Вернер Зомбарт - Избранные работы

• Название: Избранные работы
• Автор: Вернер Зомбарт
• Жанр: Философия
• Год: 2005
• ISBN: 5-7333-0180-5

Вернер Зомбарт принадлежит к основоположникам современной социологии, хотя на протяжении всей своей академической карьеры он был профессором экономики, а его труды сегодня привлекают прежде всего историков. Все основатели современной социологии были знатоками и философии, и права, и экономики, и истории – они создавали новую дисциплину именно потому, что подходы уже существующих наук к социальной реальности казались им недостаточными и односторонними. Сама действительность не делится по факультетам, о чем иной раз забывают их наследники, избравшие узкую специализацию. Многообразие интересов Зомбарта удивительно даже на фоне таких его немецких современников, как М. Вебер, Г. Зиммель или Ф. Тённис, но эта широта иной раз препятствовала Зомбарту в разработке собственной теории. Он был в первую очередь историком, а принадлежность к этому цеху мешает выработке всеобъемлющей социологической доктрины – эмпирический материал историка не вмещается в неизбежно схематичную социологическую теорию, препятствует выработке универсальной методологии, пригодной для всякого общества любой эпохи. Однако достоинства такой позиции оборачиваются недостатками в обосновании собственных исторических исследований; поздние труды Зомбарта по социологической и экономической методологии остались явно несовершенными набросками, уступающими его трудам по истории капитализма.

---

Особенно ясно видно это из того факта, что Соединенные Штаты – демократия par excellence – совершенно не знают «правления партий». Собственно говоря, в вашингтонском конгрессе совсем нет никаких «партий». Строгая дисциплина, господствующая на выборах, не переступает порога парламента. Здесь каждый отдельный представитель действует по собственному свободному усмотрению. Вся политическая деятельность выражается в отдельных частных вопросах, по отношению к которым каждый депутат может принимать то или другое решение, сообразуясь либо с видами правительства, либо с различными интересами определенных групп, посылающих в парламент своих представителей. В силу этого и все главные решения принимаются в комиссиях, так что значение общих собраний сводится к нулю. В связи с этим фактом находится также и другое, на европейский взгляд в высшей степени странное, явление, именно то, что исполнительная власть и большинство законодательного собрания могут так же часто принадлежать к различным, как и к одной и той же, «париям». Со времени отставки Джексона и до конца столетия (исключая лишь годы Гражданской войны, когда вообще враждующие штаты не собирали конгресса) не было ни одного президентства, во все продолжение которого президент и большинство конгресса принадлежали бы к одной и той же партии. По большей части после каждых двух лет президентства в конгресс посылается «враждебное» президенту большинство[80].

И, если обе большие партии мало отличаются друг от друга политическими принципами, то также мало носят они и классовую окраску. Оставляя в стороне вопрос о том, насколько значительную роль при образовании политических партий играли первоначально классовые интересы, – по-видимому, «федералисты» были партией коммерческого и промышленного капитала в Штатах Новой Англии, а тогдашние «республиканцы» – партией мелких фермеров, – во всяком случае, это различие по классовым признакам уже во время Джексона было ничтожно (ведь, мы слышим уже тогда «антикапиталистическую» ноту и в той, и в другой партии) и окончательно исчезло при образовании республиканской партии в эпоху Гражданской войны. Даже если сделать попытку

(которая, однако, как мне кажется, совершенно до сих пор не удавалась) все движение, приведшее к освобождению рабов и гражданской войне, объяснить исключительно классовыми интересами и применить к нему вывезенные из старой Европы формулы борьбы капитализма с феодализмом, причем республиканцы являются представителями класса капиталистов, – то, ведь, теперь и эта противоположность совершенно утратилась. Ведь именно «негритянский вопрос» сгладил классовый характер обеих партий и содействовал тому, что партийная группировка определяется теперь больше по географической территории, чем принадлежностью к тому или другому классу.

Так как именно негры – «по старой приверженности к своим освободителям» – голосуют почти все за республиканцев, то само собой понятно, что все элементы населения южных штатов, принадлежащие к «хорошему обществу», – будь то белые фермеры, крестьяне или помещики, промышленные или торговые предприниматели, мелкие буржуа или лица либеральных профессий, – все они голосуют за демократов. Другими словами, «господствующий класс», который в северных и средних штатах, быть может, склоняется больше к республиканской партии, в южных штатах принадлежит к партии демократической.

