Андрей Ранчин - Борис и Глеб

• Название: Борис и Глеб
• Автор: Андрей Ранчин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-235-03635-2

Первые русские святые, братья Борис и Глеб избрали для себя добровольную смерть, отказавшись от борьбы за власть над Киевом и всей Русской землей. Это случилось почти тысячу лет назад, летом и в начале осени 1015 года, после смерти их отца Владимира, Крестителя Руси. Но в последующей русской истории парадоксальным образом святые братья стали восприниматься как небесные заступники и воители за Русскую землю; их незримое присутствие на полях сражений с завоевателями, иноплеменниками русские люди ощущали постоянно и на протяжении многих веков — и на льду Чудского озера в 1242 году, и накануне и во время Куликовской битвы 1380 года, и при нашествии на Русь войск крымского хана Девлет-Гирея в XVI столетии… В наш век, культивирующий прагматизм и гедонизм и признающий лишь брутальных героев, братья Борис и Глеб, явившие миру подвиг непротивления злу, могут показаться теми, кого на убогом языке улицы называют «неудачниками», «лузерами». Но совершённое ими не имеет ничего общего ни с податливым и робким подчинением обстоятельствам, ни с трусостью и параличом воли. Об этом напоминает автор книги, доктор филологических наук, профессор Андрей Михайлович Ранчин.

Представленная вниманию читателей книга — по существу первый опыт именно биографического, а не житийного повествования о Борисе и Глебе. Автор тщательно разбирает все версии источников, все свидетельства, имеющие отношение к биографии братьев, пытаясь дать свой ответ на вопрос: почему именно Борису и Глебу, а не каким-то иным жертвам столь частых в Древней Руси внутридинастических конфликтов, довелось стать первыми русскими святыми?

---

48

См. подробнее: Ранчин А.М. Вертоград златословный. С. 307—308, прим. 140. См. также: Гримберг Ф. «История Российская» Василия Татищева // Критическая масса. 2005. № 1 (электронная версия: http://magazines.russ.ru/km/2005//gri37.html). Впрочем, и соображения Ф.И. Гримберг иногда неубедительны. Пытаясь объяснить указание источников на юный возраст Бориса и Глеба, она утверждает, что «для средневекового хрониста общественное положение важнее возраста. “Юный”, “молодший”, “отрок” <…> — означают не человека юного возраста, но человека, занимающего в социальной ориентации достаточно низкое положение. Такое положение, вероятно, занимают всё же в иерархии наследников Владимира Борис и Глеб». Однако жития — и «Чтение о Борисе и Глебе» Нестора, и «Сказание об убиении Бориса и Глеба» — не просто упоминают о старшем брате как о юноше и о младшем как об отроке, но и изображают младшего из братьев Глеба полуребенком. Ф.И. Гримберг считает вполне логичной догадку В.Н. Татищева, что супругой Владимира и матерью Бориса и Глеба была не родная, а двоюродная сестра императоров Василия и Константина, отцом которой будто бы был болгарский царь Петр. Однако, излагая известия Татищева, Ф.И. Гримберг допускает ошибку: по ее утверждению, в «Истории Российской» сообщалось, что сама двоюродная сестра Василия и Константина (а не ее мать) была про сватана за болгарского царя.

49

Известие в годовой статье 980 года: «а от царевны Анны Борис и Глеб» — ПСРЛ. М., 2000. Т. 15. Стб. 73 второй пагинации.

50

А.Ю. Карпов, считающий свидетельства об Анне — матери Бориса и Глеба недостоверными, признает тем не менее, что составитель Тверской летописи располагал какими-то древними известиями, относящимися к Борису, когда рассказывал о том, как тело убитого Бориса привез ли по воде в Киев, но киевляне не приняли его: Карпов А.Ю. Ярослав Мудрый. С. 106; известие Тверской летописи: ПСР Л.Т. 15. Стб. 128 второй пагинации. В достоверности свидетельства об отказе киевлян принять тело Бориса позволительно усомниться: не принадлежит ли оно самому составителю Тверского сборника, который таким образом пытался объяснить, почему Борис не был погребен в Киеве? Но если оценивать это известие как истинное, то почему тогда следует категорично отбрасывать свидетельство той же летописи об Анне как матери Бориса и Глеба?

