Войцех Жукровский - На троне в Блабоне

• Название: На троне в Блабоне
• Автор: Войцех Жукровский
• Издательство: Радуга
• Жанр: Фэнтези
• Год: 1989
• ISBN: 5-05-002369-6

В сборник сказочно-фантастических произведений известного польского писателя Войцеха Жукровского (род. в 1916 г.) вошла философская сказка «На троне в Блабоне»; в ней мудро и остроумно поставлены многосложные проблемы нашего бытия: борьба добра и зла, власть и справедливость, ответственность художника за свое творчество, старшего поколения — за юную смену и т. п.

Дополняют сборник рассказы фантастического характера.

---

Старушка хлопотала в кухне; нашла меня ее собака: привела старушку на кладбище, вскочила на скамью и лизнула меня в знак приветствия. К моей хозяйке уже дважды приходили: разносчик-козел хотел продать занавески, обошел комнаты, измерил окна, и трубочист, весь такой чистенький, рвался заглянуть на чердак…

— Это шпики! — возмутился я ее наивности. — Обыкновенные доносчики! Козлика знаю, от него просто разит трусостью…

— А почему бы их не впустить, когда мне нечего скрывать? — усмехнулась она хитренечко. — Зато на время нас оставят в покое. Отдали вы сливы?

— Да, Виолинке. Передаст кому следует.

— Разумеется, передаст. — И пододвинула мне горшочек с белым акациевым медом, в этот осенний день мед благоухал июнем, началом жаркого лета.

Позднее я поднялся в маленькую комнатку на чердаке, благоухавшую домашним запахом сушеных трав; за окном на старом орехе носились белки, с довольным цоканьем собирали последние орехи на зиму.

Прежде чем лечь, записал на нескольких страницах обо всем, что с нами случилось последней ночью. Заснул глубоким, без страшных кошмаров, сном. Белье, жесткое от свежести, сохранило запах мешочков с лавандой — запах гостеприимного дома.

СНОВА С ГЛАЗУ НА ГЛАЗ С ДИРЕКТОРОМ

— Что-то неладно в столице, — предупредила меня старушка. — Когда я выводила собаку, — тут она подмигнула заговорщицки, — горожане шли на рыночную площадь. Толпа возбуждена, многие грозили кулаками замку. И в городе полно патрулей, у каждого за поясом веревка — вот, мол, что грозит за беспорядки…

— Болташка, — вырвалось у меня через стиснутые зубы.

— А вы, дорогой мой, будьте осторожны. Даже моя собачка ощетинилась и потянула меня домой. Надо думать, вам лучше переждать, посидеть в тепле, пописать, хоть бы и о том, что должно случиться?

Я словно голос жены услышал.

Солнечный день обманывал возвращением лета. Не послушался я доброго совета и отправился к Рынку Будьтездорового Чихания. Площадь была запружена людьми. Я взобрался на ступеньки зеленной лавки, из которой уже давно выветрились пряные запахи; плотную толпу рассекала щель, море голов словно расступилось. На эшафоте, прислонясь к виселице с небрежным изяществом, будто к стволу березы, стоял Директор в окружении своих служак. Его окружал кордон бульдогов, в тылу поблескивали секиры алебардщиков.

Чиновников из его канцелярии узнать можно сразу по бледным лицам и длинной левой руке: вместе с бумагами, прошениями и жалобами они привыкли получать „слева“ звонкие дары. Около эшафота шнырял козлик Бобковит, посредник в нечистых делах, соглядатай и доносчик. Со злобным удовольствием я заметил, что козлик не успел еще справить себе новую бороду. Морду подвязал черным платком — дескать, зубы болят. Без бороды походил на козу и по сему поводу постоянно пребывал в отчаянии.

Над морем голов, по другую сторону площади, возвышались кузнецы с лицами, багровыми от огня, и с черными от въевшейся копоти руками, за ними стояли столяры и плотники, заляпанные смолой и едкими красителями, с кудрявыми стружками в волосах. Красильщики, кожевники, я углядел даже кучку трубочистов в цилиндрах — все были вызывающе перепачканы. Так собрались все вместе люди, чью профессию запретили, ибо они делали грязную работу и посему не соответствовали лозунгу, который ветер раздувал над властной фигурой Директора:

ВСЮ ВЛАСТЬ ЛЮДЯМ ЧИСТЫХ РУК!

Словно знамена, в противном лагере на жердях были развернуты надписи, хором повторяемые бунтовщиками:

Да здравствует работа
до седьмого пота.
Коль работать захотим,
станет талер золотым!

Или коротко, будто удар хлыста:

Долой чистюль!
Белоручки бьют баклуши, руки чисты — грязны души!

А одна надпись — явный сигнал близких перемен:

Ой, пора, давно пора
в шею гнать Директора!
Он чист и бел, богат, здоров —
а руки чисты у воров!

На плечах товарищей над толпой поднялся артиллерист Бухло.

