Лариса Бау - Нас там нет

• Название: Нас там нет
• Автор: Лариса Бау
• Издательство: Астрель; Астрель-СПб
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-44679-5

Три подружки, Берта, Лилька и Лариска, живут в послевоенном Ташкенте. Носятся по двору, хулиганят, надоедают соседям, получают нагоняи от бабушек и родителей, а если и ходят окультуриваться в театр или еще какую филармонию, — то обязательно из-под палки. В общем, растут, как трава, среди бронзовых Лениных и Сталиных. Постигают первые житейские мудрости и познают мир. Тот единственный мир, который их окружает. Они подозревают, что где-то там, далеко, есть и другой мир, непременно лучше, непременно блистающий. Но они пока и в своем управляются неплохо.

От издателей: если вы успели узнать и полюбить героев «Манюни» Наринэ Абгарян, то рекомендуем вам обратить внимание и на эту книгу. Она чуть более взрослая, и смех в ней — часто смех сквозь слезы. Но смех этот все равно согревает.

---

И собственный муж ее тоже не любил и всегда норовил смыться в выходной. «Меня „дисретация“ ждет, — говорил он, — не успеваю».

Ха, знаем мы такие дисретации. Уж в комбинациях стоят, ждут!

И невыносимые штаны в завскладовском халате говорили, что это баба у него там. У культурных бабы так называются.

Тети-Олин муж был тенью. Так говорила тетя Оля: ну не мужик, тень какая-то, тут, мож, меня убивают, а он пальцем не шевельнет.

Мы бы тоже не шевельнули, такая она была противная. Когда я над музыкальными уроками корпела, она зайдет и давай поправлять, что у меня руки не так висят… и Галю гоняла ноги мыть. Ишь, царица!

У них вообще было не то чтобы весело в квартире, или как тетя Эвридика, Галина мама говорила, в стойле, но много происходило и ожидалось произойти в зависимости от степени пьянства двух мужских жителей — дяди Николая и дяди Орести. Дядя Орести — тети-Эвридикин муж и Галин папа — был политический беженец, командир партизанского отряда и греческий коммунист.

Тетя Эвридика тоже была партизанка, но учение в театральном институте смягчило ее коммунистические мысли, и она вышла из ихней партии, а в нашу не вступила. Дядя Орести, будучи пьяным, проползал спать, разве только иногда останавливался в коридоре немного поплясать, а дядя Николай проползал в общую ванную шарить спрятанную на полу под ванной чекушку, чтобы добавить. Тут приходили невыносимые штаны и били его, лежачего, ногами. Поэтому, если тете Оле именно в это время надо было накручивать бигуди, она шла к нам и шипела про соседей.

Дядя Николай считался хуже всех, самый частый вопрос, который ему задавали все, был «ну сколько можно?». Но ответа никто не ждал, начиналось: дети смотрят, милицанера позову…

Обычно дядя Николай молчал, но иногда срывался в крик: не могу больше! И штаны кричали: не могу больше… и тетя Оля, уж конечно, не могла больше, и греческие коммунисты — столько горя пережили и тут еще…

Но нам с Галей еще долго было интересно и многозначительно.

* * *

Хочу покончить с подозрительностью белья простодушно и не психоаналитически.

Для детского человека самая загадочная вещь Дамского Белья — бюстгальтер. Это не только трудное слово, но и сложное архитектурное сооружение, напоминает египетские пирамидки. А если бы сиськи были прямоугольные, то готический собор, а если бы их была одна — зиккурат. А если бы много — то частокол.

В бюстгальтере тех времен было много пуговичек, петелек, бретельки, чашечки и корпус. Этот корпус, я слышала, бывает на «косточках». На каких, куриных или тех, которые собаки едят? А нет! Нету там никаких косточек, это такое выражение! Как нектар амброзия. Железки там.

Всё в Дамском Белье многозначительно и в переносном смысле, и напоминает, и намекает о чем-то неведомом, и служит красоте вообще… А не просто чтоб грязь и пыль не попадала в попу, или чтоб сиськи не болтались, когда тетеньки бегут за автобусом.

Это мужское белье должно быть таким, чтобы в нем было возможно или удобно сидеть в танке, на рынке или стоять на посту.

Мужское белье тех времен было так пугающе отвратительно и на цвет, и на ощупь, что я даже спрашивала, нельзя ли жениться на женщине, чтобы избежать сатиновых трусов, носков и кальсон.

Конечно, я очень любила дедушку несмотря ни на какие кальсоны, но чтоб еще муж с кальсонами? Ну нет, это уж слишком! А если к ним вдобавок еще усы и шерстяная грудь? И ногти на ногах, как у рабочего экскаваторного завода соседа дяди Николая, которые вылезают из этих страшных носков?

Хорошо, что мой возлюбленный Старый Военный Доктор всегда ходил одетый в красивую военную форму и обутый в закрытые ботинки.

И, конечно, у него не было кальсон, никаких кальсон! Просто серые носки. Я видела, когда он в машину залезал! Хотя у моего доктора такое очарование души, что даже если бы и кальсоны, ох, даже если бы…

Выражение чувств

Я вообще-то была суровая девочка, плакала редко и без свидетелей. Но один раз случилось мне заплакать публично, да еще так горько, что я помню это до сих пор.

