Джефф Дайер - Влюбиться в Венеции, умереть в Варанаси

• Название: Влюбиться в Венеции, умереть в Варанаси
• Автор: Джефф Дайер
• Издательство: РИПОЛ классик
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-386-01750-7

Действие свежего, эклектичного и дерзкого романа Джеффа Дайера «Влюбиться в Венеции, умереть в Варанаси» разворачивается в двух разных городах — гедонистической Венеции и иррациональном Варанаси. По сути, это отдельные новеллы, тонко связанные между собой почти невидимыми нитями. Два английских журналиста сорока с лишним лет пребывают в поисках любви и экзистенциального смысла. Оба так или иначе находят искомое. Оба шокируют своей откровенностью.

Этот изысканный и ни на что не похожий роман, исследующий темы любви, отношений между полами, искусства, смерти и духовности, подтверждает репутацию Дайера как одного из самых одаренных и оригинальных британских писателей.

---

На какое-то мгновение мы смолкли, а потом нас как прорвало. Стоило нам поддаться этому долго копившемуся приступу хохота, и остановиться было уже невозможно. Франческа сидела перед нами, ошарашенная и сконфуженная, в ожидании объяснения, но мы были не в состоянии даже попытаться его дать, не приумножив уморительности этой ситуации. Когда же объяснение наконец последовало — со стороны Лалин, — Франческа восприняла его добродушно (ну почти), однако грех уже был совершен: мы преступно объединились против новичка, исключили ее из нашего круга, и все это веселье — чудовищное, всепоглощающее и абсолютно безудержное — было целиком и полностью за ее счет. Она и так не планировала задерживаться в Варанаси, а наша едва прикрытая паранжой телячья хохма уж точно не вдохновила ее остаться здесь подольше.

У Лалин, так же как у меня и у Даррелла, не было пока дальнейших планов. Что меня крайне радовало. Когда маешься одиночеством, встреча с приятными тебе людьми может увлечь не меньше, чем влюбленность. Даррелл сразу мне понравился, но сейчас все было даже еще лучше по той простой причине, что нас стало трое. Я никогда особо не любил общаться с друзьями один на один, когда ты вынужден играть в одни ворота. В компании из двух человек рано или поздно все обязательно сводится к разговору «по дуплам» — не ради того, чтобы приподнять «покров телятины» над какой-то важной, но скрытой от глаз истиной, а просто чтобы не дать разговору затухнуть. Когда же вас трое, он не может затухнуть, потому что мяч «всегда в игре». А так как все мы жили в одном отеле, то никогда не условливались о встрече. Но все равно сталкивались друг с другом у гхатов, в «Лотос-лаунже» или, если уж мы совсем разминулись, на террасе «Вида на Ганг». В результате наши отношения носили оттенок счастливой случайности, без конца продлеваемой и обновляемой.

Среди путешественников есть такой негласный договор — не расспрашивать друг друга о том, кто чем зарабатывает на жизнь. В результате ты поневоле становишься крайне любопытным и по тому, как с ними обстоят дела сейчас, пытаешься вычислить, чем же они занимаются или занимались дома. (Я уже не помню, как мне удалось узнать, что Даррелл занимался пром-дизайном, но так как я понятия не имел, что это такое, подобная информация мне мало что дала.) Лалин была исключением из этого правила, уже на третий день проговорившись, что работает на телевидении, на компанию, занимающуюся производством телепрограмм, и просто взяла отпуск, чтобы попутешествовать по Индии.

Как-то раз, проведя все утро на гхатах и в переулках, она выступила с идеей сериала из шести частей.

— Это будет телевизионное реалити-шоу, — сказала она. — Кто-нибудь из Департамента здоровья и гигиены приезжает в Варанаси, чтобы насадить тут британские стандарты. В первой серии он занимается своим делом, инспектирует и так далее. А потом, на протяжении остальных пяти, мы наблюдаем, как у него постепенно едет крыша.

Мы сидели втроем на террасе и пили пиво перед ужином. Мы чокнулись и выпили за ее идею. Я рассказал им про «Varanasi Death Trip», и мы снова чокнулись — на этот раз за мой прожект. Вот с такой же мелочи, наверное, началась когда-то британская Ост-Индская компания. От пары бутылок «Кингфишера» до основания Британской империи — как гигантского механизма эксплуатации и наживы — был всего один шаг, казавшийся исторически неизбежным.

Другой схожий приступ предпринимательского энтузиазма случился, когда мы нашли местечко возле Шивала-роуд, где можно было купить пива по семьдесят рупий за бутылку. В отеле оно стоило двести, и эта накрутка была вполне разумной. Из-за многочисленных храмов, расположенных по соседству с Асси, нигде в округе нельзя было продавать алкоголь, и каждый заказ пива предполагал специальную доставку. А тут три по цене одной — перед таким соотношением было невозможно устоять, так что, когда мы с Дарреллом открыли это место, перед нами тут же встал вопрос покупки оптом. Мы наткнулись на него случайно, привлеченные толчеей тел, выглядевших так, словно они покупают тут крэк. На самом же деле они отоваривались крепкими напитками через крошечный проем в массивной дверной решетке. Соседняя дверь оказалась не столь укрепленной, и в этом более мирном ларьке продавали пиво. На следующий вечер мы вернулись и купили по десять бутылок каждый, после чего, позвякивая, поехали на рикше в отель и набили ими свои холодильники. При таком раскладе мы могли бы продавать другим гостям отеля пиво по двойной цене, что все равно бы было на шестьдесят рупий дешевле, чем у отельных мальчишек. А запустив эту аферу, могли расширить поле деятельности.

— Рэкет!

— Азартные игры!

— Лодки!

— Трава!

— Шлюхи!

— Гирлянды из ноготков? — кротко вставила Лалин.

— К дьяволу ноготки. Кремации — вот на чем в этом городе можно сделать большие бабки!

Еще нас объединяла неприязнь к хиппи, собиравшимся на ступенях возле гхата Асси. Иногда я видел, как они ковыляли по улице туда, где, видимо, жили, — или оттуда, — но именно там, на ступенях, они проводили почти все свое время. Они шествовали медленно и плавно, словно сама идея спешки или срочности свидетельствовала о пребывании в ловушке самых низменных аспектов их текущей инкарнации. От местных садху[156] они переняли манеру восседать с отсутствующим видом, словно в состоянии высшей осознанности, некой мудрой отупелости, просветленности на грани ступора. Укуренность была здесь очень кстати, и хотя я никогда не видел их курящими, несложно было догадаться, что они весь день на чем-нибудь торчат.

Одна из женщин в их толпе была на самом деле крайне привлекательной — вернее, была бы таковой, если бы не ее грязное покрывало и тщательно культивируемое убожество облика. У нее были лучистые глаза, оливковая кожа, дредлоки (разумеется!) и тонкие лодыжки. Приоденься она хоть немного — не обязательно в дизайнерский наряд, а просто в обычный повседневный прикид международного путешественника — да еще помой голову, и ни один мужчина не прошел бы стороной. И пусть бы в ней осталось чуточку той дикости, что перевешивала в ней сейчас все остальное. Не нужно было большой фантазии, чтобы представить ее студенткой выпускного курса Нью-Йоркского университета, зажиточной еврейской барышней, увлекающейся йогой, питающейся только сырыми овощами и быстро соглашающейся на анальный секс. Стоило мне это представить, как вся ее аура дикости куда-то подевалась: на самом деле в ней не было ничего жестокого или брутального. Ну да, она была грязна до крайности, но за всем этим стояли прежде всего кротость и покорность. В ней было что-то туповатое, как у всех новообращенных в какой-нибудь культ, — счастливая удовлетворенность и полное принятие той роли, которую она подписалась играть.

То, что я тут же выложил все это Лалин, немало говорит о наших отношениях. Шутка про анальный секс принадлежала, кстати, тоже ей. Мы были друзьями, а друзьям положено друг друга развлекать. Она была невероятно хороша собой, но мы были просто друзьями, так же как мы с Дарреллом были просто друзьями — хотя, как потом оказалось, не в том же смысле, в каком они с Дарреллом тоже были друзьями.

Есть такие мужчины, которые, даже не стараясь никого привлечь, всегда оказываются с красивыми подружками. Просто все так складывается. Я не имею в виду успешных и амбициозных типов, для которых желание добиваться того, чего они хотят, вполне естественно, которые коллекционирует женщин просто в силу своей ненасытности. Нет, тем, про кого я говорю, часто даже не хватает драйва и амбиций. Возможно, отсутствие этой самой старательности, пробивного начала в мирских и сердечных делах как раз и составляет неотъемлемую часть их обаяния.

Не считая одного-единственного случая — настолько исключительного, что я тогда вдруг почувствовал себя совершенно другим человеком, — я никогда не относился ни к чему с посылом «будь что будет», практически гарантирующим, что это обязательно произойдет. Не имея желания — или, пожалуй, лучше сказать, тщеславной тяги — усиливать свою привлекательность, не стараясь культивировать то, что делает мужчин привлекательными, я никогда и не был привлекательным для женщин. И большинство других мужчин были точно такими же. За вычетом чего остается лишь горстка расслабленных, нередко продвинутых в йоге, не слишком забавных и часто напрочь лишенных тщеславия типов, к которым красивые женщины так и льнут. Даррелл бы как раз из таких, да еще с одним немалым плюсом — чувством юмора. Единственное, чего ему недоставало, — настолько, что чуть ли не опровергало всю мою теорию, — была подружка.

С ним было легко. Мне нравилось проводить с ним время. Он был отличной компанией. Я прекрасно видел, что для женщины все это могло само собой перерасти в желание. И Лалин это тоже видела. Так что у меня был шанс воочию убедиться в доказательности собственной теории.