Джеймс Голдгейер - Цель и средства. Политика США в отношении России после «холодной войны»

• Название: Цель и средства. Политика США в отношении России после «холодной войны»
• Автор: Джеймс Голдгейер
• Издательство: Международные отношения
• Жанр: Политика
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-7133-1350-0

Как формировалась внешняя политика США по отношению к России в 90-е годы XX века? В чем видела свои интересы в разваливающемся Советском Союзе правящая американская элита и правильно ли оценивала ситуацию? Какие были совершены ошибки и почему? На эти вопросы на основании широкого спектра источников, бесед с известными политическими деятелями, личных наблюдений пытаются найти ответ авторы нашумевшей в США книги.

---

НАТО и война

Даже если кто-то и считал, что России нельзя позволить блокировать необходимое применение силы и даже если кто-то был убежден, что, проводя такую линию, США и НАТО необходимо позаботиться о том, чтобы информировать Россию и не унижать ее, оставались по крайней мере три проблемы, связанные с реакцией России, которые США и НАТО должны были принять во внимание при решении вопроса о бомбардировке Югославии.

Во-первых, как Клинтон должен работать с Ельциным? Во-вторых, что американцы должны сказать российскому премьеру Евгению Примакову, который должен прибыть в Вашингтон для встречи с вице-президентом Гором? И в-третьих, стоит ли НАТО использовать СПС (и вообще захочет ли Россия, чтобы ее видели в НАТО), который как раз и был создан для проведения консультаций между НАТО и Россией в ситуациях такого типа?

24 марта, до начала бомбардировок, Клинтон в течение 45 минут разговаривал с Ельциным. Российский президент решительно возражал против применения силы со стороны НАТО. Он заявил Клинтону: «Я уверен, что, если мы будем продолжать работать вместе, мы сбросим Милошевича»{829}. Бывший сотрудник аппарата СНБ Эндрю Вайс вспоминает: «Ельцин умолял его. Он говорил: “Вы не должны начинать бомбардировку. Вы не можете так поступить”. Клинтон продолжал ссылаться на факты: “Посмотрите, он выгоняет людей из их домов, он выдворил международных наблюдателей”. Ельцин с этим не соглашался. Наконец он сказал: “Мне не удалось убедить президента Соединенных Штатов” и повесил трубку». Ельцин предупредил Клинтона, что намерен реагировать, но не конкретизировал, какова будет его реакция. Администрация все еще могла надеяться, что типичный вариант поведения Ельцина — сначала пустые угрозы, а потом согласие — снова проявит себя{830}.

Ситуация с Примаковым была намного сложнее, поскольку он твердо выступал против войны, у него не было близких личных связей с высшим эшелоном американской администрации, и в тот момент он находился на пути в Вашингтон. Русские просили отложить начало бомбардировок до завершения визита в США своего премьер-министра. Они опасались, что присутствие в этот момент Примакова в США будет воспринято как одобрение бомбардировок со стороны России или, наоборот, подчеркнет ее слабость{831}. Вице-президент понимал, что ему надо было предупредить Примакова заранее, чтобы тот мог принять решение о поездке. Но он не мог звонить слишком рано. Леон Фёрт поясняет: «Гор говорил, что, принимая во внимание необходимость сбора полной информации и дефицит времени для принятия решения, Белый дом уполномочил его информировать Примакова о нашей готовности начать операцию. Самый тонкий момент заключался в том, что заведомое предупреждение Примакова будет означать также и предупреждение сербов. И вот мы тянули, тянули и тянули. В конце концов мы сообщили Примакову, но его самолет уже находился в воздухе. Это была единственная возможность добиться определенного баланса — предупредить его, когда еще можно было изменить ход событий, и в то же время не информировать его слишком рано, чтобы он не навредил нашей первой операции»{832}. Примаков развернул свой самолет и возвратился домой{833}.

И наконец, что делать с Совместным постоянным советом? Уместно вспомнить заявление Клинтона в Париже: «Начиная с этого момента НАТО и Россия будут консультироваться, согласовывать и работать вместе»{834}. Теперь консультаций не было. Пресс-секретарь НАТО Джеми Шеа отмечает, что даже несмотря на то, что Россия демонстративно не покинула заседание СПС и не разорвала отношения с НАТО, у союзников было немало хлопот из разряда тех, о которых говорил Фёрт. «Вы можете утверждать, что СПС был именно таким органом, где Россия могла играть важную роль в соответствии с Основополагающим актом, но весь наш анализ указывал на то, что это только осложнит, а не прояснит обстановку»{835}.

