Зоя Кирнозе - Литература и методы ее изучения. Системный и синергетический подход: учебное пособие

• Название: Литература и методы ее изучения. Системный и синергетический подход: учебное пособие
• Автор: Зоя Кирнозе
• Издательство: Литагент «Флинта»ec6fb446-1cea-102e-b479-a360f6b39df7
• Жанр: Языкознание
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9765-0907-8, 978-5-02-037228-3

В книге делается попытка соотнести классические методы изучения литературы с системно-синергетической парадигмой, прочно вошедшей в современное научное сознание. В основе учебного пособия идея системно-синергетической парадигмы, получившей развитие в теории науки XX века, в частности в работах нобелевского лауреата И. Пригожина и основоположника синергетики Г. Хакена. В книге рассматриваются подходы к изучению литературы, базирующиеся на теории систем. Особое внимание уделяется слову как «архетипу культуры». Основные разделы книги дополнены и переработаны. Добавлены разделы о рецептивной эстетике, категории «смысла», концепте и дискурсе в литературе.

Книга предназначена лингвистам, литературоведам, культурологам и переводчикам.

---

Пригожин был членом Российской, Бельгийской, Нью-Йоркской, Румынской и др. академий, почетным профессором многих университетов, в т. ч. и Московского. Диапазон его интересов – термодинамика, история, археология, философия, литература, музыка.

Литература:

Гленсдорф П., Пригожин И. Термодинамическая теория структуры, устойчивости и флуктуаций. – М., 1973.

Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. Новый диалог человека с природой. – М., 1986.

Николис Г., Пригожин И. Познание сложного. – М., 2003.

Пригожин И. От существующего к возникающему. Время и сложность в физических науках. – М., 1985.

Пригожин И., Стенгерс И. Квант, время, хаос. – М., 2003.

По характеру дарования бельгийский ученый, нобелевский лауреат И. Пригожин близок к великим натурфилософам прошлого. «Он один из создателей новой науки – физики неравновесных процессов, связанной с такими понятиями, как самоорганизация и диссипативные, неустойчивые структуры. Возрождая целостное видение мира и человека в нем как взаимосвязанных процессов становления, И. Пригожин выступает носителем общемировой и прежде всего европейской культуры, уникальным образом сочетая в своем творчестве верность научным традициям и новаторство»[249]. Пересмотр формулировок законов физики производится ученым благодаря новому понятию хаоса, более продуктивного, чем порядок. Пригожин создает собственную концепцию природы: «становление и событие не существуют раздельно, вероятностные законы приводят к созданию «картины открытого мира», в котором в каждый момент в игру вступают все новые возможности».

Если рассматривать литературу как часть системы искусства, то художественное произведение является частью системы «литература». Используя теорию систем, можно объяснить происхождение и существование чрезвычайно сложной упорядоченности, характеризующей как общее понятие «художественная литература», так и художественное произведение.

При том, что в системе «литература» каждый из компонентов – произведение, автор, традиция, реальность, читатель – являетсявсвоюочередьсистемой, именно художественное произведение – тот узел, где сходятся все связи. Автор становится автором, только если он создал свое произведение. Читатель – только если он его прочитал и оценил. Традиция и реальность – внешние условия существования произведения. В художественном произведении присутствуют все признаки системы – определенная целостность, структурность, иерархичность, зависимость от внешней среды, возможность быть описанным разными способами. Проще всего это продемонстрировать на примере произведений классицизма, в которых системные свойства структурности и иерархичности выражены наиболее явно.

По-видимому, мы имеем здесь дело с так называемыми равновесными структурами, в которых энтропия, неуравновешенность присутствуют в малой степени. Типичным примером равновесной структуры И. Пригожин называет кристалл, образуемый и поддерживаемый при незначительном отклонении от равновесия. В качестве литературного примера можно вспомнить историю уже не раз упоминавшейся трагикомедии Корнеля «Сид». Французская академия, направляемая волей кардинала Ришелье, осудила трагедию за нарушение классицистических норм. В вину Корнелю было поставлено обращение к испанской истории вместо истории античной, введение бокового любовного сюжета, мешающего развитию единства действия, и перенесение сцены объяснения героя с невестой из одного места в другое. Но, несмотря на эти отклонения, «Сид» был и остается эталоном классицистической трагедии. Исправив «недостатки» своего шедевра, Корнель в последующем творчестве неукоснительно соблюдал строгие правила. Эти правила, пользуясь терминологией точных наук, можно назвать «стационарными состояниями», а чем больше стационарных состояний, тем система устойчивее, но тем она и более закрыта.

И. Пригожин заметил, что существует и другой тип структур. Он называет их диссипативными, испытывающими значительные отклонения от равновесия, характерными для открытых систем[250].

