Игорь Курукин - Анна Леопольдовна

• Название: Анна Леопольдовна
• Автор: Игорь Курукин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-235-03533-1

Дочь немецкого герцога и московской царевны Елизавета Екатерина Христина навсегда покинула родной Мекленбург в трехлетнем возрасте, по воле царственной тетки поменяла веру и имя, став Анной Леопольдовной, и была выдана замуж за нелюбимого брауншвейгского принца. На короткий миг судьба вознесла принцессу на вершину власти. Будучи регентшей при двухмесячном сыне-императоре, она добросовестно старалась вникнуть в государственные дела и управляла огромной страной так милостиво, как никто ранее. Она была романтичной мечтательницей, любила читать, а недоброжелатели создали ей репутацию капризной, вспыльчивой, неряшливой и ленивой особы. Свергнувшая ее «сестрица» Елизавета Петровна постаралась оправдать переворот борьбой с «незаконным правлением» и вычеркнуть из истории имена соперницы и ее сына.

Книга доктора исторических наук Игоря Курукина, написанная на основе исследований, мемуаров и архивных документов, восстанавливает историческую справедливость и дает возможность ее героине занять подобающее место в череде знаменитых современниц.

---

Радовали и новости с фронта. С наступлением морозов российские отряды гусар и казаков совершали успешные рейды на территорию шведской Финляндии — рубили сопротивлявшихся, жгли и грабили деревни, пригоняли пленных.

Скорее всего, в те веселые дни поздней осени 1741 года и сложился настоящий заговор, который привел Елизавету к власти. Только составили его не министры и гвардейское командование, а «солдатство», уже насмотревшееся, как приходят к власти в «эпоху дворцовых переворотов». Манштейн, неизвестный автор примечаний на его записки и немецкий ученый Антон Фридрих Бюшинг, спустя 20 лет тщательно собиравший сведения о послепетровской истории России, определенно указывали на то, что агентам Елизаветы Лестоку и Шварцу удалось привлечь на свою сторону нескольких гренадеров Преображенского полка427. Находившийся в это время в Петербурге брат Антона Ульриха принц Людвиг сообщал о ведущей роли в «революции» шестерых гренадеров. В литературе называется разное количество солдат, но наиболее обоснованным выглядит суждение С. А. Панчулидзева о том, что застрельщиками выступили девять человек, которые после переворота были первыми пожалованы Елизаветой в сержанты Лейб-компании428.

Во главе предприятия стал Юрий Грюнштейн. Разорившийся в России саксонский купец-авантюрист успел побывать в татарском плену и в 1741 году тщетно пытался добиться правого суда с недобросовестными компаньонами у самой Анны Леопольдовны429. Осенью того же года обиженный купец каким-то образом поступил в гвардейские гренадеры и нашел общий язык с Лестоком и Шварцем. Они-то и стали главными организаторами заговора, не возбуждая особых подозрений; «засветился» при своих контактах с Шетарди только Лесток. В бумагах М. Г. Головкина сохранились распоряжение об установке наблюдения за придворным лекарем цесаревны и соответствующий доклад принцу Антону. Но в этом отношении ничего конкретного не было сделано, и связи агентов Елизаветы с гвардейской казармой так и остались невыявленными. Заговорщики же обладали информацией о поведении противников. Из донесений Шетарди и опубликованных в «Архиве князя Воронцова» анонимных сообщений некоего дипломата — очевидца событий из свиты посла — следует, что «камер-юнгфера» Анны и слуга принца Антона докладывали Лестоку и Шварцу о всех происшествиях во дворце и даже о поступавших к их хозяевам деловых бумагах430.

Елизавета и раздраженные новыми порядками гренадеры быстро нашли общий язык — недовольство казармы обрело формального вождя. Иных сведений о заговоре у современников нет, если не считать известия Манштейна о намерении Елизаветы обратиться к войскам с речью о своем праве на трон во время крещенского парада 1742 года, что с точки зрения тактики совершения переворота было по меньшей мере неразумно431.

Кое-какую информацию можно извлечь из пропагандистских сочинений начала царствования Елизаветы, созданных с целью оправдать совершённый ею захват власти. Имеются в виду «Краткая реляция» (якобы разосланная русским послам записка с описанием переворота, которую они должны были неофициально пересказывать со ссылкой на полученное из Петербурга частное письмо) и проповеди на ту же тему, предназначенные для формирования общественного мнения внутри страны. Тенденциозность этих явно заказных сочинений очевидна, но тем интереснее встретить в них «технические» подробности самого переворота, неизвестные по иным источникам.

Так, и «Краткая реляция», и анонимное, но явно составленное неким духовным лицом «Историческое описание о восшествии на престол Елисаветы Петровны», несмотря на все усилия представить ее действия вынужденными, проговариваются, что контакты гренадеров во главе с Грюнштейном и цесаревны начались задолго до самого переворота. Упоминается и договоренность, согласно которой переворот должен был произойти в период, когда наступит черед нести караулы во дворце самим заговорщикам-преображенцам432. Подобный план имел более реальные шансы на успех, чем театральная задумка обращения Елизаветы к войскам на параде. Однако события пришлось ускорить из-за непредвиденных обстоятельств.

