Дэвид Мёрфи - Что знал Сталин

• Название: Что знал Сталин
• Автор: Дэвид Мёрфи
• Издательство: Рейтар
• Жанр: История
• Год: 2009
• ISBN: 5-8067-0047-X

Эта книга написана разведчиком высочайшего класса: ее автор Дэвид Э. Мерфи с начала 1950-х до 1961 года был резидентом ЦРУ в Западном Берлине, в 1963–1968 годах руководил Советским отделом ЦРУ. Нет смысла объяснять, что в американской разведке это направление считалось важнейшим, так же как американское — в КГБ. Теперь Дэвид Э. Мерфи предстает перед нами как историк — глубокий, объективный и вдумчивый исследователь деятельности советских разведок в 1939–1941 годах. Известно, что истинные профессионалы разведки относятся друг к другу с большим уважением — даже если их службы, мягко говоря, не являются союзниками.

Дэвид Э. Мерфи В 1963–1968 гг. руководил советским отделом ЦРУ, который в те времена был важнейшим в американской разведке. В своей книге Дэвид Э. Мерфи с профессиональной точки зрения оценивает деятельность советских разведок с 1939 по 1941 год. Дэвид Э. Мерфи был в СССР пять раз: в 1987, 1993, 1994, 1995, 2000 году. Работал в соавторстве с генерал-лейтенантом С. А. Кондрашовым при написании книги «Поле битвы — Берлин» о деятельности ЦРУ в Берлине. Полная биография Сергея Александровича Кондрашова приведена на сайте СВР. Вот некоторые выписки из неё.

С октября 1953 года по 1955 год С. А. Кондрашов — 1-й секретарь посольства СССР в Великобритании, и.о. резидента. Это назначение было прямо связано с его предстоявшей работой со знаменитым советским агентом Джорджем Блейком, который в те годы занимал в британской разведке (SIS) должность заместителя начальника отдела, внедрявшего подслушивающую технику на советских объектах.

---

К вечеру 13 октября немцы вышли на западные окраины Калинина. Никто не тушил пожары, возникшие от немецких бомбардировок и от рук диверсантов. В отсутствие милиции начался грабеж продуктовых магазинов и складов. Когда военный комендант потребовал, чтобы начальник НКВД Калининской области приказал своим подчиненным вернуться в город, тот поднял руки и сказал, что ничего не может сделать. Наконец, на юге города военными были установлены контрольно-пропускной посты. Среди тех, кто стремился в Москву, было задержано 1500 младших командиров и рядовых Красной Армии. Тем не менее, многие, как гражданские, так и военные сумели пробиться, и их рассказы о немецком наступлении и хаосе в Калинине, должно быть прибавили паники, которая начала охватывать Москву. Вполне возможно, что именно обеспокоенность ситуацией в Калинине стояла за решением вывезти Проскурова и остальных арестованных из Москвы. [533]

15 октября Политбюро начало беспрерывное заседание, получая сообщения о положении в Москве и на фронтах. К вечеру было решено защищать город, но эвакуировать правительство, дипломатический корпус и важнейшие государственные учреждения в Куйбышев. В тот же вечер Молотов оповестил о планах эвакуации членов дипкорпуса. Новости распространились быстро, и к началу следующего дня общественный порядок и партийная дисциплина стали расползаться. На вокзалах толпы людей нетерпеливо ждали поездов, которые так и не появлялись. Начались грабежи в булочных и продовольственных магазинах. Некоторые учреждения и фабрики не смогли продолжать работу, потому что их сотрудники отсутствовали, занимаясь собственными делами.

Вечером 16 октября был эвакуирован в Куйбышев центральный аппарат НКВД. 17 октября поступило подтверждение, что ряд «особо опасных государственных преступников был отконвоирован из внутренней тюрьмы НКВД в Москве во внутреннюю тюрьму НКВД в Куйбышеве». [534] В тот день первый секретарь Московского комитета партии А.С. Щербаков объявил по радио москвичам, что город будут защищать «до последней капли крови». Тем не менее, 19 октября пали Можайск и Малоярославец, усилив ужас москвичей. Большинство было знакомо с этими городами и многими красивыми населенными пунктами этого района, где у некоторых были дачи. В тот вечер Государственный Комитет обороны (ГКО) собрался для обсуждения положения, приняв решение, что генерал НКВД П.А. Артемьев будет ответственным за «подступы к городу и за сам город». Его доклад о положении в Москве потряс членов ГКО, и они согласились с рекомендацией о введении военного положения. [535] Среди этой лихорадочной деятельности Берия нашел время послать своего доверенного курьера Демьяна Семенихина в Куйбышев с приказом № 2756Б, в котором перечислялись различные заключенных и давалась инструкция ответственным лицам: «Прекратить следствие, в суд не отсылать, расстрелять немедленно». [536]

В 1955 году, во время судебного процесса по делу Л.Ф. Баштакова — старшего офицера, ответственного за эту группу особых заключенных, он настаивал, что до получения приказа Берия в Куйбышеве «Шварцман имел приказ закончить следствие, подготовить дела и послать приговоры в Москву». Приказ о казни был неожиданным, ясно отражающим хаос в столице. Говорится, что Берия действовал по собственной инициативе, но кажется совершенно невероятным, чтобы он предпринял этот шаг, не связавшись со Сталиным. Ранее, 6 сентября, он просил его подписать приговор о казни 170 опасных преступников, содержащихся во внутренней тюрьме НКВД Орла. Орел находился на пути предстоящего немецкого наступления на Москву и был захвачен немцами 3 октября. Что касается «особо опасной группы» в Куйбышеве — Сталин лично знал входивших в нее высших офицеров. Он знал, что нельзя допустить никаких случайностей, чтобы в суматохе, которая докатится до Куйбышева, если немцы возьмут Москву, произошел их побег. [537]

