего князя Велебора, чтобы в чужой земле искать себе доли. Дева Будущего, младшая из трех богинь судьбы, сделала его непобедимым… в обмен на его любовь и верность. Подаренный ею венок будет хранить его в глухих лесах в схватках с нечистью и на ратной службе в дружине полоцкого князя. Но стоит Зимобору выбрать себе другую невесту, и милость отвергнутой богини сменится страшным гневом…

Книга также издавалась под названием «Золотой сокол»

---

Длинный день конца весны неохотно уступал место сумеркам, но вот и ночь опустила на землю темные крылья. Радогощ давно спал, над городком повисла мертвая тишина, и только звезды перемигивались в вышине. Зелейница Елага все сидела у стола, в полной темноте, неподвижно, только вслушиваясь, как за занавеской на полатях ровно дышит во сне ее дочь.

Наступила полночь, и зелейница почувствовала ее приход, как будто нечто невидимое коснулось лица. В тот же миг что-то царапнуло в дверь снаружи. Елага не пошевелилась. В дверь стукнуло. Потом поскреблось у окна.

– Впусти меня… – шепнул невнятный голос, и в темной избе повеяло ландышем. – Впусти меня, я все равно войду…

Девушка на полатях задышала чаще, сильнее, точно ее мучил дурной сон.

– Впусти меня… – с угрозой дохнуло за окном. – Впусти! Она моя!

– Нет, – ровным, спокойным голосом сказала вдруг Елага.

Поднявшись, женщина подошла к окну. От ее движения по избе пронеслась целая волна разнообразных запахов: свежевыпеченного хлеба, парного молока, душистой каши со сливками, сладких медовых «коровок», что матери пекут для всей семьи на праздники, – всего того, что каждый помнит с детства как образ домашнего уюта и покоя. Женщина вдруг стала выше ростом, крепче, и во тьме на ее платке замерцали звездные искры.

– Она не твоя! – сказала Мать в окошко. – Она со мной, и ты ее не тронешь. Уходи.

Снаружи не донеслось больше ни звука. Запах ландыша растаял, снова стало легко – нездешняя сила ушла.

Елага вдруг очнулась; она стояла возле окна, опершись рукой о стол, – и не понимала, как здесь оказалась. Голова слегка кружилась.

– Надо же, как задумалась… Аж сидя уснула… – пробормотала она, потирая рукой лицо. – Чуть во сне из дома не ушла…

Зелейница чувствовала следы огромной силы, которая была здесь вот только что. И не просто в доме, а в ней самой. Совсем близко дышала спящая девушка, и Елага вспомнила, какие беды ей грозили и почему ее выбрал Лес Праведный. Опасность отступила, девушка снова жила, как все… но неужели что-то изменилось? И это ноющее в сердце беспокойство – предупреждение, знак Матери Макоши, что опасность может вернуться… или уже вернулась?

Елага заглянула за занавеску, поправила одеяло, сделала оберегающий знак над своей дочерью. Внезапно захотелось, чтобы она стала маленькой, ничего не понимающей девочкой, чтобы ее можно было взять на руки, покачать, поиграть, а если испугается чего-то, отвлечь игрушкой, успокоить песенкой… Увы, назад время не возвращается. Можно изменить судьбу, если измениться самому, но иной раз перемены приходят, не спрашивая, хочешь ты того или нет. Это тоже – судьба, замкнутый круг из воли и предопределенности. Дивина не хочет ничего менять, но не зря ей сегодня вспомнилось то, чего она помнить не могла, не должна была. Это тоже – знак. Пришла судьба, открывай ворота…

Прощаясь на ночь, Дивина дала обоим гостям по стеблю полыни и велела положить возле изголовья.

– А если померещится что – хлещи полынью и говори: «Перунов гром на тебя!» – советовала она.

Зимобор взял полынь, но рядом с ней на пол положил обнаженный меч. Глядя на эти два орудия, он вспоминал князя Зареблага, говорившего: «Не верую я ни в сон, ни в чих, а верую в свой червленый вяз!» Уж тот не забоялся бы каких-то дохлых шептунов-волхид, а Зимобор чем хуже?

Укладываясь, он успел только мимоходом удивиться, как сильно изменилась его жизнь за считаные дни, так далеко забросив от всего привычного. Но за этот день он чересчур вымотался, чтобы долго думать, поэтому сам не заметил, как уснул. И обнаружил это только тогда, когда внезапно проснулся и по глухой темноте, по глубокой тишине вокруг сообразил, что уже ночь.

И он был не один. Совсем рядом ощущалось чье-то присутствие: неровное дыхание, беспокойное движение, смутный шорох.

– Кто здесь? – Зимобор мгновенно приподнялся, и пальцы опущенной к полу руки тут же сомкнулись на рукояти меча.

