Вернер Зомбарт - Избранные работы

• Название: Избранные работы
• Автор: Вернер Зомбарт
• Жанр: Философия
• Год: 2005
• ISBN: 5-7333-0180-5

Вернер Зомбарт принадлежит к основоположникам современной социологии, хотя на протяжении всей своей академической карьеры он был профессором экономики, а его труды сегодня привлекают прежде всего историков. Все основатели современной социологии были знатоками и философии, и права, и экономики, и истории – они создавали новую дисциплину именно потому, что подходы уже существующих наук к социальной реальности казались им недостаточными и односторонними. Сама действительность не делится по факультетам, о чем иной раз забывают их наследники, избравшие узкую специализацию. Многообразие интересов Зомбарта удивительно даже на фоне таких его немецких современников, как М. Вебер, Г. Зиммель или Ф. Тённис, но эта широта иной раз препятствовала Зомбарту в разработке собственной теории. Он был в первую очередь историком, а принадлежность к этому цеху мешает выработке всеобъемлющей социологической доктрины – эмпирический материал историка не вмещается в неизбежно схематичную социологическую теорию, препятствует выработке универсальной методологии, пригодной для всякого общества любой эпохи. Однако достоинства такой позиции оборачиваются недостатками в обосновании собственных исторических исследований; поздние труды Зомбарта по социологической и экономической методологии остались явно несовершенными набросками, уступающими его трудам по истории капитализма.

---

Это мучительное чувство мальчика было вполне естественно. И для зрелого решения должно было казаться загадочным противопоставление этих двух имен, а для того, кто хотел бы основательно познакомиться с сущностью обеих партий, их официальные названия были бы мукой.

Ведь, действительно, эти обозначения партий не только не выражают их противоположности, но даже не указывают на их различие. Они совершенно бессмысленны. Приходится, следовательно, оставить названия в стороне и обратиться к программам, в которых должны же быть, если и не исключающие друг друга различия, то все же какая-нибудь разница в точках зрения. Но даже и это предположение не оправдывается. В программах обеих американских партий нет и следа какого бы то ни было основного различия во взглядах на важнейшие вопросы политики.

Обыкновенно их различают по их отношению к государству и отдельным штатам: республиканцев называют централистами, а демократов – партикуляристами. Но и это различие теперь скорее лишь историческое и теоретическое, чем действительно влияющее на практическую политику. Ведь уже много лет, как противоположности между интересами государства и отдельных штатов едва проявлялись. А если бы и возник действительный конфликт, то еще большой вопрос, как поступила бы каждая партия; их положение определилось бы, вероятно, тем, в каком случае можно бы было надеяться на большее усиление позиции. Определить разницу между демократами и республиканцами, как разницу между партикуляризмом и централизмом, значит сказать о внутренней сущности этих партий еще меньше, чем, если бы мы захотели при помощи этого же признака разъяснить различие между консерваторами и национал-либерала-ми в Германии. Это было когда-то. Но это было давно!

А во всех других решающих вопросах политики разница между республиканцами и демократами еще ничтожнее.

Одно время между партиями было резкое разногласие по вопросу о валюте. Демократы поддерживали интересы владетелей серебряных рудников и стояли за свободную чеканку серебра. Теперь тот пункт уже более не может служить признаком различия между республиканцами и демократами. Спор о правильной финансовой политике (поскольку он еще ведется) перенесся скорее уже в ряды самих демократов: существуют золотые и серебряные демократы.

Иногда может показаться, будто демократическая партия склоняется больше к принципу свободной торговли, а республиканская – больше к протекционизму. Но не следует забывать, что демократы стоят за свободу торговли, за уменьшение запретительных пошлин – из оппозиции к господствующей республиканской политике. Если бы у них самих в руках была власть решения, то их симпатии к свободной торговле очень скоро значительно понизились бы. Ведь нельзя забывать: Пенсильвания склонна к протекционизму вследствие своей железоделательной промышленности; Северная Джорджия и Южный Теннеси по той же причине склонны к тому же. Луизиана требует пошлин в интересах своей сахарной промышленности. Демократическая партия не может не принимать во внимание этих важных штатов. Поэтому она никогда не высказывается слишком резко в пользу свободной торговли и также требует введения тарифа, но только скорее с точки зрения финансовой политики. А с другой стороны, и в рядах республиканцев насчитывается немалое количество приверженцев свободной торговли.

В вопросе об отношении к алкоголизму, который так волнует Северную Америку, обе партии принуждены одинаково лавировать и не высказываться определенно. Каждая из них может причинить себе чувствительные потери, если энергично присоединится к антиалкогольному движению; пьяницами преимущественно являются ирландцы и немцы. Из них первые являются по большей части демократами, вторые – республиканцами.

Почти также неопределенно отношение обеих партий к вопросам Civil service reform (к ней они обе одинаково враждебны и с одинаковой горячностью уверяют в своих симпатиях к ней), законодательного регулирования трестов, железнодорожных, телеграфных и телефонных обществ и вообще к вопросу о государственном вмешательстве. Что сказано относительно всех этих и других подобных пунктов в «платформах» – по большей части лишь пустые фразы: будут приложены все старания посвятить постоянное внимание вопросу и решить его таким образом, который более всего отвечал бы интересам общества и вполне соответствовал священным традициям государства; словом, сначала говорят вокруг да около, а потом, когда приходит дело до расплаты, стараются прилично улизнуть.

