Роберт Паль - И на земле и над землей

• Название: И на земле и над землей
• Автор: Роберт Паль
• Издательство: КИТАП
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-295-05734-2

Эту книгу составили в основном новые произведения писателя. Исторический роман «Из тьмы забвенья» впервые открывает читателю древнюю эпоху еще дорюриковской Руси, воскрешает ранее неизвестные страницы ее сложной истории, эпические, полные величия и трагизма деяния наших далеких предков.

Своеобразны по языку, тематике и духовно-нравственному наполнению повести «Человек веселый», «Оглянусь — постою. Постою — подумаю…» и другие.

---

Мечта отца Заряна была дорога и Ягиле. Ну что с того, что русич Иоанн составил свою азбуку для греческих попов, которые придут к славянам и русичам и станут читать им свои книги на их родном языке? Придут ли еще, и станут ли еще, а вот самим русичам это потребно крайне. Будут, будут и у них свои книги!..

Зимой собирались у него в доме. Детей из других семей рода Ягила привечал тоже, и их успехи радовали его не меньше, чем растущее умение собственных.

Родители иных, отпуская к нему своих чад, поначалу только посмеивались:

— Ну, ладно, пусть займутся там чем-нибудь. А то наши, пока мы в поле были, чуть избу не сожгли!

А когда те через несколько месяцев принесли им листочки все той же бересты с их собственными именами, долго не могли поверить, что слышимое можно вот так запечатлеть и потом когда-то, глядя на эти черточки и завитки, повторять снова и снова.

— Ой, а чистое ли то дело? — всполошилась одна баба, прибежав к Ягиле. — Если порча какая или колдовство, то…

— А хочешь, я и тебя научу писать? — едва не рассмеялся Ягила. — Вот возьмем, к примеру, твое имя. Нам потребуются буквы…

— Ой, ой, не моги, Ягилушка! Не моги! Я лучше мужика пришлю. Вот его и…

Убежала. Пришел ее муж, конфузливо помялся у порога и говорит:

— Запечатлей меня, я не боюсь.

Ягила исполнил. Показал написанное, прочел по буквам:

— П-р-о-ш-к-а… Писание — это отнюдь не заклятие, не чарование, не гадание. И не колдовство. А грамота!

Прошка повертел в руках обрезок бересты, понюхал, подумал и спрашивает:

— А что еще можно запечатлеть?

— Все, брат. Все, что око видит и ум слышит. Придет время, когда все наши люди будут уметь писать и честь написанное. Книги свои будут. И мы, как пчелы на цветы, будем поспешать к ним за медом мудрости книжной. А начинается все это ныне, с наших с тобой чад.

— Ну, если как пчелы… если мед… Однако…

Не удержалась, встряла в мужской разговор и Милица:

— Ну, и ты, Прось, туда же! Разве такое может быть, чтобы старейшина рода, умнейший человек, отец семейства взялся портить наших детей? Подумай и рассуди. Грамота им дорогу откроет, новую жизнь даст. Увидишь сам, потерпи.

— Дорогу — это хорошо. А вот другую жизнь — не надо. Дайте сперва эту прожить, — едва не захныкал здоровый дядька. — Он у нас один мужик. Кто без него мне в поле помогать будет?

Посмеялись, выпроводили окончательно сбитого с толку родовича и решили: ну, все, не отпустит он больше сюда сынишку. Однако — ничего, ходит по-прежнему, учится прилежно, не иначе княжеским посадником или тиуном решил стать…

Бывая в Киеве, Ягила не уставал удивляться и радоваться богатству киевского торга, не иначе сам Белес взял его под свой божественный покров.

Не говоря уже о других товарах, к которым он успел привыкнуть, сколько тут всевозможных изделий ремесленников из предградья! С виду неприглядный муравейник из лачуг и землянок, а поди ж ты — и среди них находятся отличные мастерские, где трудятся превосходные мастера. И не только кузнецы, гончары, усмари, сапожники, но и ювелиры и оружейники, чей дорогой товар расходится по всей Руси.

Многое делается ими по личным заказам и, естественно, на торг не поступает. Многое вывозится в другие страны, где их знаменитые мечи и драгоценные украшения для женщин хорошо знают и всегда ждут.

Молодцы, молодцы кияне! Слава вашим золотым рукам!

В тот раз, походив среди их столов и лавок, Ягила направился к церквушке — закупить для дома восковых свечек, которые продаются только тут. В прошлую зиму их привез отсюда Добрец, и всем они очень понравились.

— Ну и что за беда, что церковные? — как бы оправдывался он. — Лишь бы светили, а свет, он и есть свет.

Тогда Ягила недовольно поморщился, но промолчал. И вот жены попросили купить опять, как откажешь?

Церковка небольшая, не то что в Суроже или в Хорсуни, где это настоящие храмы. После того, как окрестились Аскольд с Диром и приехали греческие священники, Христову веру их приняло и несколько десятков русичей. Еще давно ему бросилось в глаза, что на свои моленья они приходят дружно, но как-то уныло, низко опустив головы, боясь посмотреть по сторонам.

