Геннадий Прашкевич - Брэдбери

• Название: Брэдбери
• Автор: Геннадий Прашкевич
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014

«Фантасты не предсказывают будущее, они его предотвращают». Эти слова принадлежат большому писателю Рею Дугласу Брэдбери, который всю свою жизнь, создавая светлые или страшные фантастические миры, словно поводырь вел человека стезей Добра, освещая ему дорогу Любовью, постоянно предупреждая об опасностях и тупиках на его нелегком пути.

МАРСИАНСКИЕ ХРОНИКИ, 451° ПО ФАРЕНГЕЙТУ, ВИНО ИЗ ОДУВАНЧИКОВ — повести и рассказы американского фантаста знают во всем мире, они переведены на многие языки и неоднократно экранизированы, но по- прежнему вызывают интерес, остаются актуальными, потому что в них есть жизнь, и во многом — это жизнь самого Брэдбери.

Путешествуя по фантастическим мирам своего героя, автор этой книги, известный писатель, поэт и переводчик Геннадий Прашкевич, собрал прекрасную коллекцию ценнейших материалов для написания биографии, которая, несомненно, заинтересует читателя.

[В электронной версии исправлены многочисленные ошибки и опечатки, содержащиеся в бумажной версии, в том числе в биографии и библиографии Брэдбери.]

---

Звучит противоречиво, особенно для тех, кто знал Берроуза в детстве, поскольку родился он не в Пекине, а в Чикаго, и отец его был не военным советником при императрице Китая, а ветераном Гражданской войны, со временем ставший удачливым пивоваром.

Сам Берроуз, оставив армию, пас коров в штате Айдахо.

Похоже, ему это нравилось. По крайней мере, в тех же воспоминаниях он писал:

«Жизнь ковбоя пришлась мне по душе, хотя в те времена в Айдахо не было ни одной душевой. Бывало, я по три недели не снимал сапоги и “стетсон”. У меня были мексиканские шпоры, отделанные серебром, с огромными звездочками и призвоном. Когда я топал по улице, шпоры громко звякали и меня было слышно за квартал. О, как я был горд!»

Когда ему все эти звездочки и призвоны надоели, он решил вернуться в армию.

К счастью для будущих почитателей Эдгара Райса Берроуза, это у него не получилось. Сохранилось письмо, отправленное молодому добровольцу полковником Теодором Рузвельтом, в те годы командовавшим 1-м кавалерийским добровольческим батальоном.

«Дорогой сэр, — писал будущему знаменитому писателю будущий знаменитый президент США, — я был бы рад принять Вас на службу, однако опасность превышения численности личного состава батальона не дает мне возможности ответить немедленным согласием на предложение добровольца, живущего так далеко от места моей дислокации…»

5

Написав первый роман, Берроуз отправил его в редакцию журнала «All Story», подписав рукопись псевдонимом — Normal Bean («Нормальный Парень»).

Берроузу повезло — его рукопись попала в руки опытного редактора Томаса Меткафа.

Томас Меткаф оценил рукопись неизвестного автора сразу в 400 долларов (фантастические деньги по тем временам) и опубликовал под названием «Под лунами Марса» («Under the Moons of Mars»).

Успех был полный!

Прежде всего читателям понравился герой.

Свой парень, бывший кавалерийский офицер армии Конфедерации.

Он был как все, и в то же время в нем была тайна. Он прожил на свете немало лет, но на вид всегда оставался тридцатилетним, — читателям такая стабильность тоже понравилась. А похоронить себя (бессмертных не бывает) Джон Картер, бывший кавалерийский офицер, первый воин Марса, завещал в открытом гробу, в пещере, дверь в которую можно открыть только изнутри…

За полвека, прошедших от «Войны миров» Герберта Уэллса до «Марсианских хроник» Рея Брэдбери, мировую фантастику заполонили самые разные виды марсиан, какие только можно было придумать.

Эдмонд Гамильтон в рассказе «Невероятный мир» остроумно обыграл сложившуюся ситуацию.44

Планета Марс у него ужасна — растрескавшиеся мрачные равнины, засыпанные текущим сухим песком, глубокие трещины, рассекающие голые плато, пылевые смерчи, холодное солнце, висящее низко над горизонтом.

И марсиане в этом смысле не разочаровывают.

Красная кожа, безволосый куполообразный череп, выпуклая грудная клетка, но при этом: тонкие ноги, и на каждом марсианине — сложные доспехи из блестящих ремней, а на груди — такая же блестящая металлическая трубка. Лица очень похожи на лица землян, но вот глаза — выпуклые, с множеством отчетливых граней, как у насекомых.

Одним словом — жукоглазые.

И марсианская столица своеобразна.

В той ее части, куда попали герои Эдмонда Гамильтона, возвышаются черные каменные здания — приземистые, массивные, очень древнего, даже архаичного вида. А дальше под солнечными лучами вспыхивают загадочные секции, составленные из полусфер, окруженных прозрачными куполами. А еще дальше видны сложные шестиугольные хромированные башни, высокие медные конусы и совсем уж странные, вообще ни на что не похожие постройки вроде вертикально поставленных серебряных цилиндров.