Чтобы найти проходящих по списку лиц, понадобилось какое-то время. По данным журналиста Аркадия Ваксберга, рядовые следователи не были проинформированы о приказе Берия и продолжали свою работу. Подследственного Арженухина все еще допрашивали 27 октября, а допрос Марии Нестеренко шел полным ходом утром 28 октября, когда ворвался старший майор Родос с криком: «Уходим!» Вскоре из тюрьмы выехали пять грузовиков. [538]Передача этих заключенных в ведение члена особой группы НКВД СССР было произведено по ордеру № 7/2-5017 от начальника Первого спецотдела НКВД СССР — начальнику внутренней тюрьмы НКВД в Куйбышеве. [539] Этим человеком и оказался Баштаков. «Октябрьская резня» должна была скоро начаться.

28 октября немцы взяли Волоколамск, место воскресных загородных прогулок москвичей. Никакой уверенности, что Москву удастся отстоять, не было. Если бы она пала, вызвав позорное бегство Сталина и его закадычных друзей, его положение стало бы угрожающим. Нельзя было допустить ни одной оплошности, и секретность отправки заключенных была полной.

После выезда из тюрьмы грузовики проследовали к поселку (в то время Барыш) на окраине Куйбышева, где были обнесенные забором дачи, используемые летом сотрудниками областного управления НКВД. По данным Ваксберга, арестованные были расстреляны, а их тела зарыты там же. Впоследствии был составлен список казненных. Акт, датированный 28 октября 1941 года и подписанный Баштаковым, Родосом и Семенихиным, констатировал, что все перечисленные лица были казнены в соответствии с приказом № 2756Б от Берия.

Список это какой-то странный (см. приложение 3). Четырнадцать поименованных в нем, являлись высшими командирами ВВС или войск ПВО, или были связаны с созданием нового оружия. Остальные не имели к ним никакого отношения. Например, Давид Розов был заместителем наркома торговли и бывшим главой экспортно-импортного акционерного общества «Амторг» в Нью-Йорке, известного как прикрытие для советских разведчиков. Дмитрий Булатов был секретарем Омского обкома партии. Самой сбивающей с толку фамилией в списке, является фамилия Филиппа Исаевича Голощекина — участника расстрела царя Николая II и его семьи. Также в списке были Мария Нестеренко, Александра Савченко и Зинаида Розова. Позднее к списку, в котором было двадцать человек, добавилось еще пять фамилий. Один из них — Михаил Сергеевич Кедров, старый большевик, родившийся в 1878 году, арестованный в 1939 году и нашедший смерть вместе с этой группой. [540]

Есть еще одна версия этой истории. Она кажется маловероятной, но демонстрирует трудность установления правды исторического события такой важности при отсутствии архивно-точной, официально опубликованной информации. В этой второй версии описывается, как утром 26 октября 1941 года у начальника станции Барыш, железнодорожного узла в нескольких сотнях километров к юго-западу от Куйбышева, в Куйбышевской области (ныне Ульяновская область) раздался телефонный звонок. Звонил старший майор государственной безопасности Борис Родос — один из самых садистских следователей, допрашивавших генералов. «Завтра в 11.25 литерный поезд 00/А пройдет через вашу станцию к нам в Куйбышев. Приказываю обеспечить ему зеленый свет. Отвечаете за это головой!» Однако когда поезд прибыл в Барыш, его остановили и перевели на запасный путь, потому что на станцию поступило предупреждение о приближении немецких самолетов. Когда жители предложили накормить пассажиров, охрана НКВД запретило им это сделать. «Пассажирами» были генералы.

Когда через много лет стало известно, что их расстреляли в пункте, который назывался «Барыш», журналист приехал туда и попытался восстановить сцену. От запасного пути тропинка вела через рельсы к заброшенному песчаному карьеру — в 3–5 километрах от станции. Тамошние жители рассказали, что это было любимым местом мальчишек, которые устроили свой «штаб» в заброшенной лачуге. В ту ночь, когда поезд задержали на разъезде, от карьера были слышны выстрелы. На следующий день ребята пошли туда посмотреть. Они не нашли ничего — ни своего «штаба», ни самодельных рогаток и самострелов, которые они оставили там за день до этого. Место было сровнено. Они говорили, что нашли много свежих гильз на земле, и с тех пор ходят слухи, что там расстреляли людей. [541]

В 1988 году «Литературная газета» опубликовала статью Ваксберга. Первая открытая информация о месте секретной казни наделала много шуму. После ее появления один из редакторов «Самарского радио» и сотрудник местного музея, очевидно, нашли место казни и могилу. Бывшие дачи НКВД давно были ликвидированы и сровнены с землей, а это место превращено в детский парк. Когда рабочие перекапывали участок, они нашли доказательство, что здесь было захоронение. Так как никто не знал, кто был здесь погребен, поставили знак, правильнее сказать — символ. А в 1991 году самарский журналист Виктор Садовский, очевидно сотрудничавший с «Мемориалом», увековечил память погибших. Приехали многие из их родственников. Единственная дожившая до этого дня дочь Проскурова — Лидия Ивановна — приехала туда, также как и дочь Якова Смушкевича, Роза. [542]