Александр Боханов - Николай II

• Название: Николай II
• Автор: Александр Боханов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1997
• ISBN: 5-235-02296-3

Судьба последнего русского царя стала сегодня предметом многочисленных спекуляций. Кто он на самом деле? «Николай кровавый», как еще совсем недавно уверяли нас школьные учебники истории, или Святой великомученик, как считает русская зарубежная православная церковь? Автор далек от того, чтобы идеализировать своего героя. Но он убежден: Россия была обречена пройти страшный путь революций, гражданской войны, пережить эпоху «диктатуры пролетариата». Дело отнюдь не в том, как и какие решения принимал царь. Монарха предали его подданные: аристократия, впереди которой были представители царской фамилии, так называемое «просвещенное общество» и только потом уже — народ. Судьба последнего русского царя, со смирением предающего себя и свою семью на поругание и смерть, не может не волновать нас еще и потому, что их расстрел явился началом бессудных ночных расправ, жертвами которых стали миллионы наших соотечественников. Иллюстративный ряд книги вобрал в себя значительное количество редчайших фотодокументов.

---

Глава 28

ЦАРСКОСЕЛЬСКИЙ КРУГ

Вся царская семья сохраняла удивительное самообладание, а выдержкой Николай Александрович и Александра Федоровна просто поражали приближенных. После набега Керенского понемногу все успокоилось, но горькое чувство от неоправданной жестокости не проходило. Что им сделала Аня, ну почему против них такое озлобление? Все, кто им предан, кто честно исполнял свой долг, теперь «государственные преступники»! В разговоре с Бенкендорфом Николай II однажды сказал: «Мне Не жаль себя, а жаль тех людей, которые из-за меня пострадали и пострадают. Жаль Родину и Народ!»

Каждый день в газетах такое писали, что было просто стыдно читать, совестно делалось за тех, кто позволял себе сочинять подобные небылицы. Бывшего царя особенно угнетали известия о развале армии. Всякая организация там была нарушена, солдаты не слушались командиров. Старшие по чину боялись младших, которые за ними шпионили. А эти ужасные сообщения об избиении офицеров, особенно в Кронштадте! Сообщали, что некоторых обливали бензином и сжигали заживо. Боже мой, неужели такое могло случиться? И где? В России? Вообразить подобное царю было невозможно, верить этим сообщениям не было сил. Из газет Ники и Аликс узнали, что тело их друга Григория было извлечено из могилы и какие-то пьяные солдаты его сожгли! Господи, помоги пережить все это! Спаси Россию!

Арестантский режим имел много житейских неудобств. Одними из самых неприятных, особенно для такой религиозной семьи, как царская, были ограничения при исполнении церковных треб. Нет, молиться им не запрещали, позволяли ходить на службу в дворцовую церковь. Но все происходило при охране, под пристальными взорами сопровождающих, а это было неприятно. Кроме того, не дозволялось лично встречаться и беседовать со священником. А ведь раньше Ники и Аликс так любили поговорить с батюшкой и до и после службы. Теперь это запрещалось. Их духовник отец Александр (Васильев) еще в феврале тяжело заболел и у них уже больше не появлялся. В Александровский дворец назначили настоятеля Федоровского собора протоиерея отца Афанасия (Беляева), которого они знали, но не близко. Первый раз он служил в царском доме, когда еще здесь не было государя, тем страшным днем 2 марта 1917 года, и потом постоянно приезжал. В конце марта батюшка тоже фактически стал заключенным и провел неотлучно во дворце несколько недель. Первый раз за великим входом, когда надо было здравицу произносить, священник сбился: вместо Благочестивого Самодержца Государя Императора надлежало теперь поминать Державу Российскую и Временное правительство. Трудно ему было.

Приближалось Светлое Христово Воскресение. В тот год Пасха пришлась на 2 (15) апреля. Вся Страстная неделя была наполнена событиями. 27 марта, в понедельник, начали говеть. Но и в этот день мирские неприятности не оставили. После обедни приехал Керенский с новостью: дано распоряжение царю и царице находиться раздельно и общаться только в присутствии охраны, даже с детьми. Разговаривать теперь разрешалось только по-русски. Царь был удручен, но ничего не сказал. Царица же не выдержала и заметила Жильяру: «Поступать так с Государем, сделать ему эту гадость после того, что он принес себя в жертву и отрекся, чтобы избежать гражданской войны, — как это низко, как это мелочно. Да, — заключила царица-арестантка, — надо перенести еще и эту горькую обиду». Через несколько дней этот немилосердный запрет все-таки отменили.

В Великий Четверг, 30-го, литургия закончилась около полудня. Царская семья усердно молилась, затем причастились. Днем Николай Александрович вместе с дочерью Татьяной полчаса погулял. Больше не получилось. Кругом было слишком оживленно: толпы народа стекались в царскосельский парк. В тот день там должно было произойти важное событие: власти устроили многолюдную общественную акцию — «похороны жертв революции». В первые мартовские дни в Царском Селе пьяные солдаты несколько дней бесчинствовали, грабили магазины и винные лавки. Одурев от вина и безнаказанности, затеяли беспорядочную стрельбу, в результате — несколько человек погибло. Вот они-то и стали «погибшими борцами за свободу», «революционными мучениками», которые были так нужны новым правителям. В Петрограде, в присутствии всех министров и главных деятелей Февраля, подобное действо состоялось за неделю до того, 23 марта (6 апреля). Тогда на Марсовом поле земле было предано 210 красных гробов. Звучали речи, гремели оркестры, и впервые за тысячелетнюю историю России в государственной церемонии не участвовал ни один священник. Наступили другие времена.