51

С.М. Соловьев повторил татищевское предположение о намерении отца передать престол Борису: этим замыслом историк объяснял бунт Ярослава Мудрого против отца в 1014 году, а следы Владимирова намерения видел в передаче больным отцом именно Борису весной — в начале лета 1015 года войск для похода на печенегов. Впрочем, на мнение С.М. Соловьева влияло и еще одно обстоятельство: он считал Иоакимовскую летопись подлинной

52

М.Д. Приселков был автором гипотезы, согласно которой созданную после крещения Русскую церковь Владимир подчинил Болгарской церкви (Охридской архиепископии), а не Константинопольской патриархии. В начале XI века брат Анны и шурин Владимира император Васиълий Болгаробойца начинает решительное и победоносное завоевание еще не покоренной византийцами Западной Болгарии (за жестокую рас праву с пленными болгарами, которых он велел ослепить, василевс ромеев приобрел прозвание «Болгаробойца»); независимость (автокефалия) Болгарской церкви, а вместе с тем и положение Русской церкви, которая была подчинена церкви Болгарской, оказались под угрозой. По мысли М.Д. Приселкова, «естественнее предположить, что Владимир выдвигал Бориса, племянника императора, рассчитывая, что ему легче будет стол коваться с властолюбивым дядей в случае каких-либо неудач церковных планов Владимира в надвигавшейся гибели Болгарского царства и церкви, и дорожа единомыслием Бориса по важнейшим вопросам политической жизни Киева. Если вспомнить, что после убиения Святополком Бориса, Глеба и Святослава церковь причислила к лику мучеников только двух первых, то перед нами особые симпатии греков <…> едва ли полно объясняющиеся только родством их с императором, а не наклонностью также к церкви Нового Рима или, по крайней мере, отвращением к Западу. Владимир и сам был против попыток решения церковного вопроса переходом к западной церкви, что мы видели из столкновения его со Святополком». — Приселков М.Д. Очерки по церковно-политической истории Киевской Руси X—XII вв. СПб., 2003. С. 38 (первое издание книги было в 1913 году).

Есть у М.Д. Приселкова и собственное объяснение молчания древних памятников о материнстве Анны: «Что сказания о святых братьях не говорят о них именно этого, т. е. не называют святых братьев детьми от брака Владимира с царевной Анною, то объяснение этого нужно искать в том, что Ярослав сам не был царственной крови, как не был и сыном от христианского брака; что этого же не сообщает о Борисе и Глебе митрополичий свод 1039 г., написанный гречествующею рукою, то это понятно, как нежелание ромеев сообщать подробности о браке своей царевны, муж которой ушел из церкви Нового Рима, а потомство которой было крещено иерархией тогда враждебной Византии Охридской церкви, получив имена ненавистных для сердца грека государей, пытавшихся восстановить Болгарское царство, т. е. боровшихся против ромейской идеи вселенского царства единого Рима». — Там же. С. 46. (Гипотетический митрополичий свод 1037—1039 годов, иначе — Древнейший свод, М.Д. Приселков вслед за А.А. Шахматовым считал основой позднейшего летописания, в том числе известий «Повести временных лет» о княжении Владимира и его супруги.)

Позднее выяснилось, что все построения М.Д. Приселкова покоились на ненадежном основании: польский историк А. Поппэ привел бесспорные доказательства, что Русская церковь изначально, сразу после крещения страны, была подчинена Константинопольской как одна из ее митрополий, и это мнение стало общепризнанным. См.: Рорре A. The Original Status of the Old-Russian Church // Acta Poloniae Historica. 1979. T. 39. P. 5—45; Щапов Я.Н. Государство и церковь Древней Руси X—XIII вв. М., 1989. С. 23—28. Подробный обзор различных версий содержится в кн.: Подскальски Г. Христианство и богословская литература в Киевской Руси (988—1237). С. 42—48. Что же до утверждения об особой симпатии, склонности Святополка к западному христианству, то это всего лишь догадка, вызванная свойством «второго Каина» с польским князем Болеславом и более ничем не подкрепленная; характеристика несохранившегося Древнейшего летописного свода, который, по гипотезе А.А. Шахматова, был использован позднейшими летописцами и фрагментарно сохранился в составе «Повести временных лет», как прогреческого текста — не более чем субъективное мнение, вызванное настоящей византинофобией, которая была присуща М.Д. Приселкову.