Наряду с этими географическими различиями крупную роль в группировке партий играют также и национальные различия эмигрантов. Ирландцы почти все целиком демократы: потому ли, что в качестве католиков они были оттолкнуты первоначально пуританской строгостью республиканцев или, быть может, потому, что они основались первоначально в Нью-Йорке, когда последний уже находился в руках демократов. Немцы же, напротив, сочувствуют преимущественно республиканцам: по мнению одних, потому, что из естественной оппозиции к ирландцам они искали «другой» партии, а, может быть, и потому – как с полным правом полагают другие, – что они в качестве фермеров поселились в средних и западных штатах, где уже укрепилось республиканское большинство, к которому они попросту и примкнули. Словом, как ни старайтесь, при всем желании невозможно теперь открыть определенной классовой окраски обеих больших партий Америки.

Своеобразный характер «больших» партий, как я пытался изложить на предыдущих страницах – их внешняя организация, отсутствие основных принципов, их социальная смешанность, – имеет решающее значение для интересующего нас здесь вопроса: именно, он очевидным образом влияет на внутренние отношения старых партий и пролетариата. И прежде всего в том направлении, что чрезвычайно облегчает возможность последнему принадлежать к этим традиционным партиям. Ведь, в них привыкли видеть не классовые организации, не защитниц специфически классовых интересов, а скорее совершенно индифферентные союзы для достижения целей, не чуждых, как мы видели, и представителям пролетариата (охота за должностями!), а поэтому даже и для «сознательного» рабочего не составляет sacrificium intellectus, чтобы примкнуть к той или другой из двух партий. К той или другой, говорю я, – ведь и рабочие также вступают в ту или другую партию, смотря по местным условиям.

И этот своеобразный характер старых партий не только определяет отношение к ним пролетариата, подобного какому нет ни в одном из европейских государств, но и обратно: он влияет существенно и на отношение партий к пролетариату, он создает между ними дружеские отношения, или вернее, поддерживает эти традиционно-добрые отношения.

В характере обеих партий, без сомнения, есть много действительно народного, и не в том только смысле, что каждая из них может указать в своей истории эпоху, когда она выступала на защиту «попранных» интересов какого-нибудь класса. В лавровом венке республиканской партии еще не завяли цветы, свидетели ее борьбы за освобождение рабов. Демократы выступали в качестве заступников эксплуатируемых фермеров и т. д.

Но гораздо важнее то, что и сейчас корни их организаций находятся в народной массе. Их «деятели», большая часть их «работников» («worker»), выходят из самых низших слоев народа и часто достигают высших ступеней партийных лестниц. Система, применяемая в католической церкви, оказывается и здесь действительной: основанная на чисто демократическом базисе, иерархия партийной организации обеспечивает последней доверие народа. Когда какой-нибудь простак кутит в трактире с «worker’ом», то он знает, что имеет дело со своим человеком, и что «босс» вышел из его рядов. А именно доверие, по моему мнению, является существеннейшим фактором для партийной организации. Оно несравненно важнее, чем самая лучшая программа. Так, например, огромная притягательная сила социал-демократии в Германии покоится в значительной части на доверии, питаемом массами к своим вождям, особенно к страдавшим за их интересы; отсюда продолжающееся и по сей день значение закона против социалистов как фактора, укрепляющего партию.

При этой, основанной на чувстве, симпатии между народом и признанными представителями партий нельзя обойтись без оговорок. Партии должны из предусмотрительности заботиться о том, чтобы поддерживать в массах хорошее настроение духа. Ведь успех их на выборах зависит от голосов широких масс. А пролетариату (как и всем низшим слоям народа) очень выгодно то обстоятельство, что две большие партии конкурируют между собой. Ведь из этого следует, что обе партии должны стараться всевозможными увертками – главным образом, конечно, уступками (по крайней мере, в некоторых вопросах) имеющему такой вес рабочему классу – заслужить или сохранить благоволение этого класса избирателей.

Чтобы вполне использовать это затруднительное положение господствующих партий, представители рабочих интересов стали применять в последнее время своеобразную «систему»: так называемую «System of questing candidats» (систему опроса кандидатов). Противники этой системы (приверженцы социалистических партий) презрительно называют ее «begging policy» (политика нищих)[81], но у широких масс организованных рабочих Америки она, по-видимому, пользуется большой симпатией. Заключается она в том, что представители интересов рабочих – следовательно, вожди профессиональных союзов и рабочих картелей – предлагают тщательно составленный список вопросов кандидату, рассчитывающему на голоса рабочих, и в зависимости от его ответов принимают решение: голосовать за него или нет.

Насколько мне известно, первоначально этой «системой» воспользовались в середине 1890 г. в Виннетке, в Иллинойсе (потому она и зовется системой Виннетки), и при этом не столько в целях защиты интересов определенной группы населения, сколько в надежде с ее помощью воспользоваться «всей совокупностью» мнимых выгод «прямого народного законодательства». В ней видели «систему, при посредстве которой народ может на практике применить принцип прямого законодательства без всяких перемен в писаной конституции штата или местной партии».