Подобное же действо решили организовать и в Царском. Но здесь «жертв» было значительно меньше, набралось всего восемь фобов. Обыватели между собой говорили, что среди «жертв» — умершая за два дня до того кухарка и два угоревших от вина вольноопределяющихся. Но данные утверждения никто не рисковал оглашать публично. Все специально устроили так, чтобы лишний раз показать «народное презрение к царизму» и в очередной раз свести свои мелкие счеты с павшим правителем. Для захоронения избрали место прямо в царскосельском парке, в сотне метров от Александровского дворца, на главной аллее, напротив круглого зала, окон церкви и кабинета императрицы. Шествие с красными флагами и с музыкой началось еще в середине дня. Затем зазвучали речи, обличавшие «царский режим», «проклятое прошлое». Все время звучала музыка: траурные марши, революционные песни. Слова их еще мало кто знал, и лишь единичные голоса выводили «Вы жертвою пали в борьбе роковой…», «Отречемся от старого мира…» Эти толпы военных и гражданских, пришедшие на похороны, как на праздник, многие с красными бантами и явно навеселе, уже от всего отреклись. У них не было связи со вчерашним днем. Они всей душой рвались вперед, туда, в зияющую тьму, казавшуюся им светом.

Царь и царица видели и слышали происходившее. Чувства горечи и грусти не оставляли. Для них прошлое осталось живым, память о днях минувших давала силы для дня нынешнего. Обитатели дворца готовились к торжественной Всенощной и к чтению 12 Евангелий. Служба должна была начаться в 6 часов вечера. С улицы доносилась музыка, толпы разгуливали в парке, что-то кричали и носили красные гробы, опускавшиеся в землю под грохот оружейной канонады. «Господи, прости им, ибо не ведают, что творят», — повторял батюшка и крестился. Шум стих лишь за полчаса до начала всенощной. На службу собралось около ста человек. Все служащие дворца, некоторые из охраны, приближенные. Все было скромно, благочинно и торжественно. Вечером священник записал в дневник: «Надо самому видеть, надо и так близко находиться, чтобы понять и убедиться, как бывшая царственная семья, усердно, по-православному, часто на коленях, молится Богу. С какою покорностью, кротостью, смирением, всецело передав себя в волю Божию, стоят за богослужениями».

На следующий день исповедовались. Первыми — дети. Священника в полном облачении, с крестом и Евангелием в руках проводили наверх, на детскую половину. Он никогда еще здесь не был, его невольно поразила скромная обстановка. Никакой роскоши. Мебель простая, не лучше той, что у самого священника в доме. В углу каждой комнаты устроен настоящий иконостас. Иконы здесь разного размера с изображениями чтимых Святых угодников Божиих. Рядом стоял аналой (так было везде), на котором разложены молитвенники, Евангелие и крест. Общая молитва перед исповедью состоялась в комнате Ольги Николаевны, которая еще не оправилась от болезни и была в постели. Рядом сидел в голубом халатике Алексей, Мария разместилась в передвижном кресле матери, за которым стояла Анастасия. Лишь одна Татьяна отсутствовала. После службы все разошлись.

Началась исповедь. Первой исповедовалась Ольга, затем Алексей, Мария, Анастасия. Позже, вечером, очередь дошла и до Татьяны. Батюшка переходил из комнаты в комнату, выслушивал каждого, задавал вопросы и был несказанно поражен открывшимся ему. Много на своем веку ему довелось видеть людей, немало людских душ обнажалось в откровении, но то, что он увидел, ощутил теперь, поразило. На следующее утро, вспоминая происшедшее накануне, отец Афанасий записал: «Дай Бог, чтобы и все дети были нравственно так высоки, как дети бывшего царя. Такое незлобие, смирение, покорность родительской воле, преданность безусловная воле Божией, чистота в помышлениях и полное незнание земной грязи — страстной и греховной, меня привело в изумление, и я решительно недоумевал: нужно ли мне напоминать как духовнику о грехах, может быть им неведомых, и как расположить к раскаянию в неизвестных для них грехах».

Тем же вечером исповедовались Николай Александрович и Александра Федоровна. Первой — царица. Дело происходило в маленькой моленной, расположенной рядом со спальней. На коленях перед иконами, с Евангелием в руках стояла бывшая императрица и говорила о болях своего сердца. Слезы блестели в ее глазах, и нельзя было усомниться в том, что душу открывает без утайки… Затем наступила очередь Николая Александровича. Горячо, с искренней верой в милосердие Всевышнего, сознавая важность происходящего, просто и страстно молился бывший земной царь, прося у Царя Небесного прощения за все большие и малые, вольные или невольные, ошибки и заблуждения. Он просил Господа ниспослать благо России. О милости к себе и своей семье не упоминал. Батюшку это невольно поразило.