Чего боятся? Своих земляков, что могут и засмеять, и закидать гнилыми овощами или тухлыми яйцами? Это случается. И сам он не раз куражился над ними.

Чего стыдливо да уныло? А не любит их новая вера веселого и жизнерадостного человека. Грех! Запутала придуманным адом, в котором их вечно будут варить в котлах и сжигать в огне. Тело-то в могиле, выходит — душу будут жечь и варить, да она ведь без плоти! Ну не чудаки ли?!.

Хотя — чужие боги-то, кто же их знает? Со своими проще и понятнее — с ними русичи в кровном родстве, ибо внуки Даждьбога. Ничего плохого родовичу они не сделают. И русичи их ни о чем не просят, те сами, ценя их любовь и верность, когда надо придут на помощь. И ада у них для русичей нет. Если прожил жизнь недостойно, просто не возьмут к себе в Ирий, и сгинешь ты в холодной мрачной Нави, будто тебя и не было.

А какой прекрасный у русичей рай! Если ты жил по законам Прави и шел ее путем, значит, ты жил праведно и по смерти тут, на земле, обретешь новую жизнь в Сварге синей. Там, рядом с богами и пращурами, все почти так же, как и на земле: и солнце, и дождь, и сады, и степи вольные с травами злачными и водой живой. Нет только болезней, старости и смерти. Там и жито жнут, и снопы свивают, и говяд во степях водят. Ну не может русич и в раю без дела! Тем более что жизнь та — вечная.

Кабы не знали всего этого те новокрещены, можно было бы и простить. Но ведь знают! А раз знают, как простить такое?

Пробил, проплакал свое одинокий колокол — и опять потянулись сюда эти странные люди. Все больше — женки, все в черном, как черные галки, глаза — долу, повинные головы — ниц. Все равно что рабы-кабальники к хозяину на расправу. И в чем повинны, за что — под бичи?

Было меж них и несколько мужей. Тоже черных и бессловесных. Исключая одного, что, как гусак, возвышался над всеми, бойко вертел маленькой головкой и посверкивал горящими очами. Все перепалки, возникавшие тут, начинались с него. Ты ему — слово, он тебе в ответ — десять. Так горел любовью к своим новым богам, что готов был вцепиться в тебя за любое пустое слово.

Вот и сейчас — стоило Ягиле заметить, что зря чужих богов взяли: были гордыми и славными русичами, а стали рабами-кабальниками без роду-племени, как тот с криками «горбун!», «диавол!» кинулся на него, вцепился в бороду. Что было делать? Хоть и говорят их боги: «Люби врагов своих», — не стерпел. Но тот — прежде. Вот и помял малость, а потом раскрутил в воздухе и забросил далеко за церковную изгородь во двор.

Другие мужи тоже подступили к нему, но на этот раз он не стал дожидаться их подлой гнеси[41] и покидал туда же. Сбежавшиеся отовсюду люди уже готовы были спалить церковь, но тут явились варяжские дружинники, и после короткой стычки все разошлись.

Поднимаясь обратно на гору, Ягила еще долго слышал за спиной гусиный клекот рассерженных христиан и истошные крики его недавнего противника:

— Эй, горбун, у тебя черт на спине сидит! Вернись, я его колом с тебя сгоню!

Поддержанный ставшими вдруг крикливыми и боевитыми женками потрясал кулаками:

— Я тебя запомнил, горбун. Ты давно, аки зверь рыкающий, кидаешься на нас. Но мы тебя утишим, так успокоим, что собственными словесами подавишься, дикарь, скиф, варвар[42].

Всю дорогу до самого дома переживал Ягила этот пустячный случай. Даже не сам случай, а то, из чего он проистек и что еще может проистечь впредь.

Сразу как-то сам собой вспомнился рассказ отца Заряна о расколе, произошедшем среди братьев ириан. А ведь тоже из-за того, что кому-то очень захотелось поменять веру отцов. Поменяли, и к чему то привело? Почти две тысячи лет две части одного народа воевали друг с другом, пока не истощили себя вконец и не оказались под бичами соседей.

Вот и на Руси начинается подобное. Византия — давнее, многоопытное и злое государство. Она хорошо научилась раскалывать и стравливать племена, чтобы потом брать их под свои бичи.

Взять тех же готов, которые, став христианами, принялись в честь своих новых богов крестить на крестах славян. И крестили так люто, что не стало у нас самых славных князей наших.

То же и с другими: приняли армяне их веру — и захлебнулись в крови. Разрушили ромеи их мольбища, уничтожили святые места, а жрецов и волхвов заперли в храмах и сожгли заживо.

А с какой кровавой лютостью искореняют греки любое малое иноверие в собственной вере!

И в Русь уже запустили греки свои коготки. Начали с варягов, а думают захомутать всех русичей. Как и всюду, впереди идут попы с крестами, а следом пойдут их воины с мечами. А те уже на нашей земле. Вся Таврия под их сапогом. Скоро увидим и на Дону, и на Днепре, где варяги и хазары их союзники и наймиты.