Александр Панцов - Дэн Сяопин

• Название: Дэн Сяопин
• Автор: Александр Панцов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-235-03602-4

Александр Панцов, известный китаевед, доктор исторических наук, профессор, автор нашумевшей биографии Мао Цзэдуна, представляет свою новую книгу — о преемнике «великого кормчего» — выдающемся реформаторе Китая Дэн Сяопине (1904–1997). На сегодняшний день это наиболее полное жизнеописание одного из крупнейших мировых лидеров второй половины XX века. Загадочная фигура творца «китайского экономического чуда», на практике доказавшего жизнеспособность «социализма с китайской спецификой», вот уже несколько десятилетий волнует умы на всех континентах; интригует общественность и сам феномен китайского коммунизма. Книга, основанная на ранее недоступных материалах из архивов России, Китая, США, в том числе хранилищ ЦК КПК и ЦК КПСС, написанная в живой и образной повествовательной манере, с экскурсами в историю и мифологию Поднебесной, несомненно, заинтересует как политиков, экономистов, историков, так и самый широкий круг читателей.

---

И Дэн, и его семья были вне себя. Ну никак у Патриарха не получалось оставаться за кулисами и, ведя, по сути, дело к кровавому конфликту, сохранять имидж «друга детей»228.

А Чжао как будто и дела было мало. Сразу после беседы с Горбачевым он собрал заседание руководства, на котором потребовал опубликовать заявление в поддержку студентов и дезавуировать статью, опубликованную в «Жэньминь жибао». Ли Пэн просто подскочил: «Да ведь основные положения… статьи взяты из речи товарища Сяопина… Их нельзя изменить!» Его поддержал Ян Шанкунь: «Исправление статьи нанесет ущерб репутации Дэн Сяопина»229.

После заседания конфликтующие стороны тут же поспешили позвонить Дэну. И тот потребовал всех к себе на следующее утро, 17 мая.

Это было решающее собрание. Чжао Цзыяна поддержал только Ху Цили. Раздраженный Дэн повторил по поводу студентов все, что уже неоднократно высказывал, добавив, что их цель — «установить буржуазную республику западного образца», но «если миллиард людей прыгнет в многопартийные выборы, мы погрузимся в хаос типа „всеобщей гражданской войны“, которую наблюдали во время культурной революции». «Если все это будет продолжаться, то мы окажемся под домашним арестом, — резюмировал он, после чего вынес решение: — Долго и мучительно размышляя об этом, я пришел к выводу, что нам следует ввести [в город] Народно-освободительную армию, объявив в Пекине, точнее в его городских районах [помимо пяти городских в большом Пекине имеется еще пять сельских районов], военное положение. Цель военного положения — раз и навсегда подавить беспорядки и быстро вернуться к нормальной жизни»230.

Ли Пэн, Ян Шанкунь и Цяо Ши по его поручению составили триумвират, который должен был вводить военное положение. Чжао же отказался принимать участие в подавлении студенческих волнений и в тот же вечер направил в ЦК партии свое прошение об отставке. (На следующий день он, правда, отозвал его, но это ничего не меняло: Дэн к тому времени уже отстранил его от власти231.)

Слухи о готовящемся введении военного положения распространились по городу уже через несколько часов. Во второй половине дня 17 мая на улицы вышли около 1 миллиона 200 тысяч человек — студенты, преподаватели, служащие и рабочие. Все выражали сочувствие голодавшим на площади и осуждали Дэна. Демонстранты несли плакаты: «Ты стар, Сяопин! Когда человеку переваливает за 80, он глупеет! Престарелое правительство — в отставку! Долой культ личности!»232

Понимая, что его карьера закончена, Чжао Цзыян открыто выступил на стороне студентов. Рано утром 19 мая на микроавтобусе он приехал на Тяньаньмэнь, чтобы встретиться с голодавшими. Ли Пэн старался удержать его, но когда понял, что этого не получится, присоединился к нему. Их сопровождали Вэнь Цзябао, кандидат в члены Секретариата ЦК и будущий премьер КНР, и Ло Гэнь, секретарь Госсовета. Ли Пэн скоро ретировался, а Чжао через небольшой мегафон обратился к студентам. Выглядел он усталым, и в его голосе звучало сострадание: «Мы пришли слишком поздно, простите, простите. Вы имели право критиковать нас». Он умолял студентов закончить голодовку, обещая решить все проблемы — возможно, не сразу, но постепенно233. Увы, он знал, что не в силах этого сделать.

Многие в толпе расплакались и в конце речи даже зааплодировали. Дэн, который видел всё по телевизору (встреча Чжао транслировалась), просто не мог совладать со своим раздражением. Вызвав Ян Шанкуня, он спросил его: «Ты слышал, что он говорил? У него по лицу текли слезы (на самом деле Чжао не плакал, и почему Дэн так сказал, неизвестно. — А. П.). Он изо всех сил пытался изобразить из себя жертву… С ним покончено». Старый друг ему поддакивал, а потом предложил Дэну и его семье в целях безопасности перебраться в Чжуннаньхай. Но Дэн отказался234.

Двадцатого мая в десять часов утра в городских районах Пекина было введено военное положение. Его объявил Ли Пэн. К 26 мая к городу было переброшено 400 тысяч солдат из всех военных округов страны235.

Студенты и сочувствующие им люди, как могли, выражали возмущение. Везде слышались крики: «Долой марионетку Ли Пэна! Дэн Сяопин — уходи!»236 На площади Тяньаньмэнь собралось не менее трехсот тысяч человек. А в разных районах горожане стали возводить баррикады, чтобы не дать возможности армейским частям войти в Пекин. События неумолимо понеслись к кровавой развязке.