Мне кажется, по отношению к обеим большим партиям Соединенных Штатов было бы вполне правильным освободиться от всех представлений о сущности политических партий, составленных на почве европейских отношений. Именно: в американских партиях не следует видеть группы людей, объединенных для защиты общих политических принципов. Вначале они, быть может, и были таковыми. Пожалуй, можно принять, что в первые десятилетия существования республики защитники более централистического направления были приверженцами республиканской партии, а представители антицентралистической, самостоятельной для каждого штата, политики – приверженцами «федералистов», или что первые более склонялись к принципу «порядка», а вторые – к принципу «свободы», на чем Брайс и хотел основать различительный признак. Как бы то ни было, поскольку дело шло о принципиальном различии, к концу второго десятилетия XIX столетия, в 1820 г., этот признак уже принадлежал истории. Когда Ван-Бурен в 1824 г. организовал оппозицию против только что выбранного Джона Квинса Адамса, ему уже трудно было найти подходящий повод для войны. Он нашел его, наконец, в защите якобы находящихся в опасности «State rights» (государственных прав), которым, однако, в действительности никто и не думал угрожать. Как известно, он выдвинул Джексона и мастерски сумел из ничего разжечь энтузиазм в пользу нового человека; Джексон вскоре выступил как защитник «священных прав народа» (совершенно так же признаваемых, понятно, и его противником, как и им самим). Можно было бы подумать, что у новой партии были действительно более сильно выраженные демократические тенденции. Но и об этом не может быть речи. И противники ее не оставили неиспользованными демократические фразы. Ван-Бурен испытал это на собственной шкуре. После Джексона он был выбран в президенты, а конкурировавшим с ним кандидатом был Гаррисон. При этом Гаррисон выставлялся своими приверженцами как «действительный сын народа», в противовес Ван-Бурену, совершенно так же, как последний выставлял Джексона против Адамса. Гаррисон был кандидатом «хижин», сын народа, человек умеренной, простой жизни, обладающий всеми добродетелями обыкновенного, простого человека, в то время как Ван-Бурен жил во дворце, ел на золоте и т. д.[78]

Итак, причины, вызвавшие первоначально к жизни различные партии, утратили свою силу. Исчез, следовательно, raison d’être партий. И если бы партии действительно являлись лишь защитницами определенных политических принципов, то прямым следствием из такого положения должно было быть их распадение. Но они не распались, однако, отчасти вследствие своей собственной устойчивости, отчасти ввиду новой цели, которую могут преследовать в демократическом обществе политические организации, именно: ввиду охоты за должностями.

Организации, не достигшие еще господства, считают теперь своей единственной задачей самим захватить власть в свои руки, чтобы поделить «добычу» между своими приверженцами. А так как население с самого начала распалось (по внутренним причинам) на два лагеря, то и на будущее время осталось это двойственное разделение политических организаций (которое само по себе, при беспринципном характере партий, совершенно не было нужно; должна была существовать лишь одна партия – охотников за должностями; двойную же ее форму обусловил, как было сказано, исторический «случай»).

Затем – в эпоху Гражданской войны – произошло некоторое изменение: отношение к вопросу о рабстве представило случай снова, наконец, сразиться за «принципы».

Республиканская партия выступила с резко определенной программой, главным пунктом которой являлась беспощадная борьба с рабством. Но, еще скорее, чем в первые десятилетия республики, и еще радикальнее исчезло и это основание для партийных разногласий. Вместе с падением рабства и республиканская партия должна была бы сойти со сцены. Но и на этот раз она не распалась. И тут-то ясно выступила полная беспринципность обеих больших партий. Они, действительно, в настоящее время не более чем организации для совместной охоты за должностями: «Все было потеряно, кроме должности, или надежды на нее» (Брайс);

«Политика есть только средство для получения и раздачи мест» (Острогорский)[79].

Особенно ясно видно это из того факта, что Соединенные Штаты – демократия par excellence – совершенно не знают «правления партий». Собственно говоря, в вашингтонском конгрессе совсем нет никаких «партий». Строгая дисциплина, господствующая на выборах, не переступает порога парламента. Здесь каждый отдельный представитель действует по собственному свободному усмотрению. Вся политическая деятельность выражается в отдельных частных вопросах, по отношению к которым каждый депутат может принимать то или другое решение, сообразуясь либо с видами правительства, либо с различными интересами определенных групп, посылающих в парламент своих представителей. В силу этого и все главные решения принимаются в комиссиях, так что значение общих собраний сводится к нулю. В связи с этим фактом находится также и другое, на европейский взгляд в высшей степени странное, явление, именно то, что исполнительная власть и большинство законодательного собрания могут так же часто принадлежать к различным, как и к одной и той же, «париям». Со времени отставки Джексона и до конца столетия (исключая лишь годы Гражданской войны, когда вообще враждующие штаты не собирали конгресса) не было ни одного президентства, во все продолжение которого президент и большинство конгресса принадлежали бы к одной и той же партии. По большей части после каждых двух лет президентства в конгресс посылается «враждебное» президенту большинство[80].