Джефф Дайер - Влюбиться в Венеции, умереть в Варанаси

• Название: Влюбиться в Венеции, умереть в Варанаси
• Автор: Джефф Дайер
• Издательство: РИПОЛ классик
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-386-01750-7

Действие свежего, эклектичного и дерзкого романа Джеффа Дайера «Влюбиться в Венеции, умереть в Варанаси» разворачивается в двух разных городах — гедонистической Венеции и иррациональном Варанаси. По сути, это отдельные новеллы, тонко связанные между собой почти невидимыми нитями. Два английских журналиста сорока с лишним лет пребывают в поисках любви и экзистенциального смысла. Оба так или иначе находят искомое. Оба шокируют своей откровенностью.

Этот изысканный и ни на что не похожий роман, исследующий темы любви, отношений между полами, искусства, смерти и духовности, подтверждает репутацию Дайера как одного из самых одаренных и оригинальных британских писателей.

---

Он раскинул руки. Жест получился довольно неопределенный — не то красуется, не то плечами пожимает.

— Рубашка хороша.

— Спасибо. Вижу, мне придется вытаскивать его из вас по кусочкам, но это моя любимая рубашка. Она такая…

— Голубая?

— Нет.

— Мятая?

— Эээ… нет. Хотя да, можно было складывать поаккуратнее. Нет, я искал слово… «мужественная», что ли. Извините, мне не следовало это говорить. Вы и так к этому шли.

— Неужели? Я-то думала, я иду к «дешевая с виду».

— Так это и есть синоним к «мужественная». Вот ваше платье как раз выглядит дорого.

— Что, в свою очередь, есть синоним к…

— Именно.

Ого, он уже ловил все на лету. От былого паралича не осталось и следа. Если Джефф что и чувствовал сейчас, так это чрезмерную самоуверенность.

— Пятьдесят долларов, эконом-магазин.

— Да что вы! А смотрится так, будто стоит, ну, не знаю, вдвое дороже.

К ним подплыл официант.

— Желаете беллини? — галантно вопросил Джефф.

Они поменяли свои пустые бокалы на полные. Покончив с этими вводными упражнениями, они заговорили о биеннале, о том, кто где остановился и насколько. Она улетала в воскресенье. Джефф разглядел ее поближе. Родинка на скуле, сережки (маленькие, золотые), довольно полные губы.

Тут к ним обернулись Фрэнк и ее подруга.

— Мы идем посмотреть, не даст ли нам аудиенцию Брюс Нойман[37]. Пойдете с нами?

Фрэнк явно обращался к ним обоим. В других обстоятельствах Джефф не раздумывая воспользовался бы шансом приблизиться к такой величине, но сейчас — хотя он заставил себя промолчать — каждая молекула в нем вопила «мы останемся тут, спасибо Фрэнк».

— Мы останемся тут, — сказала Лора.

— Мы скоро вернемся, — сказала ее подруга.

— Как зовут вашу подругу? — осторожно спросил Джефф, провожая глазами Фрэнка.

— Ивонн.

— Ивонн… ну да. Разумеется.

Облегчение от возможности побыть немного наедине с Лорой было таким сильным, что у него снова отнялся язык. Как было бы славно вернуть разговор к ее платью и его рубашке и прочим метонимам — если это то самое слово — женственности и мужественности. Вместо этого он довольно тупо спросил, чем она занимается.

— Работаю в галерее, — отвечала Лора.

Внезапное желание немедленно перебраться в Лос-Анджелес вновь дало о себе знать. Боже, что же у него за жизнь, если он готов вот так, с полуоборота, все перечеркнуть? Хотя, возможно, дело в том, что «все» здесь на самом деле значит «ничего».

— А вы? Что вы делаете?

— Я журналист. Фрилансер. Если бы это была нормальная работа, я бы ее бросил и занялся чем-то еще, но фриланс, увы, и есть то самое «что-то еще», чем занимаешься, когда бросишь работу, так что возможности у меня довольно ограниченны. Или так, или никак — хотя одно от другого подчас не слишком отличается.

— А я вот как раз бросаю работу. Хотя галерея пока об этом не догадывается.

— А почему? Что случилось?

— Я отправляюсь путешествовать. Делаю то, что обычно делает молодежь в двадцать лет. Только я — с опозданием лет на десять.

Ага, он был прав, ей тридцать один или тридцать два. Ничто сегодня не может укрыться от него. Ей-богу, таким проницательным он не был уже много лет.

— И куда же вы едете?

— А, куда все, туда и я. Юго-Восточная Азия, Индия.

Да что же с ним такое! Через две минуты после Лос-Анджелеса он уже был готов продираться с рюкзаком через джунгли Вьетнама, Камбоджи и Таиланда. Ну да, если никакой более достойной цели у тебя нет, поневоле хватаешься за каждую проплывающую мимо соломинку. Скажи она, что подумывает о переезде в Румынию, он и тут был бы «за». Ну, или на Марс, чего мелочиться.

— А вы уже бывали в Индии? — спросил он.

— Однажды. В Гоа и Керале. На этот раз я хочу в Раджастан и Варанаси, который Бенарес.

— Одно и то же место, да?

— Да.

— Санскрит, так? «Наси» — место; «вара» — много. Место, у которого много имен.

Она рассмеялась. У нее были идеальные зубы, довольно крупные, — настоящие американские зубы.

— Понятия не имею, потрясающе это или натуральное «бен» как «полное» и «арес» как «дерьмо». Возможно, сразу и то и другое, как оно часто бывает.

Они еще раз чокнулись. Джефф смотрел, как ее губы касаются краешка стекла, смотрел, как она пьет. Ни тени розового не осталось на бокале — она не пользовалась губной помадой. Он глотнул из своего, и это простое действие сразу же вернуло ощущение жары, от которой должно было принести облегчение.

— Бог мой! — сказала она. — Какая невыносимая жара.

Она прижала холодный бокал ко лбу. Взгляд Джеффа скользнул вдоль гладкой подмышки. Стекло оставило на лбу несколько бисеринок влаги.

— Завтра, очевидно, будет еще жарче.

Он не хотел сказать ничего такого этим метеорологическим комментарием, но в нем прозвучал смутный намек на более тонкую ткань, осыпающиеся лепестки одежды, влагу пота. Белье, нагота… Жара.

— На самом деле все не так. У меня в отеле не говорят «жара» — это «’ара». А завтра у них будет «’арче».

— ‘Ара будет еще ‘арче?

— Именно.

— Куда же еще. Мне и так сдается, что здесь все испарится еще до наступления утра.

Ничего невозможного в этом явно не было. Очень легко представлялось, что просыпаешься утром — и обнаруживаешь этот полузатонувший город пустым и по щиколотку в гнусно пахнущей грязи: широко раскинувшееся ничто на месте лагуны, влажная бурая пустыня и последние рыбы, трепыхающиеся и хватающие ртом воздух. Хотя, с другой стороны, можно будет наконец-то вычистить каналы и хорошенько отремонтировать фундаменты зданий. Удивительно, что ничего подобного еще не сделали в порядке арт-проекта, вроде знаменитых «оберток от Христо»[38]. Если бы все это носило временный и обратимый характер, получился бы отличный аттракцион для туристов.

— …писать очень интересно, хотя… — говорила тем временем Лора.

— Да нет, какая это литература, это так…

Он пожал плечами и замолчал, гадая, есть ли у него при всем словарном богатстве английского языка шанс закончить предложение не тем термином, который вертелся на языке. Увы, шанса не было.

— …хренотень какая-то, — покорно закончил он.

За это время слово успело созреть, набрать вес и вырваться наружу с двойным смыслом — характеристикой его работы в целом и осознанием того ужасного факта, что никакой альтернативы у него нет.

— А, хренотень, — засмеялась она. — Самая суть англичан.

— Факт, у вас есть свобода и стремление к счастью. У нас… сплошная хренотень.

— Вы пишете о биеннале?

— Да. Вы знаете такую певицу, Ники Морисон?

— Дочку художника Стива Морисона?

— И Джулии Берман, которая, кстати, должна быть где-то здесь. Мне нужно взять у нее интервью и выманить ее портрет, сделанный Морисоном. В графике. Издатель журнала, на который я работаю, просто чокнулся на этой картинке, хотя в глаза ее не видел.

— А что в ней такого особенного?

— Понятия не имею.

На этой ноте у Джеффа снова пропал дар речи. Абсурдность его работы, всей этой хренотени, которую он вынужден писать, затопила его целиком и неизбежно пролилась бы наружу, рискни он сказать еще хоть слово. И снова она пришла ему на помощь:

— Но вы же пишете в основном об искусстве?

— На самом деле нет. Я вообще по визуальной части слабоват.

Это был его главный козырь. Он заготовил его еще до поездки в Венецию, решив, что сделает из него главную шутку биеннале, которую можно будет повторять при каждом случае. Правда Джефф совершенно не рассчитывал, что сможет опробовать его в таких идеальных обстоятельствах.

— Да и я не очень, — сказала она.

О нет! Она была совершенно серьезна и сказала именно то, что хотела сказать. Она даже не поняла, что он шутит. Патологически искренняя калифорнийка в чистом виде. Его разочарование было столь очевидным, — возможно, он даже опять шевелил губами, беззвучно проговаривая свои мысли, — что Лора со смехом ткнула его в плечо.

— Шучу, — на всякий случай объяснила она.

Джефф был сражен наповал. Она не только выдержала его лучший удар, но и легко парировала, заткнув его за пояс.

— Извиняюсь. Как я уже говорил, я только что приехал и еще не вошел в ритм.

— Все в порядке. Отмотаем назад. Итак, вы пишете в основном об искусстве?

— Иногда. Знаменитости. Интервью. Очерки. Статьи. Вся обычная…

— Хренотень?

— Да вы ловите на лету. Жили когда-нибудь в Англии?

— Лондон. Стрэтфорд. «Буря»[39]. Оксфорд. Котсволдс. Портобелло-роуд. Хокстон. На все — полтора дня.

— Ну, думаю, вы все успели. Страна-то маленькая.

— Но передвигаться по ней довольно трудно.

— Глупо даже пытаться. Особенно по воскресеньям. Сталкивались небось с табличками «Строительные работы» и «Служба замены транспорта»?