В. Эфф - По ту сторону

• Название: По ту сторону
• Автор: В. Эфф
• Жанр: Научная Фантастика

Радиофантастический роман.

Журнал «Радио Всем» 1928, №№ 8-20, 22

---

— Непохож он на коммуниста, — сказал мне Горский, — помоему, это пижон какой-то… Рекомендую вам присмотреться при случае к его чемодану; чорт его знает, что он за фрукт…

А помоему, Делакруа — милейший парень. Мне непонятной кажется подозрительность Горского. Хотя — странная вещь: чемодан француза набит, повидимому, до отказу, но в нем не нашлось лишней пары платья, чтобы сменить насквозь промокшую одежду. Я дал Делакруа свой белый костюм, пришедшийся ему впору.

— Мы о вами одинакового роста и сложения, — сказал Делакруа, примеривая мои брюки.

19 августа

Прошли Азорские острова и идем к Гамбургу. Через неделю, наверно, будем в Ленинграде.

Погода попрежнему чудесная.

20 августа

Горский был прав. Чемодан Делакруа оказался с сюрпризом.

Я дежурил ночью и должен был смениться только утром. Часа в два в рубку радиостанция зашел Семенов — второй радист «Красного знамени».

— Послушай, товарищ Эфф, — сказал он мне, — я додежурю за тебя эту ночь, а ты подежуришь за меня половину моей ночи… Выручи, голубчик, мне очень нужно.

— Надо предупредить дежурного помощника, — возразил я.

Семенов мотнул головой.

— Я уже докладывал ему. Разрешение получено. Вали, иди спать.

Я снял с ушей телефоны и пошел в каюту.

Еще в коридоре я увидел свет, пробивавшийся сквозь щель в двери каюты. Неужели француз не спит?

Тихонько я подошел к двери и заглянул в щель. Моим глазам представилась странная картина.

В каюте горела лампа. Иллюминатор был задернут занавеской. На столе стояла рамочная антенна, а в открытом чемодане, лежавшем на койке, был аппарат — великолепная модель коротковолнового приемника. В чемодане же были спрятаны батареи — накала и анодная. Делакруа с телефонами на ушах слушал.

Я сразу вспомнил о словах Горского.

— Шпион, — подумал я. — Ну, погоди же, чорт…

Резко дернув дверь, я вошел в каюту. Делакруа повернул ко мне испуганное, насмерть побледневшее лицо.

— Что это значит, господин Делакруа? — спросил я, доставая из кармана браунинг. — Это так вы благодарите советское судно за спасение вашей буржуазной душонки? Не за эту ли деятельность вас преследовала нью-йоркская полиция? Вы шпион?..

Француз молча смотрел мне в глаза. Постепенно по его лицу разлилась краска.

— Идите немедленно за мной, — сказал я самым суровым голосом.

Делакруа умоляюще протянул руку.

— Подождите, друг мой, — тихо заговорил он. — Я не шпион, нет. Я — жертва рокового стечения обстоятельств… Выслушайте меня, умоляю вас… Выслушайте и потом решайте, как вам поступить. Прошу вас только об одном: то, что я расскажу вам, должно остаться в тайне.

— Говорите, — сказал я, садясь на свою койку. — Только покороче… И раньше выключите приемник.

Делакруа послушно выключил батарею накала и заговорил.

Невероятная вещь. История, которую рассказал мне француз, похожа на фантастический роман. Я не хотел верить, но Делакруа дал мне телефоны и предложил послушать.

Низкий мужской голос говорил поанглийски.

— Я не знаю английского языка, — возразил я. — И я не верю вам; почем я знаю, что говорит ваш профессор и профессор ли он на самом деле…

Делакруа любезно улыбнулся.

— Хорошо, друг мой, вы сейчас убедитесь в правдивости моих слов…

Взяв микрофон, он заговорил поанглийски.

— Слушайте, — сказал Делакруа, передавая мне телефоны. — Теперь язык наверное будет вам понятен.

Краска ударила мне в лицо. Я услышал голос Лизы Штольц, потом голос Громова… Позже заговорил Мишка Щур.

Я не могу притти в себя. Ведь я считал всех троих погибшими. Значит… значит… это был не взрыв…

Больше писать не могу. Я задыхаюсь от волнения.

24 августа

Я дал Делакруа слово не разглашать ни слова о том, что мне довелось узнать.

Горский попрежнему косо смотрит на француза. Я молчу, не говорю ни слова.

— Послезавтра будем в Ленинграде, — сказал сегодня Горский. — Будь я проклят, если не передам этого француза с секретным рапортом начальнику порта. Там выяснят, что это за птица.

— Я могу поручиться за него, — попробовал я возразить.

Горский усмехнулся и похлопал меня по плечу.

