Павел Буркин - Краденая победа

• Название: Краденая победа
• Автор: Павел Буркин
• Жанр: Боевая фантастика

Расставшись с Мелиной (повесть «Когда камни кричат»), Рокетт отправился служить Темесе на юг, на материк Аркот. Он еще не знал, что его ждет: подлая, необъявленная война, враг, которому сочувствуешь и желаешь победы. И победы, которые никому не делают чести, потому что они не одержаны, а украдены.

---

Леруа Рокетт выполнил волю отца Маркиана — и оказался там, где оказался. Все оказалось так — и не так, как говорила Мелина и советовал отец Маркиан. Его действительно услали Исмина знает, куда, и определили не в обычную пехоту, а в Особый батальон. Туда обычно гнали бывших воров и разбойников, провинившихся военных из обычных полков. В роте капитана Сюлли, половина успела отведать каторги на галерах, а то и в свинцовых рудниках. Как капитану удавалось держать эту орду в повиновении, Рокетт поначалу не понимал. Уж если куда и могли взять эрхавенца, так это сюда.

Но с другой стороны, еще в Темесе получив первые уроки, Рокетт понял: это то, что нужно. Если Эрхавен не в силах вести с Темесой правильную войну, он будет отстаивать независимость так. С того дня тогда еще мальчишка-рядовой старался не упустить ничего из сказанного капитаном. Сюлли должным образом отметил рвение — и месяц назад, к удивлению всей роты, назначил юнца командиром нового отделения, в котором были один дезертир, трое убивших однополчан дуэлянтов и подпавшие под амнистию вор и насильник.

— Справишься, пошлю в училище в Темесу, — отметив сдержанную, достойную радость новоявленного сержанта, произнес капитан. — Задатки у тебя есть, будешь стараться, никто и не вспомнит, откуда ты родом.

«Но и я не забуду!» — скрипнув зубами, произнес Рокетт. Может быть, он впервые подумал, что войну с Темесой надо начинать здесь. В Аркоте.

Аркот… Говорят, каждого эта страна встречает по-своему. Его, рядового Рокетта, она встретила вечной влажной духотой Майлапура, причудливым смешением запахов нечистот, специй и благовоний, сырым и горячим морским бризом, вознесенными в синее небо пальмами, строгой простотой зданий колониальной администрации и каменной сказкой древних храмов. Едва сойдя с трапа, он сразу же окунулся в разноязыкий гвалд припортового рынка, рев и мычание скота, суету повседневности у застывших в камне древних барельефов. Страна оказалась поразительно пестрой, красочной и яркой. В ней сочетались роскошь дворцов и нищета крытых пальмовыми листьями хижин, мудрость тысячелетий — и шарлатаны-гадальщики на рыночной площади, изумительно яркие и красивые женские наряды — и одетые в них усталые, преждевременно постаревшие и осунувшиеся женщины. Блеск и нищета, грязь и красота шли рука об руку и удивительным образом соседствовали, дополняя друг друга в облике людей, зданий, деревьев и водоемов.

Но надо всем чувствовалась новая власть — холодная, отстраненная, беспредельно чуждая власть Темесы. Здесь она была куда откровеннее и увереннее, чем в Эрхавене. Тут ей не надо было рядиться в одежды терпимости и играть в бирюльки самоуправления. Тут она ясно давала понять, кто — раб, а кто господин.

Выгрузка из трюмов, построение. Рота слитно подняла мушкеты «на пле-чо!» и, чеканя шаг, распугивая черных от грязи и загара ребятишек, двинулась к казармам. Открывшийся новой стране, можно даже сказать, новому миру, Рокетт почувствовал, что его отделяет от этого мира незримая стена. Незримая, но и несокрушимая. Он здесь чужой. И никогда своим не станет, даже по праву завоевателя.

А еще поразило многолюдство — казалось, город заполняла ярко и в то же время бедно одетая толпа. Куда до этого столпотворения сонному, дремотному Эрхавену! Тут била ключом жизнь — хоть и жизнь подневольная. Улицы и базарные площади заполняли тысячи, если не десятки тысяч человек, людское море колыхалось, как прибой, билось в стены вставшего на господствующей высоте серого, приземистого форта. Билось — и откатывалось назад, бессильное вытолкнуть из своей страны кусок далекого северного государства…

Сон летел дальше. Теперь он — только что зачисленный в Особый батальон и поставленный на довольствие «разведчик».

— Сир капитан, разрешите обратиться?

— Ну, — буркнул Сюлли. Тавалленец, да и то родом не с побережья, а из предгорий, он изнемогал от жары, выправка не давала ссутулиться и шаркать ногами по пыли, но по лицу под раскаленной каской тек пот. — Говори, разрешаю.

— Если их так много, а нас так мало… почему мы правим этой страной?

