Дэвид Мёрфи - Что знал Сталин

• Название: Что знал Сталин
• Автор: Дэвид Мёрфи
• Издательство: Рейтар
• Жанр: История
• Год: 2009
• ISBN: 5-8067-0047-X

Эта книга написана разведчиком высочайшего класса: ее автор Дэвид Э. Мерфи с начала 1950-х до 1961 года был резидентом ЦРУ в Западном Берлине, в 1963–1968 годах руководил Советским отделом ЦРУ. Нет смысла объяснять, что в американской разведке это направление считалось важнейшим, так же как американское — в КГБ. Теперь Дэвид Э. Мерфи предстает перед нами как историк — глубокий, объективный и вдумчивый исследователь деятельности советских разведок в 1939–1941 годах. Известно, что истинные профессионалы разведки относятся друг к другу с большим уважением — даже если их службы, мягко говоря, не являются союзниками.

Дэвид Э. Мерфи В 1963–1968 гг. руководил советским отделом ЦРУ, который в те времена был важнейшим в американской разведке. В своей книге Дэвид Э. Мерфи с профессиональной точки зрения оценивает деятельность советских разведок с 1939 по 1941 год. Дэвид Э. Мерфи был в СССР пять раз: в 1987, 1993, 1994, 1995, 2000 году. Работал в соавторстве с генерал-лейтенантом С. А. Кондрашовым при написании книги «Поле битвы — Берлин» о деятельности ЦРУ в Берлине. Полная биография Сергея Александровича Кондрашова приведена на сайте СВР. Вот некоторые выписки из неё.

С октября 1953 года по 1955 год С. А. Кондрашов — 1-й секретарь посольства СССР в Великобритании, и.о. резидента. Это назначение было прямо связано с его предстоявшей работой со знаменитым советским агентом Джорджем Блейком, который в те годы занимал в британской разведке (SIS) должность заместителя начальника отдела, внедрявшего подслушивающую технику на советских объектах.

---

Утверждение, что Берия не принял бы самостоятельно решение о казни 28 сентября, поддерживает то, как он действовал в отношении других людей, приговоренных к смертной казни. Это были заключенные, чьи приговоры все еще требовали утверждения военной коллегии Верховного суда СССР и Центрального Комитета ВКП(б), прежде чем НКВД могло привести приговоры в исполнение. 15 ноября 1941 года Берия послал совершенно секретную служебную записку № 2865/с Сталину, в которой объяснял ситуацию и просил, чтобы НКВД было дано разрешение возобновлять расстрелы приговоренных к смертной казни. Он также просил, чтобы в будущем особые совещания НКВД имели право разбираться с делами по серьезным преступлениям и выносить соответствующие приговоры до смертной казни. Такие решения особых совещаний считались бы окончательными. В течение двух дней Сталин издал постановление Государственного Комитета Обороны, разрешающее практически слово в слово те действия, которые запрашивал Берия. 39 января 1942 года Берия направил Сталину список сорока шести лиц, большинство из которых было арестовано в апреле — июне 1941 года. В него были включены генералы ВВС РККА, которые воевали в Испании и были тесно связаны с теми, кто был расстрелян 28 октября: генерал-лейтенант авиации Константин Гусев, командующий ВВС Дальневосточного фронта, генерал-лейтенант авиации Евгений Птухин, командующий ВВС Киевского особого военного округа, генерал-лейтенант авиации Петр Пумпур, командующий ВВС Московского военного округа, генерал-майор авиации Эрнст Шахт, заместитель командующего ВВС Орловского военного округа, и другие.

На просьбу Берия Сталин ответил: «Расстрелять всех, указанных в данном списке». На заседании 13 февраля 1942 года особое совещание НКВД приговорило всех к смертной казни, и 23 февраля, в День Красной Армии, они были расстреляны. [543]

А что же стало с тремя главными участниками тех событий, которые описаны на этих страницах? Павел Михайлович Фитин прошел всю войну как руководитель внешней разведки НКВД/НКГБ. Его управление больше концентрировало свои разведывательные усилия на сборе информации в союзных и нейтральных странах, чем в тех странах, которые были оккупированы Германией. Его самые продуктивные резидентуры были в Лондоне, Нью-Йорке, Вашингтоне и Оттаве. Без сомнения, лондонские агенты были лучшими источниками по планированию послевоенной оккупации Германии, которая уже являлась главным интересом для Сталина. Они также предоставляли информацию по атомному оружию, теме, которая к 1944–1945 годам была увеличивающейся заботой Сталина, и которой люди Фитина отдавали высший приоритет. Как указал историк Дэвид Холлуэй, «советская разведка имела ясную общую картину Манхэттенского проекта». В феврале 1945 года нарком государственной безопасности Меркулов, все еще начальник Фитина, доложил Берия, что «исследования ведущих английских и американских ученых показали, что создание атомной бомбы является осуществимым». К июню 1945 года источники Фитина предоставили детали по плутониевой бомбе, которую вскоре должны были испытывать. Успех этого испытания, проведенного в июле в Нью-Мексико, убедил Сталина в стратегической важности атомной бомбы. [544] Однако 15 июня 1946 года «архитектор» тайного добывания программ, которые сделали эти знания доступными для советских ученых, начальник внешней разведки Фитин в ускоренном порядке был отстранен от должности и направлен в распоряжение Управления кадров министерства государственной безопасности СССР.