– Это я… Я, Дивина… – прямо над ухом шептал глухой, невнятный голос, и казалось даже, что дыхание касается лица. От него веяло влажным, прохладным, тревожащим запахом леса и болота. – Голубчик мой, как же я тебя полюбила! – прерывисто, словно задыхаясь, шептал голос, и от невидимого во тьме движения легкие воздушные токи задевали лицо Зимобора. – Как же ты красив, как же ты удал! На всем свете такого больше нет, ни на кого я тебя не променяю! Помоги мне, сокол мой ясный, боюсь я этих злыдней! Никто меня защитить от них не может, только ты, голубчик мой! Не покинь меня, не прогони, обними меня покрепче, укрой от них!

Чьи-то дрожащие, как от сильного страха, ледяные руки коснулись груди Зимобора, потянулись к шее, желая обнять, и его вдруг охватил такой холод, что даже дыхание замерло. Невидимое тело прижималось к нему, норовило уложить спиной на подушку, невидимое лицо тянулось к нему с поцелуем, и голос из темноты страстно шептал:

– Люблю тебя, свет мой ясный, радость моя, сердце мое! Ты мне лучше отца-матери, ближе роду-племени! Думаю я о тебе не задумаю, ем не заем, пью не запью, сплю не засплю, ты для меня милее света белого, краснее солнца красного! Красота твоя и удаль на меня навели тоску-кручину, только я теперь тоскую и горюю, во сне тебя вижу и наяву, в полдень и в полночь, без тебя мне радости не видать, утех не найти!

Каждое слово этой мольбы словно накидывало на Зимобора какие-то путы, петлю за петлей; сердце билось, внутри поднималась неудержимая дрожь, чем-то схожая со страстным влечением, но только диким, горьким, нерадостным и опасным. Было холодно и жутко, словно его затягивала болотная трясина, хотелось орать и биться в нерассуждающем животном ужасе, но голос завораживал, сковывал, так что даже шевельнуться было трудно.

Зимобор понимал, что эти холодные руки и этот дрожащий, как осиновый лист на ветру, голос не могут принадлежать Дивине, – но тогда кто это? На ум пришла мертвая невеста – неужели вот так же эти холодные пальцы сжимали горло всех его подружек? А теперь она пришла к нему самому! Почему вдруг, что такое случилось?

Невидимое во тьме тело прильнуло к нему, томя внутренним холодом, чьи-то руки обвились вокруг шеи.

– Обними меня, обними! – страстно молил голос.

«Померещится что – хлещи полынью!» – вспомнился совет Дивины и ее голос, совсем не похожий на этот, молящий с болезненной, лихорадочной страстью.

Словно в тумане, Зимобор высвободил одну руку и, нашарив на полу стебель, поднял, неловко замахнулся, хлестнул в то место, где должна быть спина невидимого существа.

Раздался тихий вскрик, существо сильно вздрогнуло и отшатнулось. Обнимающие руки разжались, и Зимобор, вскочив с лежанки, уже со всей силы наугад хлестнул перед собой горьким стеблем. Из темноты раздался дикий визг, что-то метнулось прочь; скрипнула дверь, закачалась. Зимобор стоял в одной исподней рубашке, держа перед собой, как оберег, полынный стебель.

– Что там такое? Что? Ты, Ледич? – раздался от другой стены обеспокоенный голос Доморада. Прочие полочане тоже проснулись на лавках и полу, стали подниматься, заговорили.

– Я… Комары замучили, – с трудом успокаивая дыхание, ответил Зимобор. – Житья нет…

Ощупью найдя дверь, Зимобор закрыл ее на засов и сунул полынь под скобу. Потом снова лег, но сердце сильно билось, никак не желая успокаиваться. Настороженно прислушиваясь к тишине, Зимобор перебирал в памяти все подробности происшествия и холодел от запоздалого ужаса. Это никак не могла быть Дивина. Хотя что, собственно, он знает о дочке зелейницы? Она – приемная дочь Леса Праведного, а значит, такое же неоднозначное и непостижимое существо, как и любое дитя леса. Может быть, она днем – одна, а ночью – совсем другая. Однажды ушедшие в лес не возвращаются прежними, какую-то часть души Лес навсегда оставляет себе, заменяя частью себя. А вдруг в красивой и приветливой дочке зелейницы под покровом темноты пробуждается совсем иное существо, неведомое и опасное…

Ага! Зимобор сам себя поздравил с мудрыми выводами. Не для себя ли, ночной, обычная дневная Дивина дала ему стебель полыни и велела бить?

А что? Могла… Если знает, что происходит с ней ночами, ничего не может с собой поделать, но не хочет погубить кого-то еще…

Все было тихо, и он постепенно погрузился в зыбкую, неприятную дрему, так ничего и не решив.

Выспался Зимобор не очень хорошо, но утром, видя яркое солнце, залившее чистый дворик, воспрянул духом.

– Иди в избу умываться, я уже воды принесла! – Дивина от поленницы помахала ему рукой и стала набирать в охапку наколотые чурочки. – Как спалось на новом месте? Невеста не приснилась?

Зимобор вздрогнул. Она знает, что к нему приходила «невеста»?

Но, глядя на Дивину, Зимобор сам не верил своим подозрениям. Лицо девушки, свежее и румяное, было открыто и ясно, а тот ночной морок казался таким нелепым и противным, что между ними не могло быть ничего общего.