Последовало самое серьезное осложнение американо-российских отношений за весь период после окончания «холодной войны». Контакт с Ельциным был восстановлен только в апреле. Общее отрицательное влияние войны на американо-российские отношения — и впервые на настроения российской общественности в отношении Америки — было ошеломляющим. В апреле 1999 года 90% российского населения считали бомбардировку НАТО ошибкой, а 65% назвали блок НАТО агрессором в этом конфликте. Пожалуй, самым тревожным было то, что война отвращала от Америки даже российскую молодежь. По данным опроса фонда «Общественное мнение», проведенного вскоре после начала войны, 67% молодежи в возрасте от 18 до 35 лет отрицательно относились к США и только 18% — положительно{836}. Егор Гайдар заявил Тэлботту: «Ох, Строуб, если бы ты только знал, каким бедствием эта война стала здесь, в России, для тех, кто хочет для нашей страны того же, чего вы хотите»{837}.

Действия американцев в Косово во имя вильсонианских идеалов наносили вред их же вильсонианским союзникам в России. Другой российский либерал, депутат Государственной Думы и лидер фракции «Яблоко» Алексей Арбатов назвал действия НАТО «низшей точкой американо-российских отношений за последние пять лет и в какой-то мере всего периода после окончания “холодной войны”»{838}.

Разлад в российско-американских отношениях удивил американцев. Через два года после окончания войны сотрудник Совета национальной безопасности Эндрю Вайс утверждал: «Война в Косово спровоцировала переломный момент, которого никто не ожидал. Мы все хотели остановить Милошевича, но не осознавали, насколько чувствительно это будет. И действительно, произошедшее было гадко и далеко за пределами того, что можно было предположить»{839}.

На протяжении 90-х годов Россия добилась успехов в строительстве демократических и рыночных институтов в собственной стране и в сближении с западными международными институтами. Однако эти перемены не повлияли на оценку российскими лидерами конфликта в Косово. Большинство русских воспринимали бомбардировки НАТО в Косово не как гуманитарную акцию, но как агрессию со стороны США и их союзников. В глазах русских американская сфера влияния расширялась на Балканы. Это определялось могуществом Америки и слабостью России.

Поможет ли Россия сербам?

Сразу же после начала бомбардировок необходимо было рассмотреть наихудший из сценариев развития событий: окажет ли Россия сербам военную помощь или предоставит им разведывательную информацию, что затруднит успешное ведение военных действий войсками НАТО? Доносившиеся из Москвы истерические заявления делали оба сценария вероятными. Через несколько дней после начала войны российские официальные представители заявили о своем намерении направить в Средиземноморье группу боевых кораблей. Верховный главнокомандующий НАТО генерал Весли Кларк был обеспокоен не тем, что Россия готовилась к войне, а скорее тем, что эти корабли будут передавать сербам разведывательные данные о действиях военно-воздушных сил возглавляемой США коалиции. Предвосхищая свою жесткую позицию на завершающей стадии конфликта, когда Россия направила в Косово небольшой контингент сухопутных войск, Кларк заявил в своем окружении: «Мы не позволим им войти в Адриатику или пройти через Дарданеллы, я этого не потерплю. Мы этого не допустим, если даже нам придется прибегнуть к силе, чтобы остановить их»{840}. Еще большую опасность представляли правые радикалы в России, включая Владимира Жириновского, угрожавшие направить в Сербию российских добровольцев. Даже более умеренные российские политические деятели призывали к военным действиям. Например, популярный в народе отставной генерал Александр Лебедь, занимавший пост губернатора Красноярского края, выступал за направление в Сербию средств ПВО. В разгар конфликта Государственная Дума проголосовала за создание нового славянского триединства путем объединения Югославии с Россией и Беларусью.

Однако официальный Вашингтон был чрезвычайно обеспокоен действиями российского правительства. Гор позвонил Примакову, чтобы получить от него заверения, что Россия не будет оказывать Сербии военную помощь, но российский премьер отказался дать такие заверения. Затем Ельцин высокопарно намекнул на возможность третьей мировой войны. Американцы перевели дух, только когда российский военно-морской конвой занял свою позицию. Вспоминает Джеймс Стейнберг: «Когда они стали двигать свои суда, мы занервничали. Но реальные действия носили очень ограниченный характер, и мы хорошо поняли маневр. Они не подошли близко и не установили каналы передачи разведданных, которые могли бы приносить какую-то пользу. Пока они двигались, мы нервничали, но когда мы увидели их группировку, это нас успокоило. После этого стало ясно: им нужно было что-то сделать, чтобы спасти лицо». Как отметил обозреватель газеты «Нью-Йорк таймс» Томас Фридман, «ограничившись жаркой риторикой, Ельцин доказал, что даже полумертвый и в стельку пьяный Борис Ельцин представляет для США огромную ценность»{841}.