Одна культурная знакомая бабушки приходила к нам в гости. Мне нравилось, когда она к нам приходила, они пили чай, и знакомая эта не лезла ко мне с нетактичными просьбами: рассказать стихотворение с выражением или сплясать.

Зимой у нее было еще одно хорошее свойство: у нее вокруг шеи имелась отстегнутая лиса с мордочкой и стеклянными глазами, ее звали горжетка, и мне давали ее поиграть.

Мне было жалко лису, в глубине ума я понимала, что лиса уже мертвая. Ей было очень страшно, когда на нее напали и убили, и вся моя душа от этого переворачивалась так, что даже в ногах было жарко, а в животе — холодно. Но играть с лисой хотелось, хотелось гладить ее, чувствовать приятный щекотливый мягкий мех. Поэтому я на время забывала, как ее убили, и думала, что я ее так жалею. Позже я поняла, что это называется подлость и самообман. Но этого не избежать потом, во взрослости жизни, так что надо привыкать по чуть-чуть к подлости путем удовольствия от лисьего меха.

В общем, старушки чай пьют, болтают, хихикают или плачут, а я лису глажу, тоже с ней болтаю и жалею.

А потом мы пошли их (с лисой) провожать на троллейбус, и, когда старушка уже в дверях поднималась, ее прищемило. И лисье личико прищемило. И стеклянный глаз выпал из перекосившейся зажатой лисьей мордочки.

Мало того что ее тогда убили, так сейчас еще зажали дверьми, и глаз выпал и разбился на мелкие кусочки!

Это непереносимо никогда!

* * *

Воспитанная барышня должна вести себя так, будто на нее всегда смотрят.

— Даже в туалете? — Это называлось идиотничать. Но оказывается, в каком-то смысле да, после настоящей барышни в туалете было пристойно, сразу видно, какой культурный человек там был. Я уж помоталась по сортирам и необъятной родины, и других далеких стран, и я вам так скажу: барышень мало.

Или, например, нельзя на людях поправлять трусы, вытирать сопли о платье. Дома полагались цирковые упражнения с вилкой и ножом без страховки и не сметь жевать салфетку! Сидеть прямо, в гостях конфеты не хватать горстями или вообще не хватать! Не вздыхать и не смотреть на них красноречиво!

А во дворе быть барышней совсем было неуместно. Все воруют черешни, а ты не смей. И если кто-то бегает с дохлой крысой на палке — ты тоже не смей бегать с ним и визжать.

Самое обидное — настоящая барышня не должна драться. Почитамши из «Дон Кихота», налюбовавшись картинками, я решила избрать рыцаря. Чтобы за меня дрался в неизбежных случаях.

В нашем дворе годившихся в рыцари было немного, у кого были засохшие сопли, и он все время шмыгал носом, у кого рваные штаны, на которые лучше было не смотреть. У третьего были цыпки, мать его работала в три смены, поэтому он, можно сказать, жил во дворе. Моя бабушка ловила его и мазала ему руки вазелином. Был приличный мальчик из докторской семьи, тоже жертва своей бабушки, которая, видимо, хотела сделать из него профессора, его заставляли заниматься музыкой и чтением вслух. Он сидел на балконе и тоскливо смотрел сквозь решетку.

Пришлось выбрать коротышку из соседнего двора, худого любителя змей и лягушек, которых он носил в карманах. В нем была отчаянная вежливая независимость, это вызывало зависть и восхищение.

Надо было как-то сообщить о выпавшей ему чести. Я написала записку: «Я выбрала тебя моим рыцарем». Сунула ему в руку.

Растерялся, взял, сунул в карман. Всю ночь я боялась, что он забудет ее в кармане, и лягушка ее сжует.

На следующий день к нам пришла его мама. Они разговаривали с бабушкой, смеялись, потом вызвали меня. Она взяла меня за руку, сочувственно, как говорят с глубоким прискорбием, сказала, что ее сын еще не умеет читать, поэтому он дал мою записку ей. Она очень благодарна за доверие, но боится, что ее мальчик не справится с ответственной задачей. Бабушка от себя добавила, что в жизни надо рассчитывать на себя. Все мило так, как будто о хорошей погоде говорили.

Пришлось затаиться и довольствоваться своим вечным рыцарем — Старым Военным Доктором. Уж он-то умел читать, не беспокойтесь. Он был настоящий рыцарь, красиво одевался в мундир, был высокий, худой, у него была аккуратная бородка, он улыбался. Он был благороден, у него даже был конь — серая «Победа» с прохладными сиденьями, на которой он катал нас, дворовых детей.

Его подъезд был в самом конце дома, поэтому можно было долго смотреть, как он проходит вечером по двору. Верная заветам бабушки рассчитывать на себя, я не докучала Доктору. Он так и не узнал, что был моим рыцарем.

Наверно, не только моим.

Всякие соседи

У одной соседки умер муж. И выяснилось, что у него была тайная сберкнижка, куда он заначки складывал, и завещана она чужой женщине.

То есть отдавал жене зарплату, она по рублю в день выдавала ему, а у него, значит, оставалось.