«Ошеломленные глаза Лестера различали в толпе марсиан шестируких, возвышающихся на двадцать футов; марсиан, похожих на маленьких безруких комариков; марсиан четырехглазых, трехглазых и марсиан совсем безглазых, но с щупальцами, вырастающими прямо из лица; синих, черных, желтых и фиолетовых марсиан, не говоря уже о марсианах неопределенных оттенков — анилинового, вишневого, бурого; и марсиан совсем прозрачных. Они были в удивительной одежде — от набора блестящих ремней, как у жукоглазых, до шелковых одеяний, украшенных драгоценными камнями. У многих при себе были мечи или кинжалы, но большинство предпочитало лучевые трубки или ружья. А удивительнее всего были марсианские женщины, все без исключения красавицы! Любая из них, неважно, бурая, зеленая, синяя или красная, могла служить образцом красоты…»

6

Норман Корвин и Рей Брэдбери расстались друзьями.

«Пишите о своих марсианах, Рей, это необычно, — прощаясь, настойчиво советовал Корвин. — И обязательно приезжайте в Нью-Йорк. Я покажу вам город и познакомлю с нужными людьми. Только не забывайте, что в Нью-Йорке нужно улыбаться. Улыбайтесь, как вы умеете, не жалейте комплиментов, рассказывайте анекдоты. Вы — писатель, Рей, значит, обязаны нравиться людям».

Легко сказать, пишите о «своих» марсианах!

Даже pulp-литература подчиняется своим негласным (а если верить Л. Рону Хаббарду, то и гласным) законам: как можно больше динамики, как можно больше страха и ужаса и, конечно, страстей. А в «Марсианских хрониках» внешне всё обычно: летят на Марс старики, лихие астронавты без зазрения совести курят крепкие сигары, и вообще всё как-то похоже на штат Иллинойс.

Герои Герберта Уэллса смотрели на возможных завоевателей нашей планеты с ужасом, Персиваль Ловелл и Джованни Скиапарелли писали о возможных обитателях красной планеты с любопытством; ну чем же, в самом деле, могут отличаться марсианские обыватели от обывателей иллинойских? В конце концов, золотоглазая Илла и старая дева из Уокигана — это результаты одного и того же процесса, процесса эволюции. Они — результат развития разума. Значит, и старая дева из Уокигана, и смуглая красавица Илла с Большого марсианского канала должны одинаково страдать, ненавидеть, любить. Среди марсиан, как и среди людей, должны существовать и отменные интеллектуалы, и особи на удивление отсталые. Жизнь «обыкновенных» марсиан, несомненно, должна напоминать жизнь обыкновенных американцев, по крайней мере до тех пор, пока никто не доказал обратного. Да, сквозь прозрачные тела марсиан могут просвечивать яркие звезды, их странная плоть будет расшита звездными узорами, но чувствовать они должны так же, как люди. Мы, земляне, разумная форма жизни, страдая, верим в будущее, но и марсиане, раз уж они разумны, должны верить в будущее. И если мы, земляне, боимся близкого конца света, то и они должны бояться. Иначе все превратится в бессмысленное скучное роение мошкары.

Рей Брэдбери хотел рассказать собственную версию.

Он хотел показать Марс не таким, каким видели его Уэллс или Берроуз.

Ну, в самом деле, почему бы тихим запущенным марсианским городкам, дряхлеющим вдоль древних каналов, не походить на такие же тихие запущенные городки Среднего Запада Америки?

7

«— Вы считаете себя писателем-фантастом? — спросили однажды Рея Брэдбери.

— Я считаю себя писателем идей, — ответил он. — Подобная литература питается именно идеями. Она впитывает в себя идеи политические, философские, эстетические, так что я из категории мечтателей — выдумщиков нового. Эти выдумщики появились еще в пещерном веке. Конечно, тогда человечество было примитивным, оно искало пути к выживанию — но оттуда берет начало научная фантастика. Топор, нож, копье — всё тогда было фантастикой. Идея развести костер сначала зарождалась в мозгу, а уж потом воплощалась в реальность. Всегда были носители идей, мечтатели, что-то придумывающие, создающие, неторопливо или, напротив, рывками продвигающиеся к чему-то более сложному. В этот ряд я себя и ставлю.

— Вам принадлежит мысль, что фантастика — это реальность, доведенная до абсурда, и потому она может служить предупреждением для всех нас…

— Верно. Я не раз говорил так. Но фантастика может и воодушевлять. Скажем, мечты о космических путешествиях — прекрасный источник вдохновения. Возможно, в ближайшие двадцать лет советские и американские астронавты проведут совместную экспедицию на Луну или Марс, и обе страны в один вечер будут праздновать свободу человечества от силы тяготения. Это не может не окрылять.

— Значит, вы смотрите в будущее с оптимизмом?

— Да. Но оптимизм сам по себе слеп. Как и пессимизм, впрочем. А я не верю в действия вслепую. Конечно же ошибается тот, кто предсказывает нам скорый конец света. Это — слепой пессимизм. Но не прав и тот, кто говорит об идеальном чудесном мире. Это — слепой оптимизм. Я вообще не думаю, что мы обязаны достичь идеала. Скорее, нам нужно общество, в котором всегда остается место для шероховатостей. В попытке сделать жизнь для всех очень хорошей мы можем в конечном счете сделать ее для всех очень плохой. Утопия во многих отношениях является таким же предупреждением, как, скажем, антиутопия. Я бы говорил даже не об оптимизме, а об ощущении оптимизма. Шанс на него непременно появится, если мы все будем как можно полнее реализовывать отпущенные нам генетические возможности. Я всю жизнь, каждый день делаю то, что люблю: наполняю мир своими идеями — и это порождает отличное настроение. Тот, кто использует свой разум, свои способности, свой гений для того, чтобы улучшить мир, получает право на оптимистичные настроения, — но не слепые, а основанные на деятельности, созидании».45