Между тем глубокой ночью 27 мая Дэн собрал у себя в доме семерых ветеранов: Ян Шанкуня, Чэнь Юня, Ли Сяньняня, Пэн Чжэня, Дэн Инчао, Ван Чжэня и Бо Ибо — главных столпов партии, чтобы обсудить, кого сделать новым генсеком. Все, конечно, поинтересовались сначала его мнением. И он сказал: «Долго и тщательно сравнивая [кандидатуры], я пришел к выводу, что секретарь Шанхайского горкома Цзян Цзэминь — лучший выбор»237. На том и порешили. Через несколько дней, 31 мая, Дэн сообщил об этом Ли Пэну и Яо Илиню. При этом заявил, что сам «полон решимости уйти в отставку» и как только новое руководство завоюет авторитет, он не будет вмешиваться в его дела238. За несколько дней до того из США возвратился Вань Ли, который, быстро сориенти-.. ровавшись, поддержал Дэна и других ветеранов во всем: и в том, что касалось смены руководства, и во введении в Пекине военного положения.

А студенты тем временем продолжали готовиться к последней схватке. Один из их вождей, Ван Дань, хрупкий юноша в больших очках, еще 24 мая призвал всех оборонять площадь против «сил тьмы». Молодые люди стали вооружаться, кто чем мог, а студенты и преподаватели Центрального института искусств Пекина для поднятия их боевого духа соорудили на Тяньаньмэнь гипсовую статую Богини демократии, напоминавшую американскую Статую Свободы. Но постепенно число протестующих сокращалось, и к концу мая их осталось от семи до десяти тысяч239. Именно они и оказались один на один с армией в ночь на 4 июня.

Войска все-таки ворвались в город, невзирая на баррикады. На подступах к Тяньаньмэнь во второй половине дня 3 июня произошли кровавые столкновения. Танки прокладывали дорогу солдатам, врезаясь в толпы людей, военнослужащие стреляли на поражение. В ответ разъяренные люди забрасывали боевые машины бутылками с горючей смесью и линчевали отдельных солдат и офицеров, если те отставали от колонн. Улицы и проспекты, ведущие к площади, окрасились кровью, везде лежали тела погибших, стонали раненые, дымились подожженные грузовики и бронетранспортеры. Но защитникам площади пришлось отступить. К половине второго ночи 4 июня войска прорвались к Тяньаньмэнь и окружили ее. В течение трех с лишним часов через громкоговорители студентам монотонно повторяли приказ: немедленно очистить площадь. Большинство ее покинуло к пяти часам утра. Но несколько сотен осталось. Они тесно прижались друг к другу в центре площади у памятника героям революции и стали петь «Интернационал», однако через 40 минут и их вынудили уйти, выдавив танками. Размазывая по щекам слезы, студенты что есть силы кричали солдатам: «Фашисты! Долой фашизм! Бандиты! Бандиты!» Но солдаты их не тронули, только разрушили палаточный городок и снесли статую Богини демократии, после чего заняли всю площадь. А в это время другие военнослужащие прочесывали кампусы и улицы, разгоняли горожан и арестовывали активистов. В разных районах города в течение трех дней еще слышалась стрельба. Солдаты без предупреждения открывали огонь по любому скоплению людей240.

Дэн мог праздновать очередную победу. На этот раз — над молодежью собственной страны. По разным подсчетам, 3–6 июня в Пекине погибло от 220 до 2600 человек. Среди жертв случайно оказался и девятилетний ребенок.

ПЕРСОНАЛЬНЫЙ ПЕНСИОНЕР

Весь день 4 июня в Пекине моросил мелкий дождь. Но 5-го вновь выглянуло солнце и стало душно. На центральном проспекте Чанъаньцзе и окрестных улицах чернели остовы сгоревших машин, валялись куски арматуры, камни, велосипеды и мусорные тумбы, использовавшиеся при строительстве баррикад. В лучах солнца блестели бутылочные осколки. Тел погибших нигде уже не было видно, но пятна крови на сером асфальте еще чернели: небольшой дождь, шедший накануне, не смог их полностью смыть.

Большинство пекинцев сидели по домам, но те, кто осмеливался появляться на улицах, выглядели подавленными. Многие плакали и, глотая слезы, шептали: «Мы тебе этого не простим! Дэн Сяопин, ты убил детей!»241

Днем 5 июня по радио и телевидению было зачитано сообщение ЦК и Госсовета о подавлении в столице «контрреволюционного мятежа». О событиях в других городах ничего не говорилось, хотя демонстрации молодежи шли тогда в 181 городе. Волнения затихнут только к 10-му числу242.

Дэн тоже ни 4-го, ни 5 июня не выходил из дома и никого не принимал. Только после «наведения порядка», 6 июня, он встретился у себя в особняке с несколькими ветеранами, а также с Ли Пэном, Яо Илинем и Цяо Ши. Он был очень возбужден и то и дело заверял всех, что если даже иностранцы применят санкции, «китайский народ» не свернет с избранного пути. Его волновало, чтобы прошедшие события не затормозили экономические реформы, темп которых и так ослабел после «черного августа» 1988 года243. Уже тогда, в 1988-м, пришлось забыть о сокращении сферы планирования с 60 до 30 процентов и Ли Пэн, поддержанный многими ветеранами, принял даже ряд мер, направленных на ограничение рынка. Никто уже не вспоминал об органическом соединении планового и рыночного регулирования, обоснованном Чжао на XIII съезде, и экономика по-прежнему двигалась по двум колеям, из которых плановая все еще считалась основной, а рыночная — дополнительной; взаимопроникновение плана и рынка оставалось в основном фрагментарным. В сентябре 1988-го Ли Пэн, Яо Илинь и другие руководители Госсовета разработали программу нового урегулирования, которую тогда же принял 3-й пленум ЦК партии тринадцатого созыва244.