В литературе не раз отмечалось, что Анна Леопольдовна получала предупреждения о готовившемся перевороте из разных источников, но не придавала им значения433. Впоследствии на допросах Остерман и Левенвольде сообщили, какими сведениями располагало правительство за несколько дней до событий. Главной «уликой» Остерман назвал переданную ему еще весной информацию Финча, которая была доведена до сведения Кабинета министров и самой правительницы. Другими «престорогами» Остерман назвал полученное им 20 ноября года письмо своего агента Совплана из Брюсселя и сообщение посла А. Г. Головкина из Гааги, также переданные Анне. С письмом Совплана Остерман посылал к правительнице Рейнгольда Левенвольде; но Анна Леопольдовна, прочитав его, заявила, что ее обер-гофмаршал, наверное, сошел с ума434. Позднее немецкий ученый Бюшинг записал в Петербурге историю о том, что принцесса признавала права Елизаветы на престол и якобы, споткнувшись перед ней во дворце, заявила своим дамам: «Мне, конечно, должно будет уничижиться перед великою княжною»435. Но такие легенды слишком часто возникали задним числом, а реальная Анна Леопольдовна, кажется, не слишком волновалась по поводу своего положения.

Все названные документы, как и письмо графа Линара, были посвящены преимущественно интригам Шетарди и шведского правительства и их контактам с Елизаветой. Но об этом при дворе и так давно знали — принц Антон еще в июне рассказывал Финчу о ночных визитах к цесаревне переодетого Шетарди и о его контактах с Лестоком. 17 октября 1741 года Анна Леопольдовна собственноручно написала Линару: «Ожидаю Вашего возвращения с тем большим нетерпением, что мне хочется услышать суждение Ваше о некоторых вещах, которые сильно изменились наружно с Вашего отъезда. К нам сюда явился какой-то человек из Франции, предпринявший эту прогулку единственно ради того, чтобы нанести визит г-ну Шетарди, как утверждает он сам. Хорош предлог! И весьма достоверен. За всё время своего здесь пребывания он ни разу не показался при дворе, но всякий день наведывался к Щринцессе] Ели [завете], а также к Шетарди. До сих пор нам неведомо, какова была цель поездки сего визитера. Мне дают столько советов, что я уж и не знаю, кому верить: порой было бы лутше и не знать всего, ибо половина наверняка ложь, никогда в жизни не было у меня столько друзей, или именующихся ими, как с тех пор, как я регентство приняла. Щастлива бы я была, коли всегда могла отличить истинных от ложных! Напишите мне, что Вы думаете о манифесте шведском. Берегите здоровье Ваше и любите меня по-прежнему, иного я и не желаю»436.

Именно об этих обстоятельствах и беседовала с Елизаветой правительница во время куртага в понедельник 23 ноября 1741 года. Таинственным визитером, возможно, был некий Давен, прибывший в Россию просить руки Елизаветы для французского принца Луи Франсуа де Конто, но так и не рискнувший обратиться лично к принцессе. Как со слов Лестока описал этот разговор Шетарди, Анна якобы просила Елизавету не принимать посла, а та смиренно предлагала через Остермана указать на это самому дипломату. В «Краткой реляции» дочь Петра Великого выглядит чуть ли не жертвой происков соперницы; обуреваемая неправедной «ненавистью и злобою» правительница, сама стремившаяся стать императрицей, якобы обвинила цесаревну: «Что это, матушка, слышала я, что ваше высочество корреспонденцию имеете с армиею неприятельскою и будто вашего высочества доктор ездит ко французскому посланнику и с ним вымышленные факции в той же силе делает», — на что Елизавета конечно же с негодованием заявила, что у нее «никаких алианцов и корреспонденции» с противником нет и в помине, а если доктор Лесток зачем-то встречался с Шетарди, то она о том его спросит. После этого разговор перешел во взаимные упреки и дамы расстались недовольные друг другом. По данным брауншвейгских дипломатов, таких бесед было две (15 и 23 ноября), но они опять же касались только Шетарди и Лестока. Саксонский резидент Пецольд 24 ноября сообщил в Дрезден, что правительница предъявила Елизавете упоминавшееся выше «письмо из Бреславля»437.

Спустя почти 300 лет невинность цесаревны выглядит не такой уж очевидной, но как бы ни был неприятен Елизавете разговор, состоявшийся тем осенним днем 1741 года, трудно было предъявить ей конкретные обвинения. Шведского посла уже давно не было в России, и все упреки в контактах с представителями враждебной державы она могла решительно отвергать; визиты Шетарди продолжались уже целый год и никаких последствий не имели. Никаких «сигналов» на офицеров-заговорщиков не было. В 1741 году у Тайной канцелярии вообще было немного работы — большей частью по делам о ложном произнесении «слова и дела». Информацией же о «солдатских» связях Елизаветы ни правительница, ни Остерман не располагали — во время последней встречи принцесс-соперниц о них не было и речи.