— Вы слишком молоды, товарищ Эфф… не берите на себя слишком много.

Глава ХХIII. Случай в порту (продолжение дневника радиста Эффа)

22 сентября

Я давно ничего не записывал в свой дневник. Не до того было. События развернулись столь стремительно, что только теперь я могу собраться с мыслями и записать более или менее последовательно свои впечатления.

«Красное знамя» вошло в Ленинградский порт 26 августа. Дул резкий ветер, будораживший холодные воды Балтики и теребивший флаг на мачтах корабля. Горский стоял на мостике и ждал прибытия начальника порта.

Я предупредил Делакруа о намерениях командира. Быть может, мне не следовало поступать таким образом и злоупотреблять доверием Горского. Не знаю… Я долго колебался, долго мучился сомнениями, прежде чем решился на тот или иной образ действий. Единственная моя надежда была на то, что когда-нибудь вопрос разъяснится, и я смогу дать кому угодно честный отчет в своих поступках.

Делакруа и я стояли на баке, перебрасываясь короткими фразами. Сердце мое стучало так сильно, что, казалось мне, Горский с мостика должен был расслышать его стремительное биение.

— Товарищ Эфф, — крикнул Горский в рупор.

Вздрогнув, я повернул голову.

— Пошлите француза ко мне на мостик, — приказал он. — Сейчас же…

Я перевел на французский язык приказание командира.

Делакруа направился к лесенке, ведущей на мостик. Дальнейшие события развернулись скорее, чем я мог отдать себе отчет в произошедшем. Проходя мимо мачты, Делакруа задержался на минутку, закуривая папиросу; случай — ведь смерть караулит человека на каждом шагу — заставил именно в эту минуту оборваться тяжелую рею. Никто не успел вымолвить слова, как рея с грохотом упала.

Горский бросился с мостика на палубу.

— Чорт возьми, — вот ведь оказия…

У подножия мачты с разбитым черепом лежал Жозеф Анри Делакруа.

— Какой чорт крепил рею, — про себя буркнул Горский.

Судовой врач, попробовав прощупать пульс, покачал головой:

— Могу только констатировать мгновенную смерть…

Горский задумался. Его взгляд упал на большой кожаный чемодан, оставленный французом на шканцах. Посоветовавшись с помощником, он приказал отнести чемодан в свою каюту и по прибытии начальника порта направился туда, позвав меня с собой.

В присутствии понятых чемодан был вскрыт. Наклонившись над раскрытым чемоданом, Горский не смог удержать возглас изумления. Я стоял у двери каюты и, не глядя на Горского, знал в чем дело.

Чемодан был пуст. В нем не было ничего, кроме того серого костюма, который был на французе в момент его спасения с обломков самолета.

— Он успел спрятать концы, — пробормотал Горский.

Я постарался в нескольких словах выразить свое удивление, на что Горский, впрочем, не обратил даже внимания.

Напрасно. Я-то хорошо знал, где находится содержимое чемодана… Под моей койкой был спрятан сверхкоротковолновый приемник, модель Н1-19…

29 сентября

По болезни я был списан с корабля. Мои легкие давно были не в порядке, а пережитое потрясение явилось причиной лихорадки, свалившей меня с ног. Провалявшись четыре дня в госпитале, я получил отпуск и уехал в Москву.

В багажном вагоне почтового поезда Ленинград — Москва лежал деревянный ящик, на котором черной краской была выведена надпись:

Можно, кажется, не упоминать о том что в ящике был упакован аппарат профессора Хьюлетта, доставшийся мне в наследство от безвременно погибшего Жозефа Анри Делакруа.

Глава XXIV. SOS

Громов, Щур и Лизанька Штольц были моими старыми друзьями. Говорю «были», потому что не знаю — можно ли говорить в настоящем времени о людях, витающих где-то между небом и землей.

Было время: все четверо мы были лет на шесть моложе, учились вместе на рабфаке и, право, умели недурно проводить свободное время вместе. Должно быть, не проходило и дня, чтобы мы не встречались, и дружба наша казалась неразрывной.

Время шло и когда мы догрызли последний кусок гранита науки, нас, точно ветром, разнесло в разные стороны: Лизанька ушла работать на завод, Громов поступил на службу, Щур, по собственному выражению, занялся свободной профессией — поступил в вуз, а я… впрочем, о себе я уже говорил. Мы встречались все же, хотя, быть может, не слишком часто.

Легко себе представить, какое чувство я испытал, услышав голос друзей, которых считал давно погибшими под развалинами знакомого дома на Божедомке. Не будь я марксистом, — я сказал бы, что это был голос из загробного мира; ведь в конце концов я так и не знаю, куда забросила судьба моих трех друзей, не знаю, где, на какой далекой планете, они нашли свой конец.