— Хороший вопрос, рядовой. А правим мы потому, что у них каждый сам за себя, а мы заодно. В Аркоте народу не меньше, чем на всем нашем материке — но аркотцев нет, а есть маллы, теджари, аркистанцы… джайсалмерцы и еще уйма народов и племен. А в каждом из них — уйма каст, а в каждой касте… ну, тоже каждый гребет под себя. Они не могут вместе делать одно дело, мы всегда можем натравить одних на других. В этом наша сила и их слабость. Впрочем, разве не так у вас в Эрхавене?

Массивные чугунные ворота (прошибешь только из пушки, да и то в упор) отворились, через ров с зеленой вонючей водой перекинулся подъемный мост. Под двумя с лишним сотнями сапог доски противно завибрировали, но мост выдержал. Когда колонна втянулась на крепостной дворик, ворота с лязгом захлопнулись, словно отсекая прошлое. В этот миг, наверное, каждый в роте осознал, что начинается новая жизнь. Со старой покончено.

Их встречал комендант города, целый дивизионный генерал Бастиани. Он выехал на белом коне, безумно дорогом в этих краях, на поясе сверкала сабля в золоченых ножнах, на нем был новый форменный камзол и, вместо раскаленной каски — пробковый шлем. Генерал бодро (уж он-то точно отсиживался в прохладных покоях, а не рвал глотку на плацу) говорил о том, что, милостью Единого-и-Единственного, Темеса правит этой землей. Ее владычество несет свет истинной веры и цивилизации в эти дремучие края, а туземные правители склонили головы перед темесской властью, ибо не в их силах тягаться с Владычицей морей Темесской Конфедерацией. Лишь одно государство не признает власть Темесы — Джайсалмерское царство, им правит алчный и жестокий правитель Валладжах, но и джайсалмерскому народу вскоре будет дарована свобода. И еще много о чем, застывшие в строю под палящим солнцем солдаты не запомнили.

Потом их повели в казармы, потом в столовую, а потом… Потом была служба. Лишь недавно роту снова погрузили в каравеллу и морем отвезли в Маюрам. Тут роту подчинили подполковнику Меттуро и поставили задачу — двигаться на Джайсалмер. Тянулась бесконечной лентой пыльная дорога, порой попадались многолюдные и в то же время сонные деревни. Косились, выглядывая из-под покрывал, на колонну женщины, застигнутые, когда набирали воду в кувшины у реки. Они безошибочно угадывали: раз по их земле опять маршируют чужеземцы, ничем хорошим это не кончится.

Именно тут, на дороге, посреди бесконечных аркотских полей, джунглей и деревень, Рокетту стал сниться один сон. Может быть, дело в том, что ему было девятнадцать, а местные женщины оказались наделены диковинной красотой? Но как тогда объяснить, что лицо той, кто ему снилась, было одним и тем же, но никто из встреченных по дороге женщин не был на нее похож?

Начать с того, что она не закрывала смуглое, прекрасное, как бывает только в юности, лицо покрывалом, стыдливо отворачиваясь при виде посторонних. Наоборот, смотрела на мир прямо и открыто, словно несла знамя. Ярко, но со вкусом подведенные губы и глаза, высокая грудь под шелком чоли со вшитыми в него зеркальцами. Зеркальными кружками расцвечена и зеленая юбка. Сияет золотистая лента, вплетенная в черную, как смоль, косу до пояса. Когда незнакомка идет, или налетают порывы ветерка, вокруг танцуют разноцветные осколки солнца. Тоненькое смуглое запястье охватывают многочисленные золотые браслеты, рассыпают искры массивные серьги, а каждый шаг сопровождается мелодичным звоном ножных колокольчиков. Каждый ее шаг казался танцем, исполненным достоинства и в то же время чувственности — удивительное сочетание, какого Рокетт никогда не встречал в Эрхавене. Впрочем, а многих ли он там видел? Мелину, с которой успел пару раз поцеловаться на праздниках — и все. Портовые девки не в счет — какая тут любовь, одни деньги…

И еще запоминаются глаза. Огромные, черные, как здешняя ночь, искусно подведенные — в них можно смотреть, наверное, часами, ныряя, как в омут. В них читается шаловливость юной девчонки, едва переступившей порог детства — и мудрость женщины, жизнь которой не была легкой. Эти глаза могут быть прикрыты веками в минуту наслаждения — или широко открытыми от гнева и презрения, они могут рассыпать искорки веселья, но иногда в них плещется океан горя и боли. Они всегда разные, эти глаза. Они глядят в самую душу, и им нельзя солгать.

Раз за разом Рокетт во сне понимал, что так продолжаться не может, она должна стать его. Но… С ловкостью никогда не виденной храмовой танцовщицы неведомая смуглянка уворачивалась от объятий, и хоть оставалась манящей и загадочной, в ее облике появлялось что-то такое, что эрхавенец не пытался быть настойчивым. А накрашенные пухлые губы улыбались… нет, не насмешливо или презрительно, а понимающе и… сочувственно? Наверное, так. Еще она что-то строго внушала, но что? Просыпаясь, он никогда не мог вспомнить…