53

«Борис и Глеб — сыновья болгарской женщины, согласно “Повести временных лет”. Однако, как описывается в “Сказании” о страданиях последних двух <…> Глеб в момент убийства был совсем дитя <…>. Если так, то он должен быть сыном первой христианской жены князя, византийской княжны (так! — А. Р.) Анны». — Вернадский Г.В. Киевская Русь. С. 85. При этом Г.В. Вернадский считает, что «одна из жен Владимира Святого, по-видимому, мать Бориса, была пленной болгарской девушкой». Ведь Владимир, по справедливому замечанию историка, «находился в жесткой оппозиции христианству у себя дома» и потому христианка- болгарыня вряд ли могла быть выдана за него (Там же. С. 67).

54

Г. Подскальски осторожно признал, что это предположение является наиболее вероятным; достоверность известия источников о болгарском происхождении матери Бориса и Глеба он посчитал сомнительной; см.: Подскальски Г. Христианство и богословская литература в Киевской Руси (988-1237). С. 206,477.

55

Кроме того, как напоминает историк, Анна в императорском Влахернском дворце имела возможность общаться с болгарскими царевича ми Борисом и Романом, которые жили там на положении именитых заложников. В детстве она познакомилась и с болгарскими царевнами, могла выучить болгарский язык и разговаривать на нем. Представители болгарской династии состояли с Анной в отдаленном родстве.

56

Выбор и княжих, и крестильных имен в те времена был особенно значимым и глубоко осмысленным. Что касается имен крестильных, то отношение к ним было особенно ответственным: «В Православии существует обычай давать при крещении имена в честь христианских святых, которые, при этом, называются ангелами данного человека (день именин также называется день ангела). Это словоупотребление указывает, что святой и ангел-хранитель сближаются в служении своем человеку на столько, что обозначаются даже общим именованием (хотя и не отожествляются)». — Булгаков С.Н. Православие: Очерки учения православной церкви. М., 1991. (Репринтн. воспр. изд.: Paris, 1964.) С. 274—275. Правда, именно поэтому, казалось бы, резонно предположить, что выбор имен, хотя и диктовался символико-«политическими» соображениями, был очень ограничен, и Борис был назван Романом, потому что родился незадолго до дня памяти святого гимнографа, автора церковных песно пений Романа Сладкопевца (по крайней мере, так говорится у Нестора в «Чтении о Борисе и Глебе», есть и другие святые с этим именем), а Глеб — потому что появился на свет перед днем памяти царя Давида: ведь ребенка было принято крестить на восьмой день и давать имя одного из святых, в этот день вспоминаемого Церковью. (Память Романа Сладкопевца празднуется 1 октября старого стиля, память царя Давида — в первое воскресенье после Рождества Христова; см.: Лосева О.В. Русские меся цесловы XI—XIVвеков. С. 167, 233.) Но, судя поданным источников, но ворожденные княжичи не всегда получали имена в честь того святого, память которого праздновалась в ближайшие к дате их рождения дни (Карпов А.Ю. Великий князь Александр Невский. М., 2010. («Жизнь замечательных людей. Малая серия». Вып. 5.) С. 47, прим.), причем такие примеры отступления от обычая встречаются даже в более строгую в ритуальном благочестии московскую эпоху. Например, Иван III родился 22 января 1440 года, на память апостола Тимофея, крещен был с именем Иван, в память святителя Иоанна Златоуста, празднуемую на пятый день, 27 января (Борисов Н.С. Иван III. M., 2000. (Серия «Жизнь замечательных людей». Вып. 776.) С. 14). Василий III родился в ночь с 25 на 26 марта 1479 года, крещен был 4 апреля в память епископа Василия Исповедника, празднуемую 12 апреля (Филюшкин A.M. Василий III. (Серия «Жизнь замечательных людей». Вып. 1470 (1270).) С. 11).