— Блаблаки! Хватит валять дурака и лгать! Чистые руки — вовсе не залог честности! У тех, кто работает в поле, в мастерской, руки всегда грязные. Белые руки только у лодырей! Для нас важнее чистых рук чистая совесть и чистое сердце! А этого не проверишь, пока не узнаешь, что люди делают, как работают. Тогда и обнаруживается чистота побуждений, сразу видно, кому они служат — народу и Родине или, как те… вон там, — он показал рукой на собравшихся вокруг Директора, — хапают из общего достояния для себя лично, свои интересишки блюдут, хоть и притворяются, заботятся-де о нашем благе! Поэтому скажем во весь голос: долой! Долой лжецов чистюль!

Громоподобный Бухлов бас поддержала вся площадь:

Гнать Директоришку вон,
сколь добра нахапал он!
Делать ничего не хочет,
а на трончик зубы точит.
Мы поклонимся труду
и в грязище и в поту,
ибо труд тяжелый сладок,
он воротит нам достаток!
Хватит нищенствовать нам!
Гнать Директора к чертям!

После всех этих оскорблений, когда шум поутих и в толпе прекратилось движение, Директор поднял обе руки благословляющим жестом. Его ладони в безупречно белых перчатках затрепетали, подобно чайкам над бурными водами.

— Достойные жители Блабоны! Мудрые и великодушные блаблаки! Братья! — Последнее слово было обращено к посвященным: приготовиться, мол. — Это уже не Рынок Будьтездорового Чихания! Принюхайтесь, чем здесь сегодня пахнет! Вспомните, как здесь бывало…

— Знаем! Помним! — раздались крики. — К делу!

Другие уже возмутились — каждый имеет право голоса.

— Дайте ему говорить! Правильно говорит!

— Вот здесь печень поджаривалась на вертеле! — показывал он на угловую лавку, наглухо забитую досками. — Там в котле бурлили рубцы! Пузыри пыхтели майораном…

И все поворачивали головы, будто он за нос их тянул. А Директор колдовал, и появлялось пиво, пеной стекавшее с полных кружек, вина, красные и белые. Для детей содовая вода с малиновым соком, а в соке — сама эссенция лета… А где ореховые торты? Где ромовые бабы, покрытые глазурью? Имбирные пряники, струдели из слоеного теста, сквозь тоненькие пласты просвечивают темные вишни или ломтики яблок… И где все это?

— Все разбазарил Королевский совет, сожрал до последней крошки, выпил до последней капли. Взгляните, еще и сегодня трясется у них упитанное брюхо, а вы из месяца в месяц ушиваете портки, новые дырки вертите в ремнях!

Это была ложь, однако приятно слышать, что есть виноватые, хотя даже если бы каждый из членов совета имел дюжину ртов, и то не смогли бы так основательно объесть Блабону, как это сделало правительство Банщиков. Но Директора уже слушали, он завоевал толпу.

— Поэтому и нужны мы! Мы, Люди Чистых Рук. — Снова белые перчатки привлекли все взгляды. — И вы избрали нас добровольно! Доверили нам посты! Ввели в ратушу и в замок! Недавно горячо аплодировали и кричали здравицы в нашу честь…

— Почему же и дальше все пропадает? Почему лавки и подвалы пусты? — заорал кто-то из-за плеч сержанта, и все, словно опомнившись от наваждения, согласно закивали головами, дескать, так оно и есть, дескать, истинная правда.

— Слишком слаб еще контроль, слишком мало чистых рук, надобно сторожить, следить, считать и искать предателей! Если есть недостатки, должны быть виновные! А виновных мы…

— Болташку! Болташку! — загудела толпа.

— А кто контролирует Директора? — Острый, как шило, голос кольнул оратора.

— Никто! Я высший контролер! Значит, и все вы. Ибо вы облекли меня полным доверием. Отвечаю только перед вами, я постоянно у вас на глазах. Можете вывернуть мои карманы и мою душу! Благодаря вам я ношу эти белые перчатки — знак служебной чистоты!

— Вот и сними их! — пискнул снова тот же высокий голос.

Я узнал смельчака — это с Бухлова плеча кричал Мышик.

И вот в разных местах раздались крики в поддержку:

— Снимай перчатки! Снимай перчатки!

И вся площадь обвиняюще взвыла:

— А ну снимай! Быстро!

Директор импонировал мне спокойствием. Повинуясь, величественно поднял руки. Воцарилась тишина — судя по всему, недоброжелательная.

— Вы все свидетели! Народ — наивысший судья! Народ, собравшийся на площади, проверит…

К нему обернулись все лица, чиновники ловили его взгляд с преданной угодливостью, с морд у бульдогов текла слюна, шпики уже показывали друг другу на Бухла и обоих Узелков для ареста, для подземной тюрьмы и в отчаянии пытались понять, почему Директор идет на уступки, чего добивается, уступая требованиям толпы.