В нашем случае такой открытой, неустойчивой системой предстает прежде всего связь произведение читатель, которая постоянно меняется. Известны сотни примеров, когда книги, высоко оцениваемые в одну эпоху, напрочь забываются в другую. Но и в пределах своего времени произведения принимаются одной группой читателей и отвергаются другой. Эту проблематику успешно изучала рецептивная эстетика.

Понятие открытой системы применимо и к жанрам. Оно обозначено в определении романа как свободной формы. Открытой систему делает присутствие в ней не только прямых, но и обратных связей. При этом неравновесные связи и ограничения допускают возникновение новых состоянии, свойства которых контрастируют со свойствами равновесных состояний: «Неравновесные связи являются sine qua non условием самоорганизации, но самоорганизация, в свою очередь, изменяет роль и смысл связей»[251]. Этим положением можно объяснить относительную автономность художественного произведения от автора, когда создание обретает самостоятельную жизнь, изумляющую порой художника, как изумляют дети родителей неожиданным проявлением характера. Вспомним знаменитую сцену, описанную биографами А.С. Пушкина, завершившего трагедию «Борис Годунов» и якобы воскликнувшего в восторге от себя самого: «Ай да Пушкин! Ай да сукин сын!»

Вспомним, к примеру, поэму А. Блока «Двенадцать». С момента ее публикации и все годы существования Советской власти «Двенадцать» называли первой октябрьской поэмой. Идеи неотвратимости и очистительной бури, которую приветствует автор, подтверждались выписками из дневника Блока и стилистическим анализом текста. В качестве «несводимой вероятности» в поэме смущал финал, где шествовал «в белом венчике из роз / Впереди Исус Христос». Он даже заменялся порой в эстрадном исполнении на революционного матроса. Но со временем изменилось отношение к Октябрю, превратившемуся из Октябрьской революции в переворот. Изменилось и отношение к христианству. И трактовка поэмы получает сегодня совсем другой смысл: крестная мука ожидает тех, «которые идут державным шагом». Но и это описание тоже принадлежит к разряду «вероятностных».

Представим себе, предлагает Пригожин, что Адам не решается надкусить запретное яблоко, что изгнания из рая не произошло и нам предстоит дать описание безгрешного Адама. Но между библейской историей и сегодняшним днем пролегли тысячелетия прогресса и информации, а потому «на современном языке можно было бы сказать, что адекватным описанием Адама было бы вероятностное описание»[252].

Таким образом, при описании системы фактор времени имеет решающее значение. Теория относительности А. Эйнштейна изменила отношение к однонаправленной «стреле времени», дала основание для поисков обратной связи во времени. «Эйнштейновская метрика» связывает время и пространство, задает новое измерение, «вводит инвариант». Появляется «мнимое время». У вселенной Эйнштейна нет ни возраста, ни «стрелы времени». Но в книге Пригожина есть глава «Узкая тропинка». В ней рассказывается, как выдающийся математик Курт Гедель, восприняв идею Эйнштейна, подарил ему очерк, в котором человек отправляется в прошлое. Гедель подсчитал даже количество топлива на единицу пути. Однако Эйнштейн усомнился, что кому-нибудь удастся «телеграфировать в свое прошлое». При всей точности расчетов Геделя и гениальности теории Эйнштейна физическое путешествие назад означало бы отрицание реального мира.

Путь назад – путь памяти, путь творческого начала, человеческой психологии. Именно так разворачивается роман Марселя Пруста «В поисках утраченного времени». Это не вполне реальность, но это и не мистика. Пригожин отрицает и вполне логический, и чисто интуитивный подход. Его реальный мир управляется недетерминистическими законами, равно как и не абсолютными случайностями. В теории систем Пригожина интуиция – не синоним авторского произвола. Это иной, внутренний способ постижения мира, имеющий свои права. И если путь науки – путь накопления знаний и логики, то путь искусства – путь духовного озарения. В грядущем веке ученый угадывает синтез искусства и техники, Бога и точного расчета – «новый альянс»[253].

В статье «Философия нестабильности», опубликованной в журнале «Вопросы философии», Илья Пригожин пишет: «Литературное произведение, как правило, начинается с описания исходной ситуации с помощью конечного числа слов, причем в этой своей части повествование еще открыто для многочисленных различных линий развития сюжета. Эта особенность литературного произведения как раз и придает чтению занимательность – всегда интересно, какой из возможных вариантов развития исходной ситуации будет реализован. Так же и в музыке – в фугах Баха, например, заданная тема всегда допускает великое множество продолжений, из которых гениальный композитор выбирал на его взгляд необходимое. Такой универсум художественного творчества весьма отличен от классического образа мира, но он легко соотносим с современной физикой и космологией»[254].