Катриона Келли - Товарищ Павлик: Взлет и падение советского мальчика-героя

• Название: Товарищ Павлик: Взлет и падение советского мальчика-героя
• Автор: Катриона Келли
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: История
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-86793-654-9

Мало кто из детей-героев в мировой истории сумел приобрести столь скверную репутацию, как Павлик Морозов. Между тем все материалы о жизни этого героя подлежат сомнению, включая официальное «Дело об убийстве братьев Морозовых», составленное ОГПУ. Не исключено, что не было даже знаменитого доноса на отца, причины же убийства Павлика и его брата Феди носили скорее бытовой, а не политический характер. Одна из основных задач этой книги — вписать фигуру Павлика Морозова в контекст исторического процесса, в частности в историю коллективизации уральской деревни начала 1930-х годов. Рассмотрение эволюции легенды о его «подвиге» с сентября 1932-го и до конца 1980-х помогает составить представление о том, как создавались культы советских героев.

---

5 ноября Ксения Морозова подверглась допросу, на котором присутствовал не только Федченко, но и оперативный работник ОГПУ по фамилии Трусов. Последний засвидетельствовал, что слышал, как Сергей сказал, что он и Данила «покончили» с мальчиками [173]. В других протоколах также прослеживается связь между признаниями подозреваемых и присутствием на допросе более чем одного сотрудника органов[110]. Точности ради надо сказать, что по закону признание должно быть засвидетельствовано несколькими лицами: так, протокол о признании своей вины Данилой от 6 ноября подписан Арсением Силиным, а также Андрианом Искриным и Лихобабиным, заместителями уполномоченных ОГПУ. Однако трудно себе представить, что работники ОГПУ на допросах бездействовали. Сам факт того, что медицинское свидетельство Ксении выписано на следующий день после допроса в присутствии нескольких сотрудников органов, подтверждает гипотезу о применении грубой силы с целью выбить признание.

Садизм тем не менее был для сотрудников органов не самоцелью, а способом заставить заключенного рассказать «правильную историю». Допросы являлись актом ритуального унижения: подозреваемых сталкивали с помощью противоречивых показаний и заведомо ложных признаний, люди теряли свое «я» и соглашались на «перевоспитание». «Виновных» (а по логике процедуры дознания никто из подозреваемых не мог считаться невиновным) следовало довести до безоговорочного самоотвержения и признания всемогущей силы власти. Согласно протоколам, Данила Морозов достигает этого состояния к концу процесса, когда «просит пролетарский суд судить по закону» [232]. Высказанная Арсением Кулукановым просьба о снисхождении, а не о наказании означала, что уроки дознания усвоены не до конца. Кулуканов отказался делать на допросах какие-либо признания, в то время как остальные подсудимые робко повторяли слова, вложенные им в уста. Именно он бросил вызов следствию, подав на апелляцию после оглашения приговора.

Парадокс, однако, состоит в том, что признание вины не подразумевало прощения. Кулуканова приговорили к расстрелу, но тот же приговор получил и Данила. Процесс очищения требовал, чтобы сломленные на допросах враги не только повторяли на суде все, что им прикажут; он требовал их физического уничтожения — «ликвидации как класса». Похоже, ни у кого в зале суда оглашенный приговор не вызвал протеста, несмотря на некоторые нестыковки и даже противоречия, обнаружившиеся по ходу процесса. «Народные обвинители» произнесли заключительные речи, от имени всего советского народа требуя наказать подсудимых по всей строгости закона. Защитник, не игравший вообще никакой роли в разбирательстве, сложил с себя даже формальную ответственность за обвиняемых. А когда вердикт был зачитан, собравшийся в зале суда народ, по словам газеты «Рассвет коммуны», выразил свое «единогласное одобрение» вставанием и пением «Интернационала».

Итог судебного процесса отвечал всем ожиданиям следователей.

Смертный приговор был вынесен и — после отклонения апелляции — приведен в исполнение 7 апреля 1933 года[111] [240]. Это стоило немалых усилий: требовалось добыть, а точнее говоря, выбить из обвиняемых необходимые свидетельства, переработать их, а в некоторых случаях и выдумать. Нельзя было представить это убийство в виде случайного проявления жестокости, исхода бытового имущественного конфликта из-за конфискованного ружья или седелки. Следствие стремилось истолковать убийство Морозовых как политическое событие, как убийство активистов. А такое преступление требовало идеологически подходящих исполнителей — кулаков. Подозрение естественным образом сосредоточилось на Арсении Кулуканове и Арсении Силине, так как ранее оба привлекались к суду по антикулацкой линии. Шатраковы, которые слыли кулаками только среди местных жителей, намного хуже вписывались в эту роль.

Большим подарком для следователей стало то обстоятельство, что главные «подозреваемые кулаки» оказались свойственниками братьев Морозовых, т.е. членами патриархального клана, с которым боролся Павлик. То, что Кулуканов и Силин были зятьями Сергея Морозова, постоянно подчеркивалось в ходе следствия — смысл здесь заключался в том, чтобы представить Морозова главой клана, или, как таких называли в деревне, «большаком». Никто из тех, кто расследовал дело, не удосужился задуматься над тем неудобным обстоятельством, что второй зять Сергея Морозова — Денис Потупчик — оказался ценным помощником следователей, а дочь Морозова Хима Кулуканова предпочла свидетельствовать против отца. Все это вскрывало неприглядную истину: в эпоху подспудной гражданской войны патриархальный сельский клан совсем не отличался сплоченностью, вопреки утверждениям следователей.

«Кулацкий заговор» не фигурировал в протоколах первых допросов, но к тому моменту, когда Спиридон Карташов завершил сбор свидетельских показаний, эта версия уже оформилась. А разрабатывалась она на допросах, проводимых Быковым с середины сентября до начала октября. В этот период сложилась основная часть весьма скудной доказательной базы, состоявшей главным образом из описей имущества подозреваемых. И все же для завершения дела потребовались еще две стадии расследования. И не потому, что следствию были необходимы качественно новые материалы, — как мы уже знаем, за это время добавился только один судебный протокол. Частичной причиной этой задержки стали репетиции показательного процесса с подсудимыми, направленные на то, чтобы принудить их сделать официальные признания. Но важнее всего другое: убийство Морозовых, которое в середине сентября значилось событием районного масштаба, к концу октября приобрело всесоюзное значение. Оно привлекло внимание журналистов — членов ЦК комсомола. Эти авторы обрушили свои заранее заготовленные обличительные статьи на головы «инертных» и «некомпетентных» провинциальных недотеп, которые вели это взрывоопасное дело, и в конце концов, как и в случае с Гришей Акоповым, придали суду по делу об убийстве Морозовых общенациональный статус. Больше того, как мы увидим в следующей главе, им удалось сформировать общественное мнение, вызвать массовые требования крови преступников и начать прославление Павлика Морозова как советского святого.

Глава 4. ИДЕЙНЫЙ БОЕЦ, МАЛЬЧИК-МУЧЕНИК

Показательный суд над убийцами Павлика и Федора Морозовых оказался, без сомнения, самым значительным событием года в жизни Тавды, а может быть, и всего Урала. Цифры, приведенные в прессе того времени (2000 человек, присутствовавших на слушаниях в клубе им. Сталина, и 1000 детей, собравшихся у здания суда с флагами и транспарантами на демонстрацию), разумеется, преувеличены. Но если клуб, вмещавший, по официальным данным, 600 человек, был, как утверждает статья во «Всходах коммуны», заполнен до отказа, то его аудитория составляла не менее 700—800 человек{125}. У процесса имелась и более широкая аудитория, следившая за его ходом как по местной, так и по центральной комсомольской и пионерской периодике.

Впрочем, первоначально убийство Морозовых освещалось довольно скромно. Первый газетный репортаж, опубликованный 17 сентября, не попал ни на первые газетные полосы, ни вообще в центральную прессу. Ему отвели место на «комсомольской странице» под названием «Смена», выходившей нерегулярно и обычно публиковавшей обзоры официальной хроники и разрозненные новости внутренней и международной жизни. Авторы не стремились вызвать у читателя чувство ужаса перед жестокостью убийства двух детей или жалости к жертвам. Вместо этого они крупными буквами и чрезвычайно неловким слогом сообщали об очередном проявлении кулацкого насилия:

«КУЛАЦКАЯ БАНДА УБИЛА ПИОНЕРА-МОРОЗОВА.

Расстрелять распоясавшихся кулаков и подкулачников

Пионер деревни Герасимовки Морозов Павел — 14 лет и его брат Федор — 9 лет сознавали, что кулаки и подкулачники враги Советской власти и кроме вреда ждать от них нечего, а поэтому пионеры всеми силами старались разоблачить их вредительскую работу.

Пионер Павел, активно способствовавший работе милиции, сумел раскрыть кулацкую шайку сразу на месте, где они прятали свое кулацкое имущество, хлеб и другие предметы.

Группа кулаков заставляла пионера Павлика из пионеров выйти, а если он это не сделает, угрожали убийством, однако несмотря ни на что, пионер Павел не только не вышел из пионеров, а еще упорное время начал проводить свою работу дальше, за что вместе со своим братом Федором 3-го сентября был убит.

Распоясавшаяся кулацкая шайка, в количестве 9 человек, задержана. Материал следствия закончен, палачи-убийцы, представляющие из себя группу кулаков и подкулачников, сознались: Морозов Даниил Иванович, Широков (так! — К.К.) Ефрем Антонович, Морозов Сергей Сергеевич, Морозова Аксинья Ильинична, Кодуканов Арсентий, Кодуканова Хима Сергеевна, Шитраков Антон Николаевич, Шитраков Дмитрий, Силин Арсентий Николаевич выжидали случая, когда удобнее будет произвести расправу с Павлом и Федором. Уловив момент, когда их мать 3-го сентября уехала в Тавду, а Павел и Федор ушли в лес за ягодами, кулаки стали выжидать возвращения братьев из леса, которые ушли тогда с утра.