Почему? К середине 1946 года Фитин стал очень опытным и эффективным руководителем разведки. Его заслуги во время и в конце войны были выдающимися. Он никогда не ввязывался в игры политической власти, которые могли вызвать раздражение Меркулова, Берия или Сталина. Он знал свое место и принимал его как хороший сталинский бюрократ. Тем не менее, в последние недели перед германской агрессией он без сомнения стал занозой в креслах Берия и Сталина. Соответственно, в марте 1946 года, когда СССР отбросил пролетарское наименование «народный комиссариат» и создал новые «министерства» по западному образцу, они, похоже, узрели свой шанс. Казалось логичным, что бывший начальник военной контрразведки Виктор Абакумов, который теперь стал министром госбезопасности, должен был иметь право набрать свою собственную команду, включая нового начальника внешней разведки. Фитин лишился места. Было заявлено, что его личная жизнь не соответствовала должности начальника разведки: он сошелся с молодой женщиной, известной спортсменкой (они поженились в 1963 году и оставались вместе до смерти Павла Михайловича в 1971 году). [545] Его друг рассказывал, что после его увольнения (в результате чего он также лишился служебной квартиры и дачи) Фитин болезненно переживал невозможность быть в центре дел, и жил в стесненных обстоятельствах. [546] Следующим назначением Фитина с сентября 1946 по 4 января 1947 года была должность заместителя уполномоченного МГБ СССР в Германии. Причина этого назначения неизвестна. [547] В январе 1947 года его направляют в Свердловск на должность заместителя начальника УКГБ по Свердловской области, где он служит до сентября 1951 года. Это было явным понижением. По сообщениям, Берия приказал выгнать его из госбезопасности без пенсии «так как у него не хватало выслуги лет», но Фитин получил направление в Казахскую ССР, где стал министром государственной безопасности республики. После смерти Сталина в марте 1953 года и возвращении Берия на пост руководителя спецслужб, Фитина возвращают в Свердловск, где он работает до июля того же года начальником УМВД, после чего его отправляют в запас «по неполному служебному соответствию». [548]

В 1954 году Фитин сделал то, что делали многие до и после него уволенные со службы в молодом возрасте: он получил должность в системе государственного контроля, где работал до 1959 года. Затем становится директором фотокомбината Союза советских обществ дружбы и культурных связей с зарубежными странами. Первую должность он получил, возможно, благодаря посредничеству друзей; вторая предполагает связи в разведке. Их трех главных героев Фитин представляет самый обычный тип для советского общества. Он хорошо делал свою работу, а может быть даже лучше, чем требовалось, и настаивал на посылке Сталину донесений, в которых постоянно предсказывалось немецкое вторжение. При неудаче он хранил молчание.

Филипп Голиков принадлежал к другой группе, той, которая сделает все, чтобы оставаться в милости у хозяина. В качестве начальника РУ Голиков скрывал или исправлял анализы степени немецкой угрозы, чтобы угодить ошибочным взглядам Сталина. В дополнение к обязанностям в РУ, Голиков выполнял ряд заданий для политического руководства. Он не только служил Сталину, но и сумел продержаться до Хрущева. В июле — сентябре 1941 года Сталин направил Голикова в Лондон и Вашингтон, чтобы оценить размеры англо-американской помощи и сотрудничества. [549] Эти поездки были относительно короткими, предназначавшимися не для того, чтобы глубоко влезать в британские и американские планы помочь Советскому Союзу — Америка еще не вступила в войну, но оценить, насколько серьезно эти капиталистические страны были настроены на помощь коммунистической стране. Поездка Голикова в Лондон 8 — 13 июля выявила, что англичане не были уверены в шансах СССР в сражении против Германии. Сталин надеялся на больший успех в обсуждениях с американцами, поэтому 26 июля Голиков полетел в Соединенные Штаты, где был принят президентом Рузвельтом. Без сомнения, он доложил Сталину об успешных результатах встречи.

После возвращения из поездки Голиков попросил Сталина о направлении его на фронт. Описание его действий на различных командных постах, которые появились в его официальной биографии в «Советской военной энциклопедии» не всегда соответствуют действительности. Его освобождали буквально от всех боевых назначений, которые ему давались, или находили другие, обращаясь к Сталину. Например, когда он был заместителем командующего Сталинградского фронта, Хрущев, который тогда был членом Военного совета фронта, обвинил его в трусости. В октябре 1942 года Голикову поручили командование Воронежским фронтом, но, по настоянию Жукова, в марте 1943 года он был отстранен от должности. С марта 1943 года Голиков — зам наркома обороны по кадрам, а в мае Сталиным назначил его начальником Главного управления кадров РККА, направив его «на охоту» за военнопленными и перемещенными лицами. [550]

В октябре 1944 года он назначен полномочным представителем Совнаркома по репатриационным делам, сохраняя свой пост начальника ГУК Красной Армии. Теперь многие тысячи советских граждан находятся в руках союзников, и их число ежедневно растет. Эти люди — бывшие военнопленные и те, кого угнали на работу в Германию — далеко не все из них стремятся быть репатриированы. Многие из них отказываются вернуться на родину. Эта непримиримость — проклятие для Сталина, и может быть, поэтому он направил Голикова осуществлять надзор за советскими репатриационными миссиями в Германии, Великобритании и по всей Западной Европе. Проект «ВЕНОНА» раскрыл тексты некоторых телеграмм, направленных Голиковым в эти миссии. В одной из них он предостерегает своих сотрудников «не соглашаться принимать американское, английское и французское „определение советских граждан“ как „беженцев“». Он убеждает их разрушить «план отправлять наших людей на жительство в другие страны» и требует, чтобы они усилили политическую работу среди советских граждан. В какой-то момент он признает, что